– Прости, солнышко. Прости меня. Это все моя вина.
Ван-Ин поставил бутылку мозельвейна на ночной столик и предложил Ханнелоре сигарету.
– Возьми еще одну. Я не догадывался, что тебе без них так плохо.
Она лежала на кровати и выглядела хрупкой и ранимой.
– Не надо, Питер. Мне уже лучше.
Ван-Ин опустился на колени и обнял ее. Она снова начала всхлипывать.
– Я сегодня была у гинеколога.
Ван-Ину показалось, что по его спине пробежала сотня пауков.
– Я знал, что что-то не так.
Это прозвучало беспомощно. В такого рода ситуациях многие мужчины не находят, что сказать.
– У тебя что-нибудь болит? – спросил он немного погодя.
Она взяла бумажный платочек и промокнула глаза.
– Я беспокоюсь о ребенке. Я попросила сделать пункцию околоплодных вод.
– Пункцию околоплодных вод! Ты, кто никогда ни о чем не беспокоится.
Ханнелоре провела рукой по его волосам. Она хотела любой ценой сделать так, чтобы он не чувствовал себя виноватым.
– Я хочу быть уверена, Питер. В конце концов, мне тридцать шесть.
Ван-Ин налил себе бокал вина. Ему было сорок три. Его легкие забиты смолой, а кровь все еще жидкая, потому что он ежедневно разбавлял ее алкоголем.
– Хочешь глоточек? – Он протянул ей свой бокал. – Немного вина ему не повредит.
Она отмахнулась.
– Все равно алкоголь уже в его генах, – успокоил жену Ван-Ин. – Поверь мне. В этой области я доминирую.
Иногда Ван-Ин мог высказаться особенно нелогично. Она тоже плохо понимала, почему прислушалась к его аргументам, и все-таки взяла бокал.
На пару секунд повисла неприятная тишина. За этот промежуток времени Ван-Ина захлестнули апокалиптические картины детей с ужасными уродствами.
– Что мы будем делать, если… Я имею в виду… Представь, что…
Призрак, который мучил сейчас Ван-Ина, преследовал ее еще со вчерашнего дня.
– Я не собиралась рассказывать тебе сегодня вечером. Может быть, мне стоило… Собственно говоря, я не знаю, Питер. Сейчас все говорят о наследственности и генетических исследованиях. Газеты только об этом и пишут. И ты прав. Раньше я бы сама от души над этим посмеялась, но вчера эта уверенность рухнула, как карточный домик. Теперь я хочу знать, все ли в порядке.
Был ли это тот момент, когда мужчина должен показать, насколько он сильный, или в подобных ситуациях ему можно было расчувствоваться? Ван-Ин не знал. Пожалуй, ответ на этот вопрос надо искать в какой-нибудь книге.
– Я не буду повторять два раза! – кричала Лен Вермаст. – Одиннадцать часов. Оба марш в кровать и спать!
Когда Тине чуть позже услышала, как мама взбегает по лестнице, она мигом спрятала свой трофей под подушку. Йорис сидел по-турецки на своей кровати. Он безнадежно посмотрел на сестру, но даже не пикнул, когда мама ворвалась в комнату. Лен подошла к сыну, укрыла его одеялом и поцеловала. После этого она повернулась к дочери.
– Если я еще только услышу шум, завтра ты останешься дома.
Тине покорно склонила голову. Завтра она с подружками собиралась кататься на лошадях. Эта зануда не имела права лишать ее такого удовольствия.
Лен выключила свет и пошла вниз. На лестнице она сняла платье и вошла в гостиную топлес. Хюго должен был распрощаться с двумя предметами одежды. Джеф сидел в носках, а Аннелис все еще была в одежде. Как так получалось, что, когда Джеф и Аннелис приходили поиграть в покер на раздевание, она всегда проигрывала?
В нескольких километрах от Виктории – столицы Гозо – Аманд Декейзер управлял единственным трехзвездочным рестораном Мальтийского архипелага. Аманд был уроженцем Кнокке. Двадцать лет назад он обнаружил на мальтийском рынке незаполненную нишу: несмотря на то что коренные жители острова делали все возможное, чтобы угодить туристам, некоторым недоставало своей национальной кухни. Виновны ли в этом британцы, которые оказали тогда влияние на местные пищевые привычки, или сказалась нехватка кулинарной изобретательности в связи с господствующей засухой на всем острове, который в древности назывался «страной меда»?
