Он обошел яму по узкой тропинке и побежал дальше. Теперь он отчетливо слышал шум удаляющихся шагов и шлепанье мокрых веток по другую сторону дома. Гуров рванул на этот шум. Впереди среди запущенных деревьев петляла смутная тень.
– Стоять! – крикнул Гуров, прибавляя шагу. – Немедленно остановитесь!
На бегу он выхватил из кобуры пистолет и выстрелил в воздух. Ему показалось, что тень впереди замедлила движение. Ободренный, Гуров бросился вперед, но в этот момент в воздухе что-то свистнуло и больно ударило его в плечо. Это было похоже на укус огромного насекомого.
На мгновение у Гурова потемнело в глазах. По инерции он сделал еще два-три шага, но все тело вдруг охватила такая слабость, что Гуров был вынужден остановиться и присесть на грязную землю. Скосив глаза, он увидел, что в плече у него торчит нож. Узкое лезвие довольно глубоко вошло в мышцы, и трогать его самостоятельно совсем не хотелось.
– Вот так попали, – пробормотал Гуров, пытаясь отыскать взглядом тень человека в паутине переплетенных ветвей. – На ровном месте, да мордой об асфальт…
Беглец растворился в утреннем мареве.
Странным образом Глумов только тогда по-настоящему почувствовал, что он дома, когда соотечественники основательно порастрясли его карманы. Он съехал из гостиницы, но скромная квартирка неподалеку от Садового кольца, которую он снял по совету Маши Перепечко, уже обошлась ему в шесть тысяч «зеленых» – такую предоплату затребовала хозяйка. Не подвел и Степанков – телефончик, которым он снабдил Глумова, сработал, и через каких-то пару недель Глумов обзавелся прекрасным российским паспортом – сделанным на самом настоящем бланке, отпечатанном в типографии самого настоящего Гознака. Но молчаливый и недоверчивый умелец, создавший такую чудесную книжечку, содрал за нее столько, что даже ко многому привычный Глумов ахнул. Но тот человек не допускал даже и мысли о какой-либо торговле. «Я даю вам не липу, – веско сказал он Глумову. – Я вам, можно сказать, новую жизнь даю». И еще он объяснил Глумову о своей нелюбви к риску. В том смысле, что ни за какие деньги не стал бы связываться с таким подозрительным типом, как Глумов, если бы не безупречное имя Степанкова. Только благодаря Степанкову он решился на такой опрометчивый поступок, и только он знает истинную цену этого поступка, так что сумма, с которой расстался Глумов, – просто чепуха, некий символ платы и не более. Он так заморочил Глумову голову, что тот был рад отвязаться, тем более что паспорт все равно был ему нужен, и глупо было начинать все сначала.
Взял свою долю и Степанков – молча и с достоинством. Правда, ограничился он тремя тысячами. Глумову казалось, что этот должен был содрать гораздо больше. В ресторан он Глумова больше не приглашал, но пообещал, что скоро они обязательно встретятся и все подробно обсудят. Глумов понял, что у Степанкова имеются насчет него какие-то планы и пока он только присматривается и прикидывает.
Это Глумова не пугало. Он все больше приходил в себя и вживался в новую среду. С одной стороны, среда не было такой уж новой – он вырос здесь, и здесь оставался его фундамент, но кое-что новое появилось. Жестче стали отношения между людьми, резко сменились приоритеты, и разрушились старые связи. Глумов не был слабаком, и на черный день у него кое-что было отложено, но чувствовал он себя не слишком уверенно. Нужно было обрастать новыми знакомствами, приноравливаться к новой жизни, искать свою нишу.
Глумов решил не торопиться. Захотелось успокоить взвинченные нервы, расслабиться, насладиться заслуженным отдыхом. Маша Перепечко оказалась тут очень кстати. Глумов недолго колебался, прежде чем позвонить ей. Его не очень привлекали деловые женщины – он возненавидел их еще в Америке, – но здесь было немного по-другому. Все-таки когда-то эта женщина по нему сохла и даже до сих пор его помнит. Факт сам по себе слишком примечательный, чтобы им можно было пренебречь. Глумов порядком соскучился по женской ласке. Кроме того, раскованная и продвинутая Маша могла помочь ему пристроиться на какое-нибудь тепленькое местечко. Воодушевленный этими планами, Глумов почти забыл про свои проблемы. Пресные пригороды далекой Америки и сизое марево тропического леса все реже всплывали в его памяти. Ему начинало казаться, что все это не имеет к нему никакого отношения. Континент за Атлантикой понемногу превращался в призрак, тонул в пучинах памяти. Самое главное, что Глумову теперь было чем заняться в Москве, и это занятие поглотило его без остатка.
