Полковник не сводил с него глаз. Он знал, насколько рискованным был его поступок. Только другого пути не было. «Взялся за нож – режь!» А иначе будет только переливание из пустого в порожнее. Несколько секунд Гуров смотрел на застывшего Виктора, а потом жестко сказал:
– Допился, что потерю бутылки пережить не можешь? – Он схватил Терентьева за плечо и развернул к зеркалу, засиженному мухами. – Посмотри, во что ты превратился, капитан. Не каждый бомж такой рожей похвастаться может. Я ехал к тебе, надеясь увидеть Терентьева, возвращающегося к жизни. А ты? Слабый ты оказался! Дешевый.
– А ты меня в дешевости не упрекай! – рявкнул Терентьев и сбросил с плеча руку Гурова. – Я, по крайней мере, никого из старых друзей не продал!
– Ты хочешь сказать, что я кого-то продал? – с угрозой в голосе перебил его Гуров. Этот тон вмиг охладил Терентьева.
– Не говорил я этого! – пробурчал он и сел на стул. – Прости, Лев Иванович. Нервы ни на что не годятся.
Гуров остался стоять. Он смотрел на Терентьева сверху вниз. Смотрел безжалостно и зло. Никто не сказал бы сейчас, как больно полковнику видеть своего сослуживца таким. Слабым и опустившимся. Но Гуров просто не мог выказать свою жалость.
Он не раз замечал, как сильно спившиеся люди жалеют самих себя. Они обвиняют в своих несчастьях весь мир и постоянно вспоминают любую мелкую обиду, что кто-то им причинил. Бьют себя в грудь, дескать: «Да нужно только захотеть!»
Стоит пожалеть такого человека, и он расскажет тебе все. Ты становишься его лучшим другом. До первой ссоры. А пока ее не произошло, он сбегает за бутылкой и будет вновь и вновь жаловаться на жизнь.
Полковник знал это. И не хотел пьяного разговора по душам. Терентьева нужно было встряхнуть и привести в чувство. Иначе ничего с планом Гурова не выйдет. Да и Терентьев от этого не перестанет пить.
– Нервы ты сам себе испортил, – после небольшой паузы проговорил полковник. – И не надо мне в жилетку плакаться. В твоем малодушии никто, кроме тебя, не виноват. Не тебя одного из органов уволили. Но алкашами стали единицы.
Терентьев сидел, опустив голову. Он нервно теребил скатерть и молчал. Со стороны это было похоже на то, как строгий учитель отчитывает нерадивого ученика. Гуров понял это и неожиданно для Терентьева рассмеялся. Виктор удивленно посмотрел на него.
– Ладно, закончим. Что выросло, то выросло! Глупости все это. Словно дети малые, – перестав смеяться, проговорил Гуров, глядя Терентьеву в глаза. – Ты и сам, Виктор, знаешь, что я тебя малодушным не считаю. Иначе бы и не пришел никогда.
Гуров сделал паузу, ожидая реакции отставного капитана. Терентьев был удивлен не меньше, чем когда полковник разбил бутылку. Он ошарашенно смотрел на Гурова, не понимая, что происходит.
«Да, Виктор, забыл совсем, как следователь работает!» – грустно подумал Гуров, а вслух сказал:
– Что ты вылупился на меня, словно рак вареный?
– Да вот вспоминаю, как ты нас в чувство раньше приводил, – ухмыльнулся Терентьев, и в этой ухмылке промелькнуло что-то настоящее. Человеческое. – А то я уж совсем забывать стал, как мы вместе работали.
– Это я понял, – улыбнулся своим догадкам Гуров. – Надевай что-нибудь человеческое. Поедем ко мне. С женой познакомлю. Там и за встречу выпьем. А то сидишь тут, как скунс в норе. Окна хоть бы открывал изредка!
Терентьев заметался по комнате. Он распахивал шкафы, перетряхивал тумбочки, стараясь найти свежее белье. Гуров с грустной усмешкой смотрел на эти тщетные усилия.
Наконец Терентьев справился с задачей. Он отыскал в углу шкафа мятую, но чистую рубашку и, постоянно извиняясь, стал искать утюг. Утюг отыскался под диваном, и Гуров ждал еще десяток минут. Вскоре Терентьев, побритый и вычищенный, встал около него.
– Ну, Виктор, – Гуров поднялся со стула, – тебе еще женихаться можно. Пошли!
Всю дорогу до дома Гуров старался поддерживать ничего не значащий разговор. Хотя на душе скребли кошки. Гуров вербовал отставного капитана. В принципе ничего особенного, как и постыдного, в этой вербовке не было, но полковник ощущал явный дискомфорт.
Гурову казалось, что он использует в своих целях безнадежно больного человека. Ему было тошно оттого, что помочь вылечиться Терентьеву решили только после того, как он им понадобился. До этого об отставном капитане и не вспоминали.
