Алексей Макеев - Эхо дефолта

Тяжелые атласные шторы глубокого розового цвета были освобождены от ламбрекенов, опущены и плотно сдвинуты. Они не пропускали ни лучика со стороны улицы, и казалось, что глубокая ночь или, как минимум, поздний вечер уже наступил, хотя было не совсем так.

Это все была иллюзия, и делалась она специально для Анатолия, потому что этот человек не любил яркого света. Он, можно сказать, вообще не любил никакой яркости и предпочитал полумрак как в общественной жизни, так и в личной.

А в очень личной жизни – тем более.

Нонна, которая как раз и являлась этой очень личной жизнью Анатолия Анатольевича Ветринова, как всегда, постаралась к его приезду сделать все так, чтобы он чувствовал себя уютно.

Да и зачем его раздражать? Как говорили знающие люди еще задолго до нас: не плюй в колодец, пригодится воды напиться… Ну, в общем, и все остальное в том же духе.

Ветринов для Нонны как раз и был тем самым колодцем из пословицы.

Вместо включенной люстры – и это Нонна старательно предусмотрела – в большой комнате, она же спальня, она же гостиная для встреч, смотря по необходимости, были зажжены свечи.

Три толстые фигурные розовые ароматизированные свечи в тонком белом хромированном подсвечнике стояли на столе рядом с бутылкой розового «Божоле» и двумя высокими стеклянными фужерами. Тоже розовыми.

Еще два подсвечника – высокие и блестящие, как вешалки в крутом бутике на Таганке, – стояли в двух углах комнаты: около окна и слева от двери.

Нонна валялась на расстеленной постели, на розовой, разумеется, шелковой простыне, и листала мятый журнал «7 Дней». Журнал был за прошлый месяц, но какая разница?

Прежде чем перевернуть страницу, Нонна привычно засовывала пальчик в рот. Страницы были гладкими, скользили. Поэтому и приходилось увлажнять палец.

Нонна читала какую-то глупую статейку, смысла которой не могла уловить, и думала о том, как она встретит Анатолия. Толика. Толю. Ляльку.

Когда его называли Толей или Толиком, Анатолий Анатольевич еще терпел, но последнее имя он не любил и соглашался на него только в редчайших случаях, когда…

Нонна засмеялась своим мыслям и решила: сегодня она постарается и сделает так, чтобы Толя снова смолчал, когда она назовет его Лялькой.

Она все сделает! Это уж точно!

Мысль была многообещающей и заманчивой, из нее потом (если все получится) можно будет что-нибудь да откачать в свою пользу…

В свою ли? Внезапно вспомнилась Ольга-швабра, и настроение начало обвально портиться.

Нонна отбросила журнал на пол и перевернулась на спину. Она лежала, рассматривала белый потолок и размышляла, как же поумнее, похитрее и побыстрее ей выполнить просьбу Ольги.

Ольга, Нонкина сестра, попросила денег. Много денег. И попросила она их вчера.

Для какого-нибудь чернявого и усатого шейха из микроскопического арабского оазиса, окруженного со всех сторон нефтяными вышками, эти десять тысяч долларов – наверняка совсем смешная сумма, даже почти незаметная. Этот шейх больше тратит на подсахаренные колючки для своих любимых верблюдов и ишаков. Ну и на сено для своих чистопородных, тоже арабских, лошадей.

А для Нонки десять штук баксов – это действительно деньги.

Пока еще Толя не стал выплачивать ей давно обещанного ежемесячного пенсиона, чтобы она могла себя ощущать солидной светской дамой, а не маленькой домашней проституткой, Нонна была весьма ограничена в средствах.

Но если подумать, то большие деньги ей пока и не очень-то и нужны. Пока все идет хорошо, и ощущение нескончаемого медового месяца не проходит.

Самое главное, что это ощущение не проходит у обоих. И у нее, и у Толи.

По крайней мере, ей так кажется.

Ольга – старшая сестра, мымра завидущая, не сумевшая ужиться с двумя мужьями, потому что они оба были хуже, чем любовники у ее костлявых подружек, – завела сейчас какой-то тяжелый и дурацкий роман с неким Павлом Ванильчиковым.

Этот Паша и с виду был не очень-то – ни ростом, ни доходами не вышел, – и, похоже, с головой у него не все нормально.

Паша унаследовал от бабки квартиру, продал ее, деньги куда-то там очень «удачно» вложил, конечно, прогорел, набрал долгов, снова вложил, снова прогорел… В общем, с таким бизнесменом не связываться нужно, а развязываться, причем быстро, резко и навсегда.