Маша Перепечко оказалась не только деловой, но довольно страстной особой. Глумов не знал, сохранилось ли в ее душе что-то похожее на любовь, но любовью она занималась охотно и с удовольствием. Глумов смог убедиться в этом, когда после его звонка они встретились в номере гостиницы, где он жил. Маша пришла свежая, бодрая, благоухающая духами, от которых кружилась голова. Глумов считал, что для первого раза особенно рассчитывать не на что, но у Маши были свои соображения на этот счет. По сути дела, она умело и жадно овладела им на равнодушной гостиничной кровати. Глумов оказался в такой ситуации не на высоте – видимо, сказалось постоянное нервное напряжение и то, что у него долгое время не было женщины. Но Машу это не слишком смутило. Когда все закончилось, Маша, еще не одетая, но при этом ничуть не потерявшая своей обычной раскованности и самоуверенности, закурила сигарету и деловито констатировала, будто никого рядом с ней не было:
– Ну вот, еще одна иллюзия юности разрушена до основания. Как и следовало ожидать, чуда не произошло. Но в тебе, Глумов, что-то есть, просто ты слишком зажат. Тебе нужно раскрепоститься. Я, пожалуй, тобой займусь – у меня как раз в этом плане сейчас тайм-аут. Старый друг отвалил, а новый еще не появился. Вот ты и займешь его место. Только не вздумай считать, что вкупе с этим ты получаешь какие-то права. По складу характера ты явный мачо, и такой глупости от тебя вполне можно ожидать. Но у нас здесь другие приоритеты. Полная сексуальная свобода и политкорректность. Чтобы получить такую женщину, как я, ты должен измениться.
Это наставление вызвало у Глумова досаду, но он молча проглотил ее. Насчет Маши у него были свои соображения. Они стали встречаться – и не только в укромных уголках. Маша быстро отыскала ему квартиру, но этим дело не ограничилось. Она стала выводить его в свет, знакомить со своими друзьями, среди которых оказалось немало людей известных, и в довершение ко всему познакомила его с мужем, чем ввергла Глумова в полное смущение. Впрочем, муж оказался спокойным интеллигентным человеком, смотрящим на все с мягким философским юмором. Он и к появлению в своей жизни Глумова отнесся точно так же. Кроме своего главного дела, живописи, его мало что интересовало по-настоящему.
Глумову светская жизнь не очень нравилась. Особенно не нравилось ему ходить в дорогие рестораны, потому что расплачиваться почти всегда приходилось ему. Маша как-то очень быстро смекнула, что деньги у него есть, и пользовалась этим безо всякого стеснения. При этом она очень ловко ускользала от притязаний Глумова влиться в ее бизнес. А именно это было его главной целью. Нет, вообще-то, ему нравилось спать с Машей, тем более что в этом плане дела у него наладились как нельзя лучше, а она была на редкость удобной и умелой любовницей. Но он не собирался вечно оставаться ее бойфрендом, ему нужно было прислониться к чему-то надежному и денежному. А этого как раз и не получалось.
И еще его смущало, что Маша всюду представляла его как Глумова, друга юности и профессионального авантюриста. Это была шутка в ее фирменном стиле, но в этой шутке слишком велика была доля правды. Остановить Машу Глумов не решался. Хотя по новому паспорту он был теперь Андреем Петровичем Смоляниновым, признаваться в этом он не спешил. Неизвестно, как повела бы себя тогда Маша, и уж наверняка новую фамилию знала бы половина ее знакомых, а это было бы совсем неосторожно. Опасность еще не миновала. Глумов вдруг опять начал ощущать ее с особенной силой.
Как-то в один прекрасный день его неожиданно разыскал Степанков. Это, кстати, серьезно насторожило Глумова. О новой квартире Степанкову он ничего не говорил. Значит, о нем по Москве уже ходят слухи, и если кому-то сильно захочется с ним повидаться…
Степанков не стал ходить вокруг до около – праздные разговоры его не занимали. Безо всяких вступлений он огорошил Глумова неожиданным предложением работы.
– С паспортом ты уже определился, – сказал он с ходу, будто продолжая только что прерванный разговор. – Значит, можно считать, никаких проблем больше нет?
– Проблемы всегда есть, – уклончиво ответил Глумов. – Но сейчас полегче.
– Ты еще не передумал делом заняться? – небрежно поинтересовался Степанков. – А то я слышал, у тебя веселая жизнь тут устроилась?
