Сабир направился к лифтам и надавил на кнопку:
— Мы на пятом этаже сидим. Вид — отличный. С одной стороны — автопарк «Теско», с другой — автострада. Прямо как Венеция весной, типа того. — Цифры на табло поползли вниз с девятого этажа. — А ты к нам как, с дружеским визитом или что-то нужно?
Я протянул ему фотографию. Двери раскрылись, но Сабир не двинулся с места. Он раскрыв рот смотрел на снимок.
Фырканье от стойки администратора:
— Нет… Клянусь, я никогда… Нет… Я же тебе сказала, она завидует.
Двери лифта снова захлопнулись.
Сабир выдохнул:
— Вот дерьмо…
Комнату для переговоров на пятом этаже наполнял горький запах кофе. Одна стена была из толстого стекла, двери на другом конце комнаты вели на балкон. Остальные стены были завешаны исписанными корявым почерком лекционными плакатами и белыми маркерными досками.
Проковыляв по бежевому ковру, Сабир развернул пакет из «Бургер Кинг» и достал горсть жареной картошки. Я пошел за ним.
В дальнем конце комнаты расположилась группа из пяти человек. Вокруг приземистого мужчины — рыжие с проседью волосы и лицо, изрезанное глубокими морщинами — за столами сидели двое мужчин и две женщины. Детектив-старший суперинтендант Дики, выгнув большой палец руки, указал им на ближайшую маркерную доску:
— И пожалуйста, Мэгги, удостоверься, что на этот раз ты вытащила у них все пленки с камер наружного наблюдения — все, которые у них есть. Не позволяй этим уродам надуть тебя. Пленки — все до одной — должны быть приобщены к делу.
Одна из женщин кивнула — стриженные под пажа волосы мотнулись вокруг длинного худого лица.
— Да, шеф. — И она черкнула что-то в записной книжке.
Детектив-старший суперинтендант Дики откинулся на спинку кресла и с улыбкой взглянул на гору мускулов без подбородка:
— Байрон?
— Да, конечно… — Громадный сержант поправил очки в тонкой металлической оправе. — Когда в прошлом году Хелен пропала, полиция Тэйсайда опросила всех ее друзей, одноклассников и всех сотрудников парикмахерской, в которой она работала по субботам. Никто ничего не видел. Достаточно стабильная домашняя жизнь, хотела пойти учиться в университет — изучать право. Бойфренда не было. Любила карликовых песчанок,[10] Леди Гагу и читать.
Он повернулся и указал пальцем на пробковую демонстрационную доску, к которой было приколото штук тридцать фотографий молодых девушек. Все числились пропавшими без вести за последние двенадцать месяцев — как раз до того, как им исполнилось тринадцать.
Когда-то здесь висела фотография Ребекки.
На одной из фотографий имелась красная окантовка — ленточка, которая удерживалась на месте латунными чертежными кнопками. Это должна была быть Хелен Макмиллан — волосы, как отполированная медь, весело улыбается. На ней белая рубашка и что-то вроде школьного галстука.
Лицо Байрона исказила мрачная гримаса.
— Судя по информации от Бремнера, она совпадает с профилем жертвы только на двадцать пять процентов.
Детектив-сержант Гиллис, сидевший с другой стороны, провел рукой по длинной, как у викинга, бороде, достававшей ему почти до груди. Волнистые русые волосы собраны в конский хвост на затылке.
— Насколько нам известно, Хелен никогда не вела дневник, так что мы не имеем представления о том, планировала ли она встретиться с кем-нибудь в день ее похищения. — Его речь была чем-то вроде морнингсайдского рычания,[11] осложненного тремя пачками «Бенсон энд Хеджес»[12] в день. — Мать ее сказала, что она любила после закрытия парикмахерской в субботу походить по магазинам — присматривала себе новый мобильный телефон к дню рождения. Последнее место, где ее видели в тот день… она выходила из магазина «Водафон» в торговом центре «Овергейт» в пять тридцать семь вечера. После этого — ничего.
Лики сделал отметку маркером на белой доске:
— Кажется, нашему малышу нравятся торговые центры? А что насчет общения в социальных сетях?
Сабир откашлялся:
— Просмотрели все еще раз с начала до конца — мы тут получили новое программное обеспечение по определению паттернов.[13] Можно отслеживать в Сети ее друзей. Но пока дело далеко не продвинулось, можно только определить, кто у них там на кого запал, не больше. — Шлепнул меня рукой по плечу — рука воняла жареной картошкой. — Тут еще есть новости.
