Настя подтирала в коридоре пол, орудуя старой щеткой на длинной ручке. В апартаментах хозяйки наводить чистоту – мука мученическая, зато в коридоре, передней и кухне Насте вольготно.
Требовательный звонок в дверь заставил ее отереть руки фартуком, с привычной неслышностью приблизиться к глазку и привычно приподняться на цыпочки. Ага, вон какой пожаловал!
– Кто там? – спросила она.
– Откройте, – командирски донеслось с лестницы. – Уголовный розыск!
Настя скинула цепочку, отперла два замка, не отвечая на приветствие, бросила гостю под ноги тряпку, чтобы не наследил по свежему полу. И, лишь когда тот добросовестно пошаркал ботинками, позвала:
– Антонина Валериановна! К нам угрозыск!
Настя умела сказать – а хозяйка понять. И не поспешила навстречу «угрозыску», а лишь величественно возникла в проеме двустворчатой двери. Токарева впускали в апартаменты через небольшую, так сказать, подсобную дверь, которая вела к повседневно-обжитому Антониной Валериановной углу, нового же посетителя приглашали в парадную часть помещения.
Тигриной своей походкой он преодолел коридор, на ходу изображая казенную деловитость и занятость:
– Прошу прощения, что беспокою. Из МУРа, – и мельком из руки показал удостоверение. – Мне надо кое-что узнать о Миркине, которого мы арестовали. Разумеется, все останется между нами.
Прахова пристально и с удовольствием рассматривала гостя. Облик его до мелочей соответствовал портрету, нарисованному Токаревым.
– Ну что ж, если вы гарантируете секретность… Прошу.
Вошли.
– Старые люди – старые вещи, – пояснила она, видя, как забегали глаза Приезжего. – Настя, милая, передвинь ширму.
Вдобавок ко всему, что и так поразило Приезжего дворцовой, по его мнению, роскошью, в обозримое пространство был включен сияющий рояль, завершивший обстановку парадной гостиной.
Разумеется, Приезжему доводилось лицезреть не только приисковые халупы или стандартные новостройки. Случалось, заносила его судьба и в богатейшие дома, где интерьер во всеуслышание кричал, что госбанком тут попросту подтираются. Но то были интерьеры «иного поколения», интерьеры-выскочки. У Праховой же овеяло его душу чем-то невиданным, музейно-ностальгическим.
Смешения антикварных стилей (от трех мужей) он не уловил. Ему и в голову не пришло, что окружающее похоже на безграмотную декорацию, перегруженную реквизитом.
Как деревенский мальчишка в барских покоях, взирал он на круглый стол черного дерева, упиравшийся в пол львиными лапами, а в центре увенчанный лампой, ножку которой обвивал бронзовый (львиный же, вероятно) хвост. Вокруг стола парковались такие же черномазые кресла и тоже на лапах и обитые лиловой материей, названия которой Приезжий не придумал бы и под пыткой (да может, оно уже и утрачено в век синтетики).
А по периметру гостиной, выгороженной из странной этой комнаты-зала, хороводились комоды с резьбой; шкафы, в дверцы которых ловко были всобачены из дерева другого цвета сцены то ли придворной, то ли рыцарской жизни; хрупкие этажерки, выдерживавшие однако вес лаковых шкатулок, фарфоровых и хрустальных ваз.
А потолок – мать честная! – где-то прямо в поднебесье, и на нем балуются голозадые с крылышками амурчики, не сильно даже и закопченные.
– Так жили когда-то все культурные и обеспеченные люди, – улыбнулась Прахова, довольная произведенным впечатлением.
Приезжий спохватился, что выбивается из роли:
– Нас интересуют друзья и близкие знакомые Миркина. Вы, наверное, много бываете дома, видели, кто приходил…
– Присаживайтесь, молодой человек. Думаю, разговор будет длинный.
– Мерси, – поддавшись салонной обстановке, поблагодарил он, несколько озадаченный тоном превосходства, который взяла старуха. – Однако обстоятельства заставляют, знаете ли, спешить.
– Не спешите, голубчик, в вашем деле спешка не всегда уместна… Не могу сказать, что определенно ждала подобного визита, но я вам рада.
– Очень приятно. – Приезжий достал блокнот и карандаш. – Какие у вас были отношения с Миркиным?
– Самые отличные. Он вырос у меня на глазах.
– Значит, вы в курсе, кто его друзья и прочее? Не было, к примеру, зубных врачей или техников?
– Насколько догадываюсь, вас интересуют люди, покупавшие у Бориса золото.
– Вы их знаете?!
– Ах, как вы торопитесь, как торопитесь!
Приезжий положил карандаш и, отключившись от амуров и львиных лап, приказал себе мобилизоваться. И, во-первых, действительно не гнать лошадей. Это не экспертша. Старуха мягко стелет, но какая-то она… взор орлиный, лишнего слова не вытянешь… кремень-старуха, и нечем ее взять за горло – кроме как рукой. Но тогда надо учитывать Настю: маячит где-то поблизости. Не расставаясь с половой щеткой.
