– Ключ не вставить, скважина заварена, – сообщил Джек. – Мне понадобятся болторезы, чтобы…
Внезапно в комнате зажглись все лампы.
Это случилось настолько неожиданно и свет был таким ярким, что Джек невольно зажмурился. Прикрыв глаза рукой, он отвернулся от кровати, отступил на пару шагов и поморгал. В глазах потихоньку прояснялось, хотя свет все еще причинял боль. На краю тумбочки лежал томик Стивена Кинга в мягкой обложке, возле него стояла плетеная корзинка с журналами по садоводству. Когда он посмотрел вниз, то заметил на своих туфлях темные пятна засохшей крови.
Потом мужчина начал страшно кричать.
Внимание Джека мгновенно переключилось на него. Голова мужчины приподнялась над кроватью, лицо стало багровым, вены на шее вздулись синими змеями. Его тело рвалось, пытаясь освободиться от пут, словно его било током. А глаза готовы были выскочить из орбит. Его взгляд был прикован к чему-то в изножье кровати..
Джек заметил, что стены заляпаны кровью. Он хотел обернуться… Слишком поздно… У него появилось ужасное предчувствие.
Два мальчика-близнеца лет семнадцати, одетые в шорты и летние футболки, сидели с двух сторон от матери. Их руки были связаны за спинками стульев, ноги тоже были привязаны к стульям. У мальчиков было перерезано горло. Кровь обильно залила их футболки и капала с коленей, образуя на полу ярко-красные лужицы. Джек перевел взгляд на глубокую рану на шее женщины. На ее губах застыла леденящая душу улыбка, которая словно вынырнула из его прошлого. Перед его мысленным взором возникла картинка, которую он так и не смог похоронить в глубинах сознания, – и она рванулась ему навстречу, словно экспресс.
Аманда, его жена, привязанная к стулу. Прямо перед ним. Ее щеки влажные от слез, и по ним протянулись темные линии потекшей туши. Она уже не плачет и не кричит. Она только горько всхлипывает.
Но именно надежда, которая сквозит в ее глазах, причиняет ему самое большое страдание. Она все еще питает надежду, что ее муж, эксперт ФБР, который уже попадал в серьезные переделки и сейчас сидит перед ней, найдет способ освободиться и спасти ее. Ее глаза как бы говорят, что все это не может происходить на самом деле. Ведь так, Джек? Скажи, что я права!
– Пожалуйста, Джек, – шепчет она. – Пожалуйста… сделай так… чтобы он остановился. Пожалуйста!
Он хочет ответить, но не может. Его рот залеплен лентой. Руки привязаны к стулу, ноги тоже. Наркотик, который ему вкололи, еще не вышел из организма и сковывает его волю. Ее ничто не может спасти. Он не может ни пошевелиться, ни заговорить. Все, что он может делать, – это сидеть и смотреть.
Майлс Гамильтон, человек, который дирижирует этим кошмарным оркестром, прохаживается за ее стулом. Он облизывает губы и, одним резким движением вывернув Аманде голову, прижимает ее подбородок к своему животу. В его глазах плещется темнота, и он с непосредственностью ребенка, попавшего на карнавал, наблюдает за горем Джека.
Гамильтон подносит скальпель к ее горлу.
Джек изо всех сил пытается вырваться и вместе со стулом заваливается набок. Он не может двигаться. «Вот и все, – говорит ему голос. – Ты больше ничего не можешь сделать. Это конец».
У Джека все поплыло перед глазами. Он снова обратился к той загадочной Высшей силе, почитать которую его приучили еще в католической школе.
Но Бога в той комнате нет. Бог не существует на этой земле. Это подтверждалось снова и снова во всех тех расследованиях, наполненных страданием и адом. Бог не придет, чтобы спасти его. Никто не придет.
– Джек! – донесся издалека знакомый голос.
Гамильтон сжимает скальпель. Видно, как напрягаются его мышцы, когда он проводит им по ее шее. Глаза Аманды плотно закрыты. Она делает глубокий вдох через нос и говорит голосом, полным страха, боли и ярости, слова, которые вечно будут жечь его душу:
– Помоги мне, Джек… Сделай что-нибудь… Пожалуйста!
Скальпель разрезает ей горло. Джек закрывает глаза и чувствует, как горячие капли крови брызгают ему в лицо. Он надсадно кричит, воет, но его последние слова к жене скрадывает кусок дешевой клейкой ленты. Его душа, сердце и память, все то, что он ценил больше всего на свете, теперь медленно удаляется от него, а он падает все глубже и глубже в черную яму, смердящую могилой и разложением. А над всем этим раздается смех сумасшедшего…
– Джек!
