– Папа?
– Нет. Кто-то другой.
Джек хотел прекратить это: «Черт с ним! Оно не стоит того, чтобы пугать ребенка». Но в мыслях он видел испуганные лица мальчика и девочек-близнецов из следующей семьи. Мысль о них наполняла его отчаянием. Они разговаривали с ним по ночам, умоляли снова и снова: «Мы не хотим умирать! Спаси нас, спаси нашу семью!»
Отчаяние, смешанное с гневом и страхом, охватило Джека. И эти чувства перевесили ужас Эрика.
– Эрик, ты помнишь, что он говорил?
– Он называл ее… плохими словами. Мама плакала. Сказала ему, что ей жаль.
– Жаль из-за чего?
– Из-за того, что она сделала.
– А что она сделала?
– Он говорил о ее… Я… Я… Я пошел к лестнице… Он не хотел прекращать… Он делал ей больно… Мама плакала… Мама плакала, и я хотел помочь ей… Я этого не сделал, потому что испугался.
Эрик пытался сдержать слезы. Ротштайн нервно заерзал, прикидывая, пора ли вмешиваться. Джек продолжал:
– Ты видел его, так ведь? Эрик кивнул и быстро задышал.
– Как он выглядел?
– Я спрятался в шкафу, внизу, – с трудом ответил Эрик. – Я так испугался. Я не захлопнул шкаф, чтобы смотреть за ним. Я видел его… Я видел его лицо.
– Расскажи мне, как он выглядел, Эрик.
– Его лицо… оно было все красное. Как будто кто-то заляпал его краской.
«Прекрати! Оно того не стоит. Что он, в конце концов, может знать такого, что поможет тебе?»
Восьмилетние девочки-близнецы, привязанные к стульям в темноте. «Помоги нам… Пожалуйста, спаси нас!»
– Как он выглядел, Эрик?
Эрик открыл рот, но из него не донеслось ни звука. Казалось, что он подавился.
«Скажи мне, Эрик!»
Ротштайн поднялся и подошел к ним.
Но Эрик уже нырнул обратно в темный омут.
– Я хочу, чтобы пришла мама, – только и смог ответить он. – Я хочу сказать ей, что мне жаль. Я хотел помочь ей, но не смог, потому что испугался.
Ротштайн осторожно отодвинул Джека.
– Все в порядке, не волнуйся, вопросов больше не будет, правда, детектив?
Эрик напрягся, глаза его расширились от ужаса перед надвигающимся кошмаром. Потом зрачки закатились, словно от удара током, ноги дернулись, сбив с подноса на пол апельсиновый сок и овсянку.
Бабушка Эрика закричала и едва не упала со стула на пол. Ротштайн одной рукой прижал тело Эрика к постели, а другой потянулся к кнопке вызова медсестры. Джек отошел от кровати. В ушах его шумело. Перед глазами возник восьмилетний Даррен Нигро: как он лежит на кровати, крича на мать, словно дикий зверь. Потом он увидел четырнадцатилетнего Даррена Нигро, который уже не лежит в больнице, принимает таблетки, проходит курс терапии, а после улыбаясь засовывает голову в петлю, потому что голоса, которые сводят его с ума, вот-вот замолкнут навеки и наступит долгожданный покой.
Эрик Бомон был в шаге от того, чтобы ступить на этот путь, навсегда остаться наедине с голосами и образами и острой болью, которая притаится в уголках сознания и будет постоянно напоминать о себе. Эту боль не прогнать медикаментами, лечением, словами из учебников по психологии или законами. Он останется один, и ничто на земле не сможет помочь ему.
«Спаси меня, – взмолился мальчик из следующей семьи. – Спаси меня, сестер и родителей, пожалуйста!»
Во рту начало пересыхать. Джек чувствовал, что Даффи схватил его за руку и тянет в коридор. Но все, что он видел и слышал, была темная спальня и крики испуганного мальчика, который больше не принадлежал к этому миру.
После того как записи о пациентах были помещены в информационно-поисковую систему документов, оригинальные файлы отправили на хранение в защищенное место на пятом этаже штаб-квартиры. В этом заключалась проблема. У Алана не было к ним доступа. Только у Пэриса. А Пэрис перезвонил ему только утром.
Было чуть больше шести утра. Алан был в душе, когда раздался сигнал факса. Он не выключил воду. Файлу понадобится несколько минут, чтобы прийти.
Одевшись, Алан приготовил стакан шотландского виски «Джонни Уокер» со льдом и только потом взял лист из факса. Красивый бостонский пейзаж медленно погружался в сумерки, оттеняемые великолепным закатом. Держа в руке стакан, Алан устроился перед окном и принялся читать о детстве Песочного человека.
