— А что вы делали, когда ушли Оливье и Старик Мюнден?
— Убрал тарелки, все осмотрел по-быстрому, выключил свет и запер замок.
— Точно заперли? Сегодня утром дверь оказалась распахнута.
— Я уверен. Я всегда запираю замок.
В голос красивого молодого человека вкрался страх. Но Лакост знала, что это естественно. Большинство людей, даже невинные, начинали бояться, когда их допрашивали детективы из отдела по расследованию убийств. Но она заметила и кое-что еще.
Его отец посмотрел на сына и тут же отвел взгляд. И Лакост спросила себя: а кто он на самом деле, этот Рор Парра? Сейчас он работал в садах. Косил траву, сажал растения. Но чем он занимался до этого? Многие мужчины переходили к покою садовничества, лишь познав жестокость жизни.
Достались ли на долю Рора Парры ужасы? Не был ли он сам творцом некоторых из них?
— Старший инспектор? Это Шарон Харрис.
— Oui, доктор Харрис, — ответил Гамаш в трубку.
— Я еще не полностью закончила работу, но кое-что по данным вскрытия уже могу вам сообщить.
— Слушаю. — Гамаш облокотился на стол и пододвинул к себе блокнот.
— На теле не обнаружилось никаких особых примет — ни татуировок, ни шрамов после операций. Я сделала снимок полости рта, проведем поиск у дантистов.
— В каком состоянии его зубы?
— Вот это любопытный пункт. Я предполагала, что они будут в гораздо худшем состоянии. Могу сказать, что дантиста он посещал не очень часто и потерял два коренных зуба из-за болезни десен, но в целом состояние его зубов было не таким уж плохим.
— Он их чистил?
В трубке раздался смешок.
— Как это ни невероятно — да. И даже зубной нитью пользовался. Кое-какое ухудшение есть, зубной налет и болезни, но он заботился о своих зубах. Есть свидетельства посещения дантиста — пломбы, депульпирование.
— Это дорогостоящие работы?
— Именно об этом я и говорю. У этого человека когда-то были деньги.
Да, он не родился бродягой, подумал Гамаш. С другой стороны, бродягами никто не рождается.
— Вы не можете сказать, когда он в последний раз посещал дантиста?
— Судя по износу и использовавшимся материалам, я бы сказала, лет двадцать назад. Но я послала образец судмедэксперту. Завтра будет его заключение.
— Двадцать лет назад, — задумчиво произнес Гамаш, производя подсчеты в уме и занося цифры в свой блокнот. — Сейчас убитому за семьдесят. Это значит, к дантисту он ходил, когда ему было за пятьдесят. Потом с ним что-то случилось. Он потерял работу, начал пить, у него случился нервный срыв. Произошло что-то такое, отчего он стал другим человеком.
— Да, что-то произошло, — согласилась доктор Харрис, — но только не когда ему было за пятьдесят. Что-то случилось, когда ему было под сорок. Или слегка за сорок.
— Так давно?
Гамаш посмотрел на свои записи. Он уже написал «20 ans»[19] и обвел эту запись кружочком, а теперь пребывал в недоумении.
— Именно это я и хотела вам сказать, старший инспектор, — продолжила коронер. — С этим телом что-то не так.
Гамаш сел попрямее и снял свои полукруглые очки для чтения. Сидевший в другой части комнаты Бовуар увидел это и подошел к столу начальника.
— Слушаю, — сказал Гамаш, кивком приглашая Бовуара сесть. — Я включил громкую связь, инспектор Бовуар тоже будет слушать.
— Хорошо. Так вот, мне показалось странным, что этот человек, с виду опустившийся, чистил зубы и даже пользовался зубной нитью. Но бездомные иногда совершают странные поступки. Нередко они, как вы знаете, люди душевно нездоровые. И у них бывают свои пунктики.
— Но гигиена в их число не входит.
— Да. Это было странным. Когда я его раздела, обнаружилось, что он чистый — вымытый. Он недавно принимал душ или ванну. И волосы его, хотя и растрепанные, тоже оказались чистыми.
— Есть ведь ночлежки, — сказал Гамаш. — Возможно, он был в одной из них. Хотя наш агент побывала во всех местных заведениях такого рода, и там его не знают.
— Откуда у вас такая уверенность? — Коронер редко задавала вопросы старшему инспектору Гамашу, но ей было любопытно. — Мы не знаем его имени, а его описание наверняка совпадает с описаниями многих бездомных.
— Это верно, — признал Гамаш. — Она описывала его как пожилого человека лет семидесяти пяти, худого, седого, голубоглазого, с обветренным лицом. Ни один из людей, подпадающих под это описание, не числится среди пропавших. Но мы сделали его фотографию и показываем ее местным жителям.