Перед ним стоял Ронейн. Он крепко держал Джека за плечо и тряс, пытаясь вывести из оцепенения.
Джек рывком высвободился, у него кружилась голова. Он мог вот-вот упасть.
Схватившись за угол шкафа, он глубоко вздохнул и отвернулся. В комнате было полно людей, и все они глядели на него. Мартин Гоуз, еще один детектив из управления, стоял возле дверного косяка и смотрел на Джека так, словно увидел привидение. На лицах патрульных в коридоре было то же выражение.
Ларри Рос смотрел в потолок и громко всхлипывал, пока патрульные освобождали его от наручников. Один из полицейских, Ронни Дойл, молодой парень с коротко остриженными светлыми волосами, сказал:
– Наручники запаяны.
– Болторезы… – прохрипел Джек.
Ронейн вынул спичку изо рта.
– Болторезы, – повторил Джек, – лежат у меня на заднем сиденье.
– Да, точно, болторезы. Слушай, Джек, выйди на улицу, подыши свежим воздухом. Мы с Гоузом все здесь приберем.
Но Джек уже мчался мимо Ронейна. Он протиснулся сквозь толпу полицейских, сбежал по лестнице, не удержался и упал. Когда он поднялся на ноги, мир бешено вращался вокруг него. Он стремглав бросился к входной двери, распахнул ее и выскочил на улицу, словно за ним гналась сама смерть.
Он так резко распахнул багажник своей машины, что тот чуть не закрылся снова. Джек закрепил его и отбросил в сторону тряпку, которая прикрывала небольшой ящик, где он держал инструменты. Руки дрожали не переставая. Болторезы лежали возле зеленого ящика. Капли пота сбегали по лбу и падали на запаску. Казалось, что инструменты вибрируют.
Психологи называют это посттравматическим стрессовым расстройством. У него оно было только однажды, несколько лет назад, в день похорон Аманды.
Когда день плавно перешел в вечер, он отключился возле дома. Он так и не понял, почему это случилось. Он был пьян. Его внимание привлек почтовый ящик на столбике. Между журналами «Роллинг Стоун» и «Беттер Хоумз энд Гарденз» лежало письмо без обратного адреса. Он вынул из него черно-белую фотографию Аманды, сделанную во время вскрытия, и его охватило то же всеобъемлющее переживание, что и несколько минут назад в спальне.
Дрожь и пот пройдут, но на это потребуются часы. Столько времени у него не было. Ему следовало быстро справиться с этим и вернуться в спальню.
«Дыши. Сосредоточься и дыши…»
Джек сжал край багажника с такой силой, что побелели костяшки пальцев. Он оперся о машину, закрыл глаза и начал глубоко, медленно дышать, задерживая воздух в легких, пока они не начинали гореть огнем. С моря дул сильный теплый бриз. Фейерверки продолжали взрываться и рассыпаться искрами.
Несколько минут спустя он открыл глаза. На него глазели люди. В голове начало проясняться. Мысли больше не метались, как испуганные лошади. Он мог думать.
Джек вытер рукавом лоб, схватил болторез, захлопнул багажник и обошел машину со стороны водителя. Ронни Бойл, молодой патрульный, которые рассматривал наручники в спальне, вышел из-за дерева. У него за спиной вспыхивали и снова гасли огни полицейских машин. Ронни был бледен и нервно моргал, пытаясь отогнать ужасные воспоминания.
– Что случилось? – спросил Джек.
Бойл откашлялся.
– Сэр, он сказал…
– Мне все равно, что он сказал, здесь командую я! Забирай свою задницу и отправляйся вместе с другими на пляж.
Джек посмотрел на пляж, перевел взгляд на Дойла, который явно чувствовал себя не в своей тарелке, глубоко вздохнул и начал сначала:
– Ронни, я хочу, чтобы ты отогнал всех этих людей от дома. Они, черт подери, подошли слишком близко, и я хочу, чтобы они немедленно убрались! Усек?
Бойл почесал затылок. Сквозь редкие заросли Джек видел Ронейна, освещенного полицейскими огнями. Тот стоял на крыльце, держась одной рукой за дверной косяк, на фоне сеточной двери. В уголке его рта торчала зажженная сигарета.
Ронейн выпустил длинную струю дыма.
– Эй, Бойл! Хватай болторезы и тащи свою задницу…
Взрывом выбило все стекла на первом этаже, а Ронейна швырнуло с крыльца, словно марионетку, которую дернули за веревочку. Земля содрогнулась. Джек еле удержался на ногах, схватившись за капот. Звук взрыва все еще отдавался у него в голове глухим, неприятным шумом. Последнее, что он запомнил, было перекошенное лицо Ронейна, который головой вперед врезался в стеклянную дверь соседнего дома.