Но Ольга, как всегда, позавидовала, как всегда, поспешила и, как всегда, сделала не самый лучший выбор, опасаясь, как бы ее не опередили и кто-то другой, а точнее, другая, не перехватила бы ее драгоценнейшего Пашечку.

Можно подумать, что какой-то дуре может быть нужен этот надутый, глупый и нудный прыщ на ровном месте.

Хотя вот такая дура и нашлась – и это сама Ольга!

Нонка рассмеялась этим мыслям.

Ольга в очередной раз села в лужу, и так ей и надо. И вот вчера она примчалась к Нонке, скуксив жалобную морду из своей противной физиомордии, и просила, просила, просила денег.

На фиг нужен такой любовник, если для него еще бегай и бабки собирай? Видите ли, у Пашечки настали сложные времена, ему, видите ли, нужно расплатиться с выросшими долгами, и еще он, видите ли, хочет заплатить долги за купленную машину! Видите ли, ему не хватает самой малости, всего-то грошей каких-то – десяти штук баксов!

Деньги эти не фантастические. Нонке казалось, что Толя не откажет, но лучше бы иметь эти деньги своими, чем отдавать их сестренке и ждать, когда ее незадачливый любовник начнет их возвращать. То есть по любой логике получалось, что лучше денег не давать! Отказать, сославшись на отказ Толика!

Но с другой стороны – вот взять и дать Ольге денег и этим жестом еще разок ка-ак утереть ее длинный нос! Ка-ак показать ей, что она опять, опять и снова не права!

Приятно это, говорить нечего. Просто приятно, и от этого настроение так классно улучшается, словно хорошую комедию по телику посмотрела. Типа «Голого пистолета».

Нонна зевнула, подумала, встала с дивана и направилась в кухню, шаркая тапочками. Нужно было посмотреть, как там себя ведут в печке итальянские антрекоты.

Толик приедет голодный, по своему обыкновению, съест все, что Нонка ему подаст, привычно начнет ныть, что ему мало, а потом, после секса – это будет на второе, – станет ощупывать свой животик и придумывать себе ограничения, чтобы похудеть.

Нонка улыбнулась, вспомнив озадаченное лицо Толика, когда он впервые заподозрил, что увеличился в толщине.

У мужика пятьдесят восьмой размер при росте метр семьдесят, а он все еще думал о себе, как о стройном юноше. Аполлон! Толик, ты Аполлон вне всяких сомнений!

Нонна посмотрела антрекоты, немножко подумала, взглянула на часы, потом еще подумала, на этот раз совсем уж немножко, наиграла пальчиками на панели управления печкой правильную комбинацию, выставляя нужные ей цифры, и пошла обратно в спальню – валяться и ждать.

Мысли ее снова вернулись к Ольге, потому что долгое чтение надоело. Слишком длинные и утомительные рассказы начали печатать в этих разноцветных журналах. Целые романы. Совсем сдурели они там, что ли? Кто же в здравом уме станет такое читать?

Нонна потянулась, упала на кровать и начала снова думать об Ольге. Это было куда приятнее.

У Нонки таких денег, каких просила Ольга, понятное дело, нет и быть не может… Пока. Пока нет и пока быть не может, но сестра имела в виду, чтобы Нонна попросила деньги у Толика.

У Толика деньги просить приятно, но только для себя.

Он немного ворчит, потом думает, потом становится видно, как у него на лице проступает табло его карманного калькулятора. Толик в уме подсчитывает. Какие-то дебеты складывает и какие-то кредиты убавляет. Или наоборот.

Нонка не была сильна в бухгалтерии, хотя она закончила книготорговый колледж и бухгалтерию во время сессии как-то там сдала.

Подробностей экзамена Нонна не помнила. Помнила только, что после почти бессонной ночи, вычитывая в учебнике полную чушь и ахинею, которую и понять никак нельзя, если ты еще не совсем с дуба рухнула, а только наполовину, и, пытаясь как-то уложить все эти сокровища в мозгах, Нонка пошла на экзамен с предчувствием полного провала.

Добралась с помощью короткой юбки, открытой кофты и жалобного взгляда до спасительного троечного берега и уже вечером на танцах навсегда забыла, что такое бухгалтерия и как переводится на нормальный язык это дикое слово.

Можно считать окончательно, что как женщина она в жизни состоялась, и дай бог каждому такое везение.

После колледжа Нонна немного поработала в смешной конторе, подготавливающей референтов непонятно каких предметов, потом поскучала чуток в одном магазине, ну а затем выдернула-таки счастливый билетик в жизненной лотерее и сошлась с Толиком.

Она зажмурилась, вспоминая обалдевшую рожу Ольги, впервые увидевшей эту квартиру.

Сестренка была в ауте и в нокауте!