— Расслабься, Энни, здесь тебе нечего бояться.
Мистер Роджер сказал бы, что сегодня прекрасный день, чтобы убить всех соседей.[1]
Он развернул меня спиной к себе и начал расстегивать змейку белого платья. Теперь я уже плакала по-настоящему. Это были не просто всхлипывания, а глупые судорожные завывания. Опуская замок змейки все ниже, он поцеловал меня в шею. Я вздрогнула. Он рассмеялся.
Он дал моему платью упасть на пол. Пока он расстегивал мой бюстгальтер, я пыталась как-то оттолкнуть его, но он крепко держал меня, обнимая одной рукой за талию. Вторая рука появилась с другой стороны и легла мне на грудь. Щеки мои были мокрыми от слез. Одна из слезинок упала ему на руку, и он резко развернул меня к себе лицом.
Он поднес руку к своим губам и накрыл влажное пятнышко от слезы ртом. Подержал его так секунду, потом улыбнулся и сказал:
— Соленая.
— Прекратите. Прошу вас, прекратите все это. Я боюсь.
Он развернул меня и усадил на край кровати. Он не смотрел мне в глаза — просто уставился на мое тело. По лицу его пробежала капля пота и, сорвавшись с подбородка, упала мне на бедро. Она обожгла мне кожу, и я безумно хотела вытереть ее, но боялась пошевелиться. Он встал передо мной на колени и начал целовать меня.
На вкус это напоминало кислый старый кофе.
Я выгибалась, стараясь уклониться от него, но он только еще крепче прижимался губами к моим губам.
Наконец он оставил меня в покое. Я с благодарностью набрала полные легкие воздуха, но этот воздух застрял у меня в горле, когда я увидела, что он встал и начал снимать одежду.
Он не был особенно мускулистым парнем, но мышцы его были рельефными, как у бегуна, а все тело абсолютно безволосым. Его гладкая кожа поблескивала в свете свечей. Он внимательно наблюдал за мной, будто ждал, что я что-то скажу, но я не могла ничего сделать, только смотрела на него и отчаянно дрожала. Его возбужденный член начал опускаться.
Он обхватил меня и повалил спиной на кровать. Раздвигая мне ноги коленом, он прижал одну мою руку своим телом, а вторую, упершись локтем мне в плечо, левой рукой завел мне за голову.
Я попыталась вывернуться, но он крепко прижимал мою ногу своей. Его свободная рука начала стаскивать с меня трусики.
Мой мозг лихорадочно сканировал в памяти все, что я когда-либо слышала о насильниках. Что-то про власть… им необходимо ощущение власти. Но насильники бывают разные, и некоторым из них нужно что-то другое. Я никак не могла вспомнить, что именно. Ну почему я не могу это вспомнить!? Если я не могу остановить его, может быть, мне хотя бы удастся заставить его надеть презерватив?
— Стоп! У меня… — Грудь его больно вдавливала мой кулак в солнечное сплетение. — Болезнь, — выпалила я. — Я больна! Вы можете заразиться, если…
Он сорвал с меня трусики. Я начала дико извиваться. Он улыбался.
Почти задыхаясь, я прекратила сопротивление, жадно хватая ртом воздух. Мне нужно было подумать, сосредоточиться, нужно было найти какой-то выход…
Улыбка на его лице начала таять.
Наконец я все поняла. Чем больше я реагировала, тем больше ему нравилось. Я заставила себя унять дрожь. Я перестала плакать. Я перестала двигаться. Я стала думать о самолетах. И он очень быстро заметил это.
Он сильнее надавил локтем, и я даже подумала, что сейчас он сломает мне руку, но все равно не издала ни звука. Он раздвинул мои ноги еще шире и попытался силой войти в меня, но член его был мягким. Я заметила, что на плече у него родинка, из которой торчит длинный волосок.
Он сжал челюсти и, заскрипев зубами, выдавил:
— Назови меня по имени.
Я молчала. Я не собиралась называть этого выродка именем своего отца. Он мог контролировать мое тело, но я не позволю ему управлять тем, что мне говорить.
— Скажи мне, что ты сейчас чувствуешь.
Я продолжала пристально смотреть на него.
Он повернул мою голову, и теперь я смотрела в сторону.
— Не смотри на меня.
Он снова попытался силой войти в меня. Я думала об этом одиноком волоске из родинки. Все его тело было гладко выбрито, кроме этой родинки. Пройдя через этап ужаса, я перешла к истерике и начала хихикать. Он был готов убить меня за это, но остановиться я не могла. Хихиканье переросло в нервный хохот.