Габриелю Ларушу было одиннадцать, когда он попал в программу изменения поведения. Его мать, Клара, которая даже школу не закончила, работала официанткой на стоянке грузовиков в Новом Орлеане, когда обнаружила, что беременна. Ее парнем был двадцатишестилетний мулат-наркоман, который вынужден был на десять лет уехать в Анголу из-за убийства двух членов конкурирующей банды мотоциклистов в баре, полном свидетелей. Кларе было пятнадцать, она жила в трейлере с отцом.
Через неделю после восьмого дня рождения Габриель прошмыгнул в спальню деда, где тот прикорнул на кровати. Громко орал телевизор. Возможно, именно сочетание кокаина и алкоголя отключило его восприятие действительности. В любом случае, Дейл Ларуш не пошевелился, когда внук полоснул его по горлу ножом и убежал в ночь, чтобы найти телефон и позвонить матери. Рождество было через два дня, и в этом году Габриель хотел преподнести матери подарок пораньше.
Суд определил его в психиатрическую клинику под Новым Орлеаном, которая сотрудничала с ФБР в рамках программы изменения поведения. Во время пребывания в этой клинике Габриель пытался задушить другого мальчика с помощью электрошнура. Еще он выколол доктору глаз. Тогда его перевели в «Грейвз» – заведение, в котором добились больших успехов в работе с подобными проблемными детьми и у которого был доступ к экспериментальным средствам подавления проявлений жестокости.
Нигде не упоминалось, проходил ли Габриель в «Грейвз» клиническое освидетельствование, но было указано, что новым лечащим врачом Ларуша стал доктор Ларри Рос.
Это сказало Алану все, что ему было нужно.
Алан отвлекся от чтения документа и вспомнил об ужасах, которые творились в «Грейвз», об экспериментах, которые стоили многим жизней. Потом он подумал о Флетчере и его попытках разоблачить «Грейвз» тогда, много лет назад. Теперь все повторялось.
«Я найду тебя, Малколм, и на этот раз ты не сможешь скрыться», – подумал он.
К документу прилагалась цветная фотография Габриеля в одиннадцать лет. К ней были прикреплены несколько фотороботов того, как Габриель, возможно, выглядел сегодня, в возрасте тридцати трех лет. Хотя фотороботы были неплохие, толку от них было мало.
Зазвонил телефон.
– Линч.
– Алан, это Скотт Миллер.
Так как Пол ДеВитт, скорее всего, был мертв, Алан назначил Скотта Миллера, тридцатидевятилетнего члена оперативной группы по информационным технологиям при ФБР, следить за базой данных программы изменения поведения.
– Что происходит, Скотт?
– Эта троянская программа, которую ДеВитт нашел в системе, работающая по принципу «черного хода» для проникновения в систему, чем пользовался Гарднер, была только что активирована. Гарднер вошел в систему.
Алан ощутил проблеск надежды. Если Песочный человек подключился к базе, его звонок можно отследить. Потому Миллер и звонил.
«Он отследил звонок. Он нашел Песочного человека!»
– Где он? – спросил Алан, хватая блокнот.
– Где-то в Нью-Лондоне, штат Нью-Гемпшир. Это все, что я могу узнать со своей стороны, потому что он звонит на сотовой частоте, а не по обычному телефону. Он использует несколько коммутационных пунктов, чтобы мы не смогли обнаружить его точное местоположение, но вызов идет из Нью-Лондона. Если вам нужно точное место, то для этого потребуется ноутбук с направленными антеннами. Возьмите техника, который у меня наготове. Ближайший аэропорт в Манчестере. У вас есть доступ к реактивному самолету?
– Мне надо позвонить.
Алан повесил трубку, дрожащей рукой набрал директора и рассказал ему о последнем повороте событий.
– Мне нужна команда спасения заложников, – сказал Линч. – У меня есть техник, который может подключиться к сигналу. Мы окружаем его, аккуратно берем еще теплого, никто ничего не узнает.
– Значит, скажи Виктору, это его работа.
– Я не знаю, где он.
– Не знаешь? Что, черт побери, ты имеешь в виду?
– Вы поставили его во главе этой операции. Он передо мной не отчитывается. Я целый день пытаюсь дозвониться до него, но его мобильный не отвечает, а его люди не знают, где он.
Директор молчал.
– Песочный человек может выйти из системы в любую секунду. Чем дольше мы ждем, тем скорее его потеряем.
– Хорошо, Алан, мне надо позвонить. Но не ошибись. Если завалишь дело, завтра первым делом будешь перевозить семью на Аляску.
Алан повесил трубку и позвонил вниз Кенни, шоферу. Операция ВОЗВРАТ перешла в активную фазу.
Он не планировал напиваться. Не так, как обычно методично пытаются заглушить воспоминания. На самом деле он вообще не планировал пить, но Эрик Бомон и Даррен Нигро не хотели прекращать кричать.