Полковник одернул себя. То, что он делал, было похоже на работу полевого хирурга – мерзко и страшно, но деваться некуда. И потом, помочь человеку в такой ситуации никогда не бывает поздно. Даже если в этой помощи ты преследуешь свои цели. Терентьев весело щебетал всю дорогу (если так можно было сказать при его комплекции). Он понимал, что полковник приехал не просто так, но старался об этом не думать. Приглашение Гурова означало для него в первую очередь кратковременное возвращение в прежний мир. Мир, где у Терентьева была постоянная и важная работа. Где были друзья, а не собутыльники. В то время, когда его семейный мир был крепок и нерушим. С трясущейся суетностью законченного алкоголика он спешил насладиться этими минутами, не думая о будущем.
Мария была дома. Сегодня она участвовала только во втором акте спектакля и до двух часов дня была свободна. Еще вчера они с Гуровым попытались скоординировать свой день, чтобы к приезду Терентьева все было готово.
Вчера вечером Мария предложила Гурову поиграть в злого и доброго следователя. Дескать, полковник будет вразумлять бывшего сослуживца, а она постарается его защищать. Но Гуров решил по-другому.
Такая «работа» с супругой была для них в новинку. Гуров понимал, что Марии, как настоящей женщине, интересно внести разнообразие в жизнь таким образом. К тому же в его жене неискоренимо жила актриса. Ей вдруг безумно захотелось устроить дома этакий театр. Вдвоем с мужем.
– Будь просто женщиной, – остановил ее фантазии Гуров. – Такой, какая ты есть. Красивой, очаровательной и внимательной.
– А ты уверен, что я такая? – хитро прищурилась Мария. И на этом их разговор о делах закончился...
Гурова и Терентьева Мария встретила очаровательной улыбкой. Она была одета в легкий сарафанчик с тонкими бретельками, подчеркивающий ее фигуру. Волосы были уложены с элегантной небрежностью. А косметики не было вообще. Гуров мысленно поаплодировал правильно подготовленному внешнему виду и улыбнулся. Он был уверен, что Мария не подведет и максимально подчеркнет простоту счастливой семейной жизни.
– Проходите, будьте как дома, – проговорила Мария и отступила в сторону. – Так вы и будете тот самый Виктор, которого Лева обещал сегодня привести? Я на сто процентов уверена, что этот вечно занятый сыщик даже забыл вам сказать, как меня зовут.
Мария посмотрела на Гурова и подмигнула. Полковник смутился. Он действительно ничего не сказал о жене Терентьеву. А тот не посчитал возможным спрашивать.
– Так я и думала! – Мария рассмеялась и протянула руку. – Зовите меня Марией. Проходите, располагайтесь. Ботинки снимать не надо.
Терентьев наконец смог оторвать восхищенный взгляд от Марии. Он пожал ее руку и стушевался, посмотрев на свои ботинки. Честное слово, любая обувь заслуживает лучшей участи. Мария заметила этот взгляд, но не подала вида.
– Впрочем, если вам будет удобнее, то можете переобуться, – проговорила она совершенно без паузы. – Тапочки в тумбочке.
Терентьев, что-то ворча себе под нос, стал переобуваться. Гуров восхищенно посмотрел на жену. Мария не раз доказывала, что она может с честью выйти из любой ситуации. В этот раз она с прекрасным тактом сумела не сконфузить Терентьева, удачно сымпровизировав – гости в их доме никогда не разувались.
Гуров проводил переобувшегося в фиолетовые тапочки Терентьева в гостиную. Обычно полковник с друзьями «проводили совещания» на кухне. Станислав, например, не хуже самого Гурова знал, что можно найти в их холодильнике. Даже генерал в редкие свои визиты в квартиру Гурова предпочитал кухню любым другим комнатам. Сейчас был другой случай.
Терентьев явно комплексовал. Расположиться с ним на кухне могло быть ошибкой. Виктор не знал обычаев этой квартиры и мог подумать, что его дальше кухни решили не пускать. Поэтому стол собрали в комнате. Такой, какой можно собрать для обычного обеда.
– Сразу предупреждаю, что напиваться вам не позволю. Но за компанию рюмочку выпью! – с деланной строгостью проговорила Мария, рассаживая мужчин за столом. – Виктор, вы водку пьете?
Этот невинный вопрос смутил Терентьева. Он кивнул, соглашаясь, и посмотрел на свои огромные руки. Виктор явно не знал, куда их деть. Гуров почувствовал, что обстановку следует разрядить. Нужно дать Терентьеву почувствовать, что он у своих.
– Это какой же мужик водку не пьет? – весело спросил супругу полковник и подмигнул Терентьеву. – Принеси из холодильника «Смирновскую».
– Слушай, Лев Иванович, – проговорил Терентьев, едва Мария вышла из комнаты, – к чему все это? Я ведь знаю, что у тебя ко мне есть дело. Иначе бы ты не приехал. Зачем комедию ломать? Говори, что нужно, да я пойду.