Лежащее на мне тело замерло. Я по-прежнему смотрела в сторону, отвернувшись лицом к стене. Он протянул свободную руку и зажал мне рот. Потом снова повернул мою голову так, чтобы я смотрела ему в глаза. Губы мои были расплющены о зубы, а рука его давила все сильнее. Я почувствовала во рту соленый вкус крови.
— Сучка! — воскликнул он, забрызгав меня слюной.
Лицо его снова изменилось. Казалось, жизнь покинула его. Он соскочил с кровати, задул все свечи и широкими шагами ушел в ванную. Вскоре оттуда раздались звуки льющейся из душа воды.
Я подбежала к выходу и дернула за ручку двери. Она была заперта. Душ выключился. Сердце мое снова бешено забилось, и я бросилась обратно на кровать. Отвернувшись лицом к стене, я облизывала кровоточащую губу и плакала. Кровь смешивалась во рту со слезами.
Кровать прогнулась — это он лег рядом со мной.
Он вздохнул.
— Господи, как я люблю это место! Здесь так тихо — я установил дополнительную звукоизоляцию. Даже стрекотания сверчков не слышно.
— Пожалуйста, отвезите меня домой! Я никому ничего не скажу. Клянусь! Пожалуйста.
— Здесь мне снятся самые лучшие сны.
Он придвинулся, закинул свою согнутую ногу на мою, взял меня за руки и замер. Я лежала с прижавшимся ко мне голым извращенцем и мечтала, чтобы кровать разверзлась и бездна поглотила меня. У меня болела рука, болело лицо, болело сердце. Я заснула в слезах.
У нас осталось мало времени, но я уже заканчиваю. Да, я помню, что следующий сеанс мы пропускаем из-за Рождества. Это и к лучшему — мне необходима передышка от всей этой грязи. Чтобы рассказать вам об этом, мне приходится возвращаться туда. Отказаться от этого во много раз проще. Ну, во всяком случае, я могу поверить, что это так, обмануть себя… на пару секунд. Замалчивать — это то же самое, что закрывать дверь перед взбесившейся в половодье рекой. Сначала через щели начинают прорываться тоненькие струйки воды, а дальше только и успеваешь понять, что следующим ударом срывает с петель дверь. Теперь, когда я уже впустила немного воды, может быть, всю дверь и не вынесет? Если я дам волю тому, что есть у меня внутри, может быть, я поплыву дальше со всей рекой? Ладно, сейчас я думаю, что мне нужно побыстрее попасть домой и принять горячий душ. А после этого, вероятно, еще один.
— Как у вас прошло Рождество, док? Надеюсь, Санта принес вам что-нибудь хорошее. То, что вы каждую неделю занимались с такой больной на голову, как я, должно было гарантировать вам место в его списке на поощрение. А я? Что ж, несмотря на все мои намерения избежать любых форм праздничного веселья или каких-то развлечений, они просто вломились ко мне в дверь. В буквальном смысле. Сначала пришли скауты, которые продавали елку. Возможно, меня вдохновил ваш венок на дверях или же, черт побери, тут сыграло роль то, что им хватило смелости постучать в единственную дверь без праздничной иллюминации, но все закончилось тем, что я таки ее купила. Я всегда балдела от парней в униформе.
Проблема заключалась в том, что мама успела избавиться от всех елочных украшений, и каждый раз, когда я думала о том, чтобы зайти за ними в магазин… в общем, даже если люди уже не смотрят так, будто у меня на плечах сидит гоблин, я все равно скорее предпочла бы станцевать босиком на осколках стеклянных елочных игрушек, чем идти в магазин в это время года. Я так устала смотреть на это чертово дерево в углу, такое печальное и голое, что в итоге оттащила его в бесплатную ночлежку в городе. Подумала, что там она может кому-то доставить радость.
Черт, у меня все равно не было ничего, что можно было бы под нее положить. Я сказала всем своим друзьям и родственникам, что не хочу никаких подарков и не пойду ни на какие праздничные вечеринки. Я считаю это своим подарком широкой общественности. Не стоит расстраивать окружающих своим видом. По сравнению с прошлым годом это Рождество намного более удачное.
На следующее утро, после того как Выродок попытался изнасиловать меня, он потащил меня под душ. Он мыл меня всю, как ребенка, не пропуская ничего, ни сантиметра. Потом заставил меня вымыть его — тоже полностью.
Я должна была стоять лицом к стене и спиной к нему, когда он брил свое тело. Я страстно хотела добраться до этой бритвы. Хотела отрезать ему член. На этот раз меня он брить не стал.
— Бриться нужно, когда будешь принимать ванну, — сказал он.
После того как мы вышли из душа, он принес мне одежду.
— Что вы сделали с моим костюмом?
— Не беспокойся, тебе больше никогда не придется ходить в офис.