Все взглянули на меня и кивнули — все, кроме волосатого задрота, детектива-сержанта Гиллиса. Этот помахал мне рукой.
Улыбка сделала морщины вокруг рта старшего суперинтенданта еще глубже.
— Детектив-констебль Эш Хендерсон, провалиться мне на этом месте. Чем мы обязаны столь… — Потом улыбка исчезла. — Что-то случилось, не так ли?
— Вчера днем, в два тридцать, бригада муниципальных рабочих проводила работы на магистральном канализационном коллекторе. — Я достал фотографию, которую показал Сабиру, и протянул ее Дики. Это был глянцевый снимок котлована, двадцать на тридцать, с сильным увеличением. Земля была темная, почти черная, и резко контрастировала с ярко-желтым муниципальным экскаватором на заднем плане. Рваная бахрома черного пластика окружала развороченную кучу белых костей — ребер, бедренных и больших берцовых, — в беспорядке лежавших рядом с ковшом экскаватора Череп лежал на боку, левый висок его был пробит и вдавлен внутрь. — Мы получили результаты анализа записи зубной формулы. Это Ханна Келли.
— Твою ты мать… — Детектив-сержант Гиллис, усмехнувшись, дернул себя за викинговскую бороду. — Одна есть! Наконец-то мы нашли хоть одну!
— Чертовски замечательно! — Дики встал и, схватив меня за руку, пожал ее. — Теперь у нас есть хоть какие-то вещественные доказательства. Настоящие, приличные вещдоки. Не какая-то полузабытая информация с допросов или зернистые снимки с камер наружного наблюдения, показывающие хрен знает что. Это настоящее доказательство. — Он отпустил мою руку, и на какое-то мгновение мне показалось, что он двинулся ко мне навстречу, собираясь обнять.
Я сделал шаг назад:
— Сегодня в три часа утра нашли еще одно тело. В том же самом районе.
Сабир одной рукой открыл крышку ноутбука, держа в другой руке недоеденный гамбургер:
— Где? — Пальцы его левой руки заплясали по клавиатуре.
Подвешенный под потолком видеопроектор, зажужжав, ожил, и стена рядом с дверью превратилась в большой экран — загружалась программа «Гугл Планета Земля».
— Макдермид-авеню. — Я присел на край стола.
— Макдермид-авеню…
Щелканье клавиш, и карта наплывом переместилась на северо-восток Шотландии, потом на Олдкасл — блестящая загогулина Кингз-ривер разделяла его пополам. Потом еще ближе, пока Касл-хилл не закрыл всю стену: кривые, мощенные булыжником улицы, окружающие замок; зеленое пространство Королевского парка; прямоугольный, в стиле шестидесятых годов, корпус больницы. Еще ближе — улицы в шеренгах деревьев, дома из песчаника — с покатыми крышами и длинными садами на задних дворах. Макдермид-авеню оказалась в самом центре — она увеличивалась и увеличивалась, пока не стали видны отдельные автомобили. Задние фасады домов выходили на поросший кустарником, подлеском и отдельно стоящими деревьями прямоугольник — старый парк, вдоль и поперек пересеченный множеством тропинок.
Детектив-старший суперинтендант Дики пошел к стене и остановился только тогда, когда его тень упала на изображение улицы.
— И где тут место захоронения? — Он переступил с ноги на ногу, потирая друг о друга кончики пальцев.
Наверное, он думал так: нужно идентифицировать дом, где были захоронены трупы, йотом найти того, кто жил здесь девять лет назад, арестовать его, и все могут спокойно расходиться по домам. Несчастный придурок.
Я локтем отстранил Сабира, стряхнул кунжутные семена с клавиатуры и покрутил курсором по территории парка за жилыми домами. Пару раз щелкнул мышкой в дюйме от развалин оркестровой эстрады — в самой глубине зарослей кустов ежевики. Пошел еще один наплыв, только на этот раз разрешения спутниковой фотографии не хватило, и экран снова заполнился крупными мутными пикселями.
Плечи Дики слегка опустились. Не так-то это легко.
Я снова уменьшил масштаб, и к Макдермид-авеню на экране присоединилось еще несколько улиц — Джордан-плейс, Хилл-терис и Гордон-стрит, каждая из которых задами выходила в парк.
Женщина с прической под горшок присвистнула:
— Тут, должно быть, штук шестьдесят домов… если не больше… штук восемьдесят, наверное?
Я покачал головой:
— Большую часть этих домов еще в семидесятых разделили на отдельные квартиры, так что здесь около трехсот домашних хозяйств, имеющих выход к парку.
— Вот дерьмо.