После слов Гамаша на линии наступило молчание.
— В чем дело?
— Ваше описание не отвечает действительности.
— Что вы хотите сказать? — Гамаш видел убитого так же ясно, как и все остальные.
— Он не был пожилым человеком. Поэтому-то я и звоню вам. Сначала меня удивили его зубы. И тогда я принялась искать. В его кровеносных сосудах почти нет бляшек. Почти никаких признаков атеросклероза. Простата не очень увеличена, и никаких признаков артрита. Я бы сказала, что ему лет пятьдесят пять.
«Мой возраст, — подумал Гамаш. — Неужели та развалина на полу была моим ровесником?»
— И я сомневаюсь, что он был бездомным.
— Почему?
— Прежде всего, он очень чистый. Он заботился о себе. Да, одет он был неважно, но не все же мы можем выглядеть как инспектор Бовуар.
По лицу Бовуара скользнула самодовольная улыбка.
— По внешнему виду ему, может, и было семьдесят, но организм его находился в неплохом состоянии. Потом, я осмотрела его одежду. Одежда тоже чистая. И латаная. Старая, изношенная, но propres.[20]
Она воспользовалась квебекским словом, которое теперь редко употреблялось. Разве что пожилыми родителями. Но здесь оно казалось вполне подходящим. Propre. Никаких изысков. Ни намека на моду. Но крепкая, чистая и презентабельная. В этом слове было какое-то обветшалое достоинство.
— Мне еще придется поработать, но вот вам предварительные результаты. Я переправлю их по электронной почте.
— Bon.[21] Нет ли у вас предположений, какого рода работой он занимался? Как он поддерживал форму?
— В какой фитнес-центр ходил, вы хотите узнать? — В ее голосе послышалась улыбка.
— Именно, — подтвердил Гамаш. — Он что, бегал трусцой или поднимал тяжести? Крутил педали на велотренажере или занимался по системе пилатес?
Коронер рассмеялась:
— Навскидку я бы сказала, что ходьбы было мало, но много поднятия тяжестей. Верхняя часть его тела чуть более тренирована, чем нижняя. Буду иметь ваш вопрос в виду во время работы.
— Merci, docteur,[22] — произнес Гамаш.
— И еще одно, — добавил Бовуар. — Орудие убийства. Какие-нибудь уточнения? Идеи?
— Я как раз сейчас собираюсь перейти к этой части вскрытия, но на скорую руку я уже посмотрела, и мой вывод остается прежним. Тупое орудие.
— Например, кочерга?
— Не исключено. Я заметила что-то белое в ране. Может быть, это зола.
— Завтра утром у нас будут лабораторные результаты по кочергам, — сказал Гамаш.
— Дам вам знать, если обнаружится что-то новое.
Доктор Харрис повесила трубку как раз в тот момент, когда появилась агент Лакост.
— Погода улучшается. Закат будет чудесный.
Бовуар недоуменно посмотрел на нее. Предполагалось, что она будет прочесывать Три Сосны в поисках улик, пытаться найти орудие убийства и самого убийцу, опрашивая подозреваемых. А она заявилась — и сразу о закате?
Он взглянул на своего начальника, который подошел к окну, на ходу попивая кофе. Гамаш посмотрел в окно, повернулся и сказал:
— Красиво.
В центре временного штаба был установлен стол для совещаний, вокруг которого полукругом расставлены рабочие столы и стулья. На каждом столе — телефон и компьютер. Это слегка походило на планировку деревеньки Три Сосны, причем стол для совещаний напоминал подобие деревенского луга, а рабочие столы — магазины вокруг него. Такое расположение было древним и давно проверенным.
Неподалеку от них нерешительно топтался молодой полицейский из местного отделения; по его виду было ясно, что он хочет что-то сказать.
— Чем могу помочь? — спросил старший инспектор Гамаш.
Остальные полицейские из местного отделения замерли и уставились на него. Некоторые переглянулись с понимающими улыбками.
Молодой человек расправил плечи:
— Я бы хотел помочь вашему расследованию.
Наступила мертвая тишина. Даже технический персонал перестал работать — так происходит с людьми, которые становятся свидетелями страшного бедствия.
— Что-что? — спросил Бовуар, делая шаг вперед. — Что вы сказали?
— Я бы хотел помочь расследованию.
Теперь молодой полицейский увидел несущийся на него грузовик с отказавшими тормозами. Но он слишком поздно осознал свою ошибку.
Он понял все это и замер, то ли от страха, то ли от куража — сказать было трудно. За его спиной четыре или пять плечистых сотрудников местной полиции стояли, скрестив руки на груди, и не делали ничего, чтобы ему помочь.
