— Великолепно, — сказал Стенфорд.
Ренфро кивнул, явно довольный тем, что заслужил похвалу, и продолжил:
— Мы сказали, что в доме Тайлеров несчастье, что Элизабет упала с лестницы и что Паоле и Мэдисон нужно срочно вернуться.
Девочку я сразу усыпил хлороформом на заднем сиденье. Прием был уже хорошо отработан при предыдущих похищениях. Но Паола попыталась схватить руль. Мы все могли погибнуть! Мне пришлось ее застрелить. А вы бы что сделали? — спросил он, обращаясь к Дэйву Стенфорду.
— Я бы задушил тебя еще при рождении, — ответил Дэйв. — И очень жалею, что этого не сделал кто-то другой.
Часть пятая
Фред-а-лито-линдо
Свободных мест в зале не осталось — юристы, репортеры отделов криминальной хроники, родственники жертв, десятки пассажиров, оказавшихся на пароме «Дель-Норте» в тот злосчастный день вместе с Альфредом Бринкли. Приглушенный гул голосов поднялся волной ропота, когда дверь открылась, и два охранника ввели подсудимого.
Вот он!
Убийца-с-Парома.
Пока с Бринкли снимали наручники и цепи, Микки Шерман встал из-за стола и пододвинул своему клиенту стул.
— У меня будет шанс выступить? — спросил его подзащитный.
— Я думаю об этом, — ответил Шерман. — Вы уверены, что хотите это сделать?
Бринкли кивнул:
— Да. Как я выгляжу?
— Вполне прилично.
Микки сел и еще раз оглядел своего клиента — бледный, худой, неаккуратно выбритый, с воспаленной от затупившегося лезвия кожей, в дешевом блестящем костюме, висящем на нем, как на огородном пугале.
Обычно клиентов выпускают для дачи показаний в крайнем случае, когда рассчитывать больше не на что, когда защита, как говорят, уже хватает ртом болотную жижу, да и тогда принимают во внимание его способность поколебать уже сложившееся у присяжных впечатление. Последнее зависит от того, насколько подсудимый симпатичен публике, может ли он внушить ей доверие или пробудить жалость.
Фред Бринкли был скучен, сер и неинтересен.
С другой стороны, чем они рискуют и что могут потерять? Обвинение предъявило свидетелей, видеозапись и собственноручное признание подсудимого. Так что Микки Шерман еще не отказался от мысли бросить на весы самого Бринкли. Может быть, Фред-а-лито-линдо — как называли его в прессе из-за песенки, которую несчастный псих бормотал себе под нос, — убедит жюри, что голоса сводили его с ума, что они терзали его и мучили и что ему ничего не оставалось, как только подчиниться им и расстрелять тех бедных пассажиров.
Фред имел полное право выступить в свою защиту, но Шерман полагал, что сумеет разубедить его при необходимости и удержать от опрометчивого шага. Он так и не пришел к однозначному решению, когда присяжные заняли места на своей скамье, а судья взял в руки молоток. Бейлиф объявил начало заседания, и в обитом деревянными панелями зале воцарилась напряженная тишина.
Судья Мур посмотрел на защитника поверх очков:
— Готовы, мистер Шерман?
— Да, ваша честь. — Микки Шерман встал, застегнул пиджак на среднюю пуговицу и повернулся к клиенту: — Фред…
— Итак, вы попали в психиатрическое учреждение после трагического случая с вашей сестрой? — спросил Шерман, заметив, что его подзащитный держится на новом месте легко и непринужденно. Гораздо лучше, чем можно было ожидать.
— Да. Я сам туда обратился. Не мог больше.
— Понятно. И вас там лечили? Давали лекарства?
— Конечно. Шестнадцатилетним и без того тяжело, а если у вас на глазах умирает младшая сестренка, жизнь становится просто невыносимой.
— То есть депрессия началась после того, как вашу сестру сбросило парусом за борт и вы не смогли спасти ее?
Юки поднялась из-за стола.
— Ваша честь, мы не возражаем против того, чтобы мистер Шерман выступал в качестве свидетеля, но тогда его следует хотя бы привести к присяге.
Микки холодно улыбнулся.
— Я сформулирую вопрос иначе. — Он снова повернулся к клиенту: — Скажите, Фред, вы слышали голоса до происшествия с сестрой?
— Нет. Я стал слышать его потом.
— Вы могли бы пояснить присяжным, о ком вдет речь?
Бринкли схватился за голову обеими руками и глубоко вздохнул, словно боялся, что голос вот-вот вернется.
