Второй стол в комнате Бугаева пустовал. Его хозяин — майор милиции Белянчиков — лечился в Железноводске. Будь он на месте, обязательно помог бы. Какой-то его приятель работал в институте театра и музыки. Занимался историей. Но Бугаев не знал даже фамилии этого человека.
«Если сейчас не придумаю, как разобраться с этим чертовым имением побыстрее, все равно придется ехать в этот институт, — подумал майор. — Ну, дельце! Вместо того чтобы собирать дополнительные улики, я, выходит, буду искать убийце алиби?!»
Он позвонил во внутреннюю тюрьму, и через пятнадцать минут конвоир привел Бабушкина.
— Садитесь, Дмитрий Алексеевич, — пригласил майор.
Бабушкин сел на край стула. Смотрел он на Семена неприязненно.
— Вы на допросе у полковника говорили про молодую женщину, экскурсантку в вашем автобусе...
Бабушкин молчал.
— Говорили?
— Говорил.
«Что он на меня волком смотрит? — подумал майор. — Из-за того, что я у него баул с деньгами нашел? Или просто не выспался?»
— Упоминали и про имение актрисы Савиной.
— Упоминал.
— А почему же не сказали, где это имение? В какой области? В Ленинградской? Ведь нам эту женщину найти надо!
— Вот и ищите.
— Что вы задираетесь, Дмитрий Алексеевич? — спросил Семен. — Ведь если женщина видела старика с баулом в автобусе, то подтвердятся ваши слова...
— А если не видела? И потом ни о каком бауле я не знаю!
Майор на некоторое время потерял дар речи от негодования.
— Да ведь я своими руками... — начал он возмущенно, но Бабушкин перебил его:
— У меня дома вы нашли саквояж с деньгами, а не баул.
— Дмитрий Алексеевич, вас в детстве мальчишки никогда не колотили? За вредность характера? Скажете вы, наконец, где это дурацкое имение?
Бабушкин зачем-то поднес к лицу ладонь с длинными тонкими пальцами, внимательно осмотрел ее и сказал, не поднимая глаз:
— В поселке Сива Пермской области. Имение одного из ее мужей — Никиты Всеволожского.
Позже Бугаеву казалось, что на разговор с упрямым экскурсоводом он потратил времени много больше, чем на поиски симпатичной пермячки Вали Соколовой и ее подруги Зины.
С пермячками из Сивы Бугаев встретился поздно вечером, в гостинице «Выборгская». Его появление в номере у девушек вызвало маленький переполох — одетые в легкие одинаковые халатики, пермячки пытались запихнуть закупленные в Ленинграде «гостинцы» в огромные клетчатые чемоданы.
Дверь Семену открыла Валентина, даже не спросив, кто стучит. Потом выяснилось, что ждали третью подругу. Пока Валя, озадаченная появлением молодого человека, пыталась прибрать разбросанные вещи, майор оценил ситуацию и сказал проникновенно:
— Гражданки Соколова и Безъязычная, я из бюро добрых услуг. Администрация гостиницы прислала меня помочь вам разместить сувениры.
— Неужто? — не поверила Валя. — Мы никого не вызывали.
— Девушки, не сомневайтесь. Сохранность багажа гарантируется. Оплата по соглашению.
Валентина пропустила Семена в комнату. Остальное, как любил говорить майор, было делом техники. Пока Бугаев укладывал вещи в бездонные чемоданы, девушки, споря и перебивая друг друга, рассказывали ему об экскурсии в Гатчину. Старика с баулом-саквояжем они запомнили хорошо. Зина сидела с ним на одном сиденье.
— Грустный дедушка был, задумчивый, — говорила она. — Портфельчик свой держал сначала на коленях, потом увидел, что он мне мешает, положил наверх, на сетку.
— Не разговаривал с вами?
— Спросил, откуда я. Пошутил: «Пермячка, солены уши». И еще спрашивал, нравится ли мне Ленинград.
— Девчата, — поинтересовался майор, — вы никак всю гречу в Ленинграде скупили? Неужели в вашей Сиве гречи нет?
— В нашей Сиве ничего нет! — сердито ответила Валентина.
— Эхе-хе, — вздохнул майор, — пригласите меня в гости, привезу. Как у вас с грибами-то? Растут?
— Растут. Но вы поторопитесь. Через годик-два и грибов не будет, — сказала Зина. — Надумаете — приезжайте. Мы вам адрес дадим. Только вы опять шутите!
А Валентина молчала. «Вот если бы ты пригласила, — подумал майор, — я бы уж точно приехал!» Больше всего пленили Бугаева ее доброе, спокойное лицо и ласковые глаза. Только здесь, в душном, несмотря на открытое окно, номере гостиницы, среди нагромождений продуктовых и других покупок, к Бугаеву вернулось его обычное душевное равновесие и юмор.
