Впереди ее ждало целое воскресенье. В рабочие дни она не позволяла себе хандрить, но по воскресеньям чувствовала себя по-настоящему одинокой, если только ее не навещали друзья или она сама их не приглашала. Может, стоит делать это почаще? Неважно, что приходится готовить и наряжаться. А этот день она проведет за уборкой: постирает, выгладит белье, пропылесосит все, что можно, и если на улице не похолодает, то прогуляется в парке или по Бэйсуотер-роуд, где кафе переполнены парочками, сидящими при свечах и держащимися за руки. Но нет, она никуда не пойдет, она посмотрит видео. У нее есть несколько кассет, которые в общей сложности длились двадцать часов. Они стали ее главной драгоценностью.
Как у большинства не самых популярных актеров, у Мартина случались длительные периоды безработицы. В такие времена он преподавал ораторское искусство, собирал полки в «Сейнсбери»,[4] а в самые трудные дни даже нанимался убирать квартиры. Многие из хозяев этих квартир запомнили его, и когда он стал звездой, всем кому не лень сообщали: «Не поверите, но Мартин Ферри работал у нас уборщиком». Он не был уверен, стоит ли пробоваться на роль инспектора Джонатана Форсайта, но его уговорил друг, и он же за неделю до этого познакомил Мартина с Инес. Мартин как раз разводился с первой женой, а Инес только что развелась с Брайаном. Он позвонил ей и напомнил о себе. Потом назначил ей свидание и рассказал, что его собираются прослушивать на главную роль в новом детективном сериале, но попросил не скрещивать пальцы зря, потому что не надеялся получить эту роль.
Даже когда он получил роль и начались репетиции, надежды на успех сериала было мало. Книги, по которым его снимали, не входили в число бестселлеров, а Инес, которая прочла несколько, они показались плохо написанными и неубедительными. Однако то ли сценарист постарался, то ли Мартин оказался настолько обаятельным, но Форсайт мгновенно сделал эти книги популярными. За три месяца, во время которых показали шесть эпизодов, Мартин стал знаменитостью. Инес решила, что он ее бросит и подыщет кого-нибудь из своего круга, из шоу-бизнеса, кого-то помоложе. Но вместо этого он сделал ей предложение.
Когда они познакомились, у него ничего не было, он жил в арендованной квартире, но до свадьбы успел купить ей этот трехэтажный дом на Стар-стрит, где они и поселились. Длинное помещение внизу, приспособленное для магазина, они закрыли. Сказать, что брак был счастливым, как многие говорят: «Ах, Инес так счастлива в браке, правда?» – значило не сказать ничего. Это было блаженство. Страстная, захватывающая дух любовь, которая никогда долго не длится и на которую способны только молодые, да и то не всегда, продолжалась до того самого дня, когда Мартин умер от сердечного приступа. Худой, высокий и подвижный, умеренный во всем, Мартин, который ни разу в жизни не выкурил сигареты, вдруг в пятьдесят шесть лет умирает от инфаркта, всего за какие-то несколько минут.
Дом и приличные накопления Мартина перешли к Инес. Но ей до этого не было дела. Лучше бы она осталась без всего, пусть кто-нибудь обокрал бы ее и оставил на улице, валяться на тротуаре с бродягами. Все что угодно, лишь бы Мартин остался жив. И утешения не было. Так она тогда думала. Случайно наткнувшись среди своих вещей на ящик видеокассет с фильмами о Форсайте, она вздрогнула. Инес не знала, почему не выбросила их сразу, может, потому, что боялась даже прикоснуться к ним. Она спрятала кассеты в шкаф и долго этот шкаф не открывала. Одного взгляда на кассету с фотографией Мартина ей хватало, чтобы разрыдаться.
Но через полгода после его смерти она дошла до полного отчаяния. Она не могла смириться с тем, что его нет рядом. Она страстно желала увидеть его хоть на мгновение. Инес пошла в спальню и высыпала все снотворные таблетки, которые ей прописал врач, в бокал с джином. Именно в эту минуту, – она так и не поняла, как это случилось, – она вспомнила о кассетах. И поняла, что теперь сможет увидеть его, и не на мгновение. Она сможет часами видеть его, слышать, смотреть, как он двигается и говорит. А что, если увидеть его окажется еще ужаснее? Но ничего ужаснее ее состояния придумать было уже нельзя.
Когда она вынимала кассету из футляра, руки у нее дрожали. Это была первая серия: «Форсайт и Менестрель», и первым шоком стала знакомая музыкальная заставка из Генделя, которую она нигде больше не слышала. Потом в кадре появился Мартин, он поднимался в офис по ступенькам. Инес не смогла сдержаться и разрыдалась. Она заранее знала, что это будет мучительно.