— Понимаете, голос не один. Есть женский голос, такой нудный и подвывающий, но о ней не будем. И есть другой. Сердитый. Злой. Кричит-орет. Пугает. И везде меня преследует.
— И этот голос приказал вам стрелять в людей на пароме?
Бринкли кивнул с несчастным видом:
— Да. Он все время кричал: убей, убей, убей! Он так кричал, что я слышал только его. Все остальное было не важно. Я не мог спрятаться от него. Я мог делать только то, что он требовал. Был только голос, прочее — лишь страшный сон.
— Если бы не эти голоса, которые преследовали вас пятнадцать лет и которые появились после смерти вашей сестры, вы убили бы кого-нибудь? — спросил Шерман. Он уже заметил, что клиент не слушает его, а смотрит пристально куда-то в зал.
— Там моя мать! — удивленно произнес Фред. — Это же моя мама!
Головы присутствующих повернулись к светлокожей афроамериканке лет пятидесяти с небольшим, которая прошла к своему месту, сдержанно улыбнулась сыну и села.
— Фред, — окликнул Бринкли адвокат.
— Мама! Я все скажу! — крикнул Бринкли дрожащим от волнения голосом. Лицо его перекосилось словно от боли. — Ты слышишь, мама? Приготовься услышать правду! Мистер Шерман, вы все не так поняли. Вы говорите, что смерть Лили была несчастным случаем, но это не так! Это не был несчастный случай!
Микки повернулся к судье.
— Ваша честь, — сухо сказал он, — полагаю, самое время объявить перерыв и…
Договорить ему не дал подзащитный:
— Мне не нужен перерыв. И, откровенно говоря, в вашей помощи, мистер Шерман, я больше не нуждаюсь.
— Ваша честь, — Микки Шерману стоило немалых усилий сохранять ровный тон и вообще делать вид, что ничего серьезного не случилось, что его клиент не свернул с дороги и не несется на полной скорости к пропасти, — я бы попросил изъять из протокола показания мистера Бринкли.
— На каком основании, мистер Шерман?
— У нас это было, мама! — прокричал на весь зал Фред Бринкли. — Мы занимались любовью. До того. И когда ее сбило парусом, она как раз снимала топ…
— О Господи… — донеслось из зала. Кто-то застонал.
— Ваша честь, показания моего подзащитного не относятся к рассматриваемому здесь делу.
Юки отреагировала моментально:
— Ваша честь, мистер Шерман сам вызвал этого свидетеля. Свидетеля, который одновременно является его клиентом!
Бринкли повернулся к присяжным, которые как будто вжались в кресла под пронзительным взглядом подсудимого.
— Я поклялся говорить правду, — твердо заявил он, перекрывая усиливающийся шум. Судья постучал молотком по дощечке, но хаос в зале только нарастал. — И правда заключается в том, что я и пальцем не шевельнул, чтобы спасти сестру. Я убил тех людей на пароме, потому что он сказал, что я — опасен.
Шерман опустился на свое место и начал неторопливо складывать бумаги.
— В тот день на пароме я брал их на мушку и спускал крючок! — орал Бринкли, брызгая слюной. — И я могу сделать это еще раз! Я — опасен!
Присяжные с изумлением наблюдали, как по впалым щекам подсудимого покатились вдруг слезы. Он вытер их ладонью.
— Достаточно, мистер Бринкли! — рявкнул судья.
— Вы поклялись судить по справедливости, — бубнил Фред, ритмично колотя себя по коленям и раскачиваясь. — Вы должны казнить меня за то, что я сделал с теми людьми на пароме. Только так можно застраховаться от повторения. Если вы не приговорите меня к смерти, обещаю, я вернусь.
Сложив документы в папку, Микки Шерман убрал ее в металлический кейс и защелкнул замки. Лавочка закрылась.
— Мистер Шерман, — обратился к нему судья, чье лицо приобрело розоватый оттенок, — у вас есть вопросы к свидетелю?
— Нет, ваша честь.
— Мисс Кастеллано?
После таких заявлений подсудимого добавлять что-то было уже бессмысленно. Все присутствующие, включая присяжных, слышали недвусмысленные угрозы: «Я — опасен… Если вы не приговорите меня к смерти, обещаю, я вернусь».
— У обвинения вопросов нет, ваша честь, — сказала Юки.
И только когда судья попросил Бринкли вернуться на место, в голове у нее замигал вдруг красный свет.
А не ошибаются ли они все?
Действительно ли Бринкли только загнал последний гвоздь в крышку своего гроба?
Или же целью этого представления было убедить присяжных в невменяемости подсудимого?
Не сделал ли Бринкли для своей защиты больше, чем Микки Шерман?