А во-вторых, держать в уме то, что на минуту-две вытеснили здешние неожиданные красоты: и старуху и Настю наверняка уже расспрашивали о связях Миркина. Правда, Чистодел клялся, что те Бориса не выдадут, он, дескать, имел к ним доверие. (Но по той же причине он и Приезжего отговаривал соваться к Праховой). Надо внести ясность.
– Те сведения, что вы сообщили следствию, надо сказать, недостаточны.
Прахова прижмурилась хитро:
– Вы имеете в виду нашу беседу с Михаилом Константиновичем?
– В частности, – согласился Приезжий, опасаясь, что его берут на пушку.
– Михаил Константинович мне не понравился, – хмыкнула Прахова. – Не располагал к откровенности.
– Очень, очень надеюсь, что мне повезет больше! – в эту фразу Приезжий вложил максимум доступного ему обаяния.
Прахова снова прижмурилась.
– Возможно, – протянула она. – Я всегда предпочитала брюнетов.
«Этак разговор получится длиннее длинного. Может быть, старуха развлекается от нечего делать?»
– В целом вы мне нравитесь, – продолжала Прахова. – И внушаете доверие. Но для полной уверенности… как ваша фамилия?
– Пархоменко. Сергей Сергеевич, – представился Приезжий, начиная внутренне яриться.
– Не покажете ли еще раз свой служебный мандат?
– Мадам, это смешно! – Он достал удостоверение и снова мельком показал его. – Не хотелось беспокоить пожилую женщину, поэтому я пришел сам, но если у вас мания бдительности, вас вызовут на Петровку. И мы поговорим там!
– Нельзя ли поближе, голубчик? – невозмутимо проговорила мадам.
Приезжий поднес удостоверение к глазам Праховой. Та сноровисто придержала его рукой, попробовала ногтем фотографию и хихикнула:
– Документик фальшивый.
Приезжий выдернул удостоверение, отступил.
– Вы меня оскорбляете при исполнении служебных обязанностей! – рявкнул он.
– Всем вы хороши, вот только манеры, манеры… Настя, телефон!
Тотчас под левой рукой хозяйки возник аппарат.
– Я ведь могу легко проверить, – она опустила ладонь на трубку.
Не хотелось Приезжему устраивать побоище с двумя бабами, ох, не хотелось. Чутье подсказывало ему, что Прахова что-то знает, чего угрозыску не сообщила. Однако какую игру ведет старуха сейчас?
– Мадам, – пригасив тяжелыми веками полыхание кавказских глаз, произнес он умиротворяюще, – вы только отнимаете у меня драгоценное время!
Прахова, пристально наблюдая за гостем, на ощупь набрала 02.
– А ну прекрати свои штучки, старая стерва! – скинув все личины, волчьим приисковым голосом приказал он.
И двинулся к Праховой, готовый уже ко всему ради поставленной задачи… Но только не к тому, чтобы увидеть нацеленный на него пистолет.
Крайнее изумление Приезжего и победительное торжество Праховой заполнили наступившее молчание. Но вот она насладилась эффектной сценой и нарушила паузу:
– Сядьте на место, голубчик, и поговорим о деле. Миркин работал на меня.
– О-о-о!.. – произнес Приезжий, веря и не веря.
– Люблю отчаянных молодых людей, – причмокнула Прахова. – Доля риска разнообразит жизнь.
Зазвонил будильник, Приезжий вздрогнул.
– Садитесь, садитесь, это гомеопатия.
Он сел, настороженно следя, как старуха, отложив пистолет, принимала свои крупинки.
– Вы верите в гомеопатию?
– Извините, мадам, я верю только в себя и в наличные деньги.
– Стало быть, и в меня не верите?
– Я показал вам удостоверение, которое вы сочли фальшивым. Вы мне – пистолет. Этого достаточно для обоюдного доверия?
– Возможно, вы считаете, что милиция выпросила в музее бельгийский браунинг, всю эту обстановку и меня в придачу и решила перед арестом устроить вам маленький розыгрыш? Ай-яй, такие умные глаза и такие глупые мысли…
Приезжий рассмеялся:
– Уговорили… Мадам, я у ваших ног!
– Очень мило. Кстати, меня зовут Антонина Валериановна. А вас как величать, «товарищ Пархоменко»?
– Что в имени тебе моем? Как сказал какой-то поэт. По-моему, дело сказал… Зовите Володей.
Параллельно светской болтовне ум Приезжего впивался в новую загадку: кто она? перекупщица или матрасница? От этого зависела цена.
Матрасниками называют ту разновидность купцов, которые просто скупают и накапливают, накапливают – ради самого накопительства.