Но она ошибалась. На экране был ее обожаемый муж, ее любовник, ее сокровище, единственный мужчина, которого она любила, и вот он с ней, в этой комнате. Она чувствовала, что он с ней разговаривает. Ей не хватало только лишь возможности прикоснуться к нему, и это было непоправимое «только лишь». Но фильм подарил ей много другого. И не на мгновение. Он никуда не исчезнет во второй раз, потому что она сможет смотреть эти кассеты, когда пожелает. У нее теперь есть второй Мартин, запечатленный на пленке, его улыбка, бархатный голос, и она будет смотреть на него, когда захочется. Существуют ведь еще фильмы, те, которых у нее нет, и она сможет достать их, она достанет все его записи…
Итак, вместо того чтобы гулять под золотистыми вечерними огнями, которые вызывают у нее горькую ностальгию, она сможет провести этот долгий вечер с Мартином.
Стар-стрит тянется на запад, соединяя Эджвер-роуд, Норфолк-сквер, железнодорожную станцию Паддингтон и больницу Святой Марии. Вдоль улицы – ряды домов, которые когда-то были просто трехэтажными. Сейчас там, где Стар-стрит пересекают другие улицы, в домах на каждом перекрестке, на цокольном этаже обязательно есть магазин, и эти дома значительно возвышаются над остальными в ряду. Дома возвышаются одинаково на трех перекрестках, и это выглядит как инновация, придуманная архитектором девятнадцатого века.
Улицы довольно широкие, а деревьев мало, но этот недостаток компенсируют платаны и липы в саду Норфолк-сквер. Автомобили стоят на проезжей части, как во всем старом Лондоне, где нет парковочных мест. Вряд ли можно назвать Стар-стрит красивой, но в ней есть определенная викторианская прелесть. Радует симметрия домов и старомодное очарование магазинов. Здесь есть скобяная лавка, неизменное агентство недвижимости, парикмахерская, газетный киоск и «Стар Антикс», который замыкает цепочку на углу Бриджнорт-стрит.
Когда-то он был книжным, и годами стоял закрытый. Вскоре после смерти Мартина умерла и тетя Инес – Виолетта, которая оставила ей большой старый дом в Клапаме и столько викторианской мебели, что ей можно заполнить целый антикварный магазин. Инес так и сделала. Сняла фанеру с окон, открыла магазин и начала заполнять его вещами тети Виолетты. Жильцов она нашла быстро, сначала Людмилу, потом Уилла Коббетта и, наконец, Джереми Квика. Лестница, соединяющая этажи, вела в маленький коридор, где находились двери на улицу и в сад, а также внутренняя, в магазин. На ней Инес повесила табличку: «Не входить», но никто ее не заметил, даже Джереми Квик, которого Инес считала идеальным жильцом. По какой-то неизвестной ей причине они все предпочитали выходить на улицу не напрямую, а через магазин.
В понедельник она спустилась сюда на десять минут раньше обычного. «Стар Антикс» был еще закрыт, когда на улице звякнул колокольчик и кто-то легко постучал по стеклу.
Не отрываясь от протирания пивных кружек Инес сообщила:
– Мы открываемся в девять тридцать.
– Это полиция, – ответили ей, – нам нужно с вами поговорить.
Инес открыла дверь. Их было двое, двое мужчин. Тот, который постарше, назвался инспектором уголовной полиции Криппеном, извинился за вторжение и объяснил, что это служебное посещение. Инес подумала, что имя у него неудачное для полицейского, и еще о том, что для молодых, правда, это имя ничего не значит. Обоим далеко до мужественного, вежливого и элегантного инспектора Форсайта.
– Чем могу вам помочь? Ваш визит связан с убийством девушки на Бостон-плейс?
– Так точно, мадам. – Ей вдруг почему-то захотелось, чтобы он назвал ее «любимая». – Вы, наверное, узнали об этом по телевизору.
– Но это ведь случилось не здесь. Бостон-плейс находится в миле отсюда.
Молодой полицейский снисходительно улыбнулся:
– Не так уж и далеко. Свидетель видел человека, убегающего с места преступления, пол он не смог определить, а десять минут спустя другой свидетель видел похожую фигуру, появившуюся на Стар-стрит со стороны Эджвер-роуд.
– Что вы имеете в виду под «появившуюся»? Он все еще бежал?
Только Криппен собрался ответить, как открылась внутренняя дверь магазина, из-за нее высунулась голова Джереми Квика. «Ой, простите, что побеспокоил», – и голова исчезла.
– Кто это? – спросил Криппен.
– Квартирант с верхнего этажа.