Из разговора с девушками Семен выяснил еще одну весьма важную деталь: обе они утверждали, что из автобуса старик вышел с саквояжем в руках, видели, как в продовольственном магазине старик купил бутылку кефира и тут же выпил. А саквояж стоял перед ним на столике. Значит, Бабушкин ошибался или говорил неправду, что старик оставил свой баул в автобусе. Но эта ошибка ничего не опровергала и ничего не подтверждала. Никто не видел, как старик передавал саквояж экскурсоводу.
Не видел этого и шофер автобуса Холкин, к которому майор заехал до того, как навестил девушек в гостинице «Выборгская». Впрочем, Холкин не видел и самого старика. Похоже, что его волновали только отношения с автоинспекцией и проблемы горючего.
— Вы мне скажите, товарищ майор, — бубнил он, не слишком дружелюбно разглядывая Бугаева, — кто отвечает за простои? Кто отвечает за приписки?
— Начальство, кто же еще? — легкомысленно ответил Семен, думая о том, как бы побыстрее добраться до пермячек.
— Нет! Наше начальство ни за что не отвечает! — обрадовался Холкин. — Оно отвечает только за свое благополучие. Вот кем вы должны заняться, а не расспрашивать про каких-то стариков! Что вам этот старик дался — он уже свое отжил небось. Займитесь нашим начальством.
«Типус-опус, — думал майор, начиная нервничать. — Чем-то он мне напоминает экскурсовода. Что у них там, команда подбирается по характерам?»
— Я уже давно предлагаю, — Холкин рубанул ладонью воздух, — чтобы пресечь все безобразия с бензином, выдавать водителю не талоны, а деньги. Сразу на год. Перерасходовал бензин, докупай на свои кровные, сэкономил — оставшиеся денежки тебе. Ведь сколько государству бензина сэкономим! Никто ни бензин, ни талоны на сторону продавать не будет. Так или нет?
— Интересно, — согласился Бугаев. — Только я из уголовного розыска, другими делами занимаюсь...
— Дела у нас общие! — рассердился Холкин.
— Я вам пришлю товарища из ОБХСС. Он экономику знает, во всем разбирается. — И, не дав шоферу опомниться, майор сильно тряхнул ему на прощание руку.
Зачем нужны были майору сведения о старике и почему арестован экскурсовод Бабушкин, шофер даже не поинтересовался.
Корнилов оставил машину на проспекте и не спеша пошел по набережной Невки, пустынной в этот вечерний час. Только какой-то молодой мужчина маячил впереди. У него была странная походка — сделав несколько шагов, он начинал пританцовывать и подпрыгивать. «Что за чудак? — подумал Корнилов. — То ли радость его распирает, то ли сумасшедший. Интересно бы взглянуть на его лицо». Но лица мужчины он так и не увидел — тот свернул за высокий забор, окружающий одну из многочисленных госдач, и исчез.
Мальчишки лет по восьми бросали в воду камни. Корнилов подумал, что они кидают в диких уток, которые плавали недалеко от берега. Но, приглядевшись, заметил на волнах небольшую доску и на ней крошечного котенка. Котенок жалобно мяукал, припадая к доске каждый раз, когда камень падал рядом, вздымая фонтанчик брызг.
— Ребята, прекратите! — крикнул Игорь Васильевич и спустился к воде.
Один из мальчишек, даже не оглянувшись на Корнилова, кинулся бежать. А второй, как ни в чем не бывало, запустил еще один камень. Но в котенка опять не попал.
Корнилов взял парня за ворот школьного пиджака и развернул к себе лицом.
— Вы что деретесь? — плаксиво и почти равнодушно прогнусавил мальчишка. Похоже, что отбрехиваться от взрослых ему приходилось нередко. Он пытался выскользнуть у полковника из рук, но, почувствовав, что это не так просто, затих.
— Сейчас я тебя посажу на доску и отправлю поплавать. Да закидаю камнями. Уж я не промахнусь. И не жаль тебе котенка?
— Гришкин котенок, — выдавил мальчишка. — Чего жалеть — Гришкина мать уже троих утопила. Еще слепыми...
— Но этот-то подрос. И такой симпатичный. Живая же душа. Вырастет — будет вам с Гришкой другом.
— Я хочу собаку. Кокер-спаниеля.
— Если еще раз увижу, что вы с Гришкой издеваетесь над животными, отведу в милицию, вызову туда родителей, учителя из школы... Понял?
— Понял, — нехотя пробурчал мальчишка. Но понял он, наверное, только то, что этот здоровый мужик не отвяжется от него, пока не дашь обещание.
Корнилов отпустил парня, посмотрел на реку. Доски с котенком уже не было видно. Он испытывал раздражение от своего разговора с мальчишкой. «Разве так надо говорить! — думал он. — Надо душевно, доходчиво... Объяснить ему, растолковать, а не хватать за ухо. Если бы я сейчас не шел по делу... По срочному и важному делу...» Он осадил себя: «Ничего бы в парне не изменилось, проведи я с ним даже полдня. Ни-че-го. Для этого надо быть всегда рядом».