Кроме того, Аманд в любом случае увидел, что простого сочетания сливового пудинга, пиццы и кускуса будет достаточно для улучшения ситуации. Он начинал скромно, стал ввозить сырье из Фландрии и уже спустя пять лет мог называть себя владельцем популярного ресторана с ночным клубом.
Вилльям Артс прибыл после полудня. Аманд как раз отдыхал на продуваемой ветрами террасе. Он сразу же узнал своего старого друга.
– Вилльям! – вскрикнул он восторженно. – Я не ждал тебя так рано.
Они тепло пожали друг другу руку. Аманд сейчас же принес «Юпилер»[23] и закуски.
– Наконец-то это случилось, – сказал Артс. – Бельгия теперь может навсегда катиться к черту.
– Отлично, Вилльям. Это надо отпраздновать.
Версавел решительно вошел в кабинет 204 в модном костюме, бронзово-зеленой рубашке и черном галстуке, он был чинный и величественный. На его лице сияла счастливая улыбка.
– Ты опоздал, – резко укорил его Ван-Ин.
Версавел снял свое пальто и изящно накинул его на стул, подошел к открытому окну и глубоко вдохнул.
– Гвидо, сейчас пятнадцать минут десятого. Не заливай мне, что «Мутон Ротшильд» еще дает о себе знать.
Приходить поздно – это моя привилегия. Не забывай об этом.
Версавел сделал пару упражнений на растяжку и повернулся вокруг своей оси, как русский артист балета.
– Mais où sont les neiges d'antan, mon ami?[24]
– Господь милосердный, Гвидо. Мне позвонить психиатру или ты заползешь в смирительную рубашку самостоятельно?
Версавел не дал себя запугать. Он во все горло процитировал две строфы из баллады Франсуа Вийона и потом плюхнулся на стул.
– Проблемы, комиссар?
– Я не в настроении для таких шуточек, Гвидо. Сейчас все с третьего этажа будут стоять за окном и подглядывать. Какой дьявол в тебя вселился? Ты выглядишь как клон Эдди Валли[25] и ведешь себя как бездарный клоун.
– Это плеоназм[26] или тавтология, комиссар?
Ван-Ин поднялся со своего стула и встал, расставив ноги, перед столом Версавела.
– Дорогой Гвидо, объясни мне, пожалуйста, что случилось.
– Хорошие новости, Питер. Только хорошие новости. Джонатан звонил мне вчера вечером. Он придет сегодня на ужин, и Франк обещал приготовить для нас цесарку с ягодами.
Ван-Ин поднял глаза. Что касается любовных отношений, у него, разумеется, был опыт только с женщинами, но за последние двадцать пять лет он методом проб и ошибок уразумел, что некоторые вещи женщины не принимают.
Например, пригласить на званый ужин свою любовницу и позволить жене готовить.
– И Франк на это просто так согласился?
– Франк считает, что с Джонатаном все кончено.
Версавел лениво откинулся на стуле и, зевая, потянулся. Его глаза сияли, как отполированный черный янтарь.
Барт постучал перед тем как войти, – и это говорило о том, что он стоял под дверью и подслушивал.
– Доброе утро, комиссар.
– Доброе утро, главный инспектор.
Барт едва заметно кивнул Версавелу. Инспектор не потрудился ответить на скупое приветствие начальства.
Ван-Ин сел за свой стол, вытащил из ящиков пачку бумаг и стал что-то торопливо писать. Обычно он использовал этот трюк, когда неожиданно приходил шеф. Большинство протоколов, над которыми работал Ван-Ин, были очень старыми. Версавел нахмурил брови. Он не понимал, почему Ван-Ин разыгрывал эту комедию для унтер-офицера-карьериста.
– Говори, Барт, – прозвучало внезапно и резко.
Барт все это время стоял по стойке «смирно».
– Садись же.
Барт рухнул, как марионетка, у которой кто-то перерезал веревочки.
– Я хотел бы предоставить отчет о несчастном случае на Бремвегеле в 1979 году, – послушно начал Барт.
– На Бремвегеле, Барт?
– Загородный дом Лодевейка Вандале, – услужливо дополнил главный инспектор. – Вы просили меня проверить, обращался ли кто-либо в 1979 году в полицию с заявлением о несчастном случае, к которому были причастны Лодевейк Вандале и неизвестный мопедист.
Барт говорил на серьезном и официальном канцелярском нидерландском языке, на котором он составлял протоколы.
Версавел, в свою очередь, взял лист бумаги и сделал несколько пометок. Ван-Ин делал вид, будто не слушает Барта. Он сосредоточился на пожелтевшем протоколе из внушительной груды бумаг, не обращая внимания на главного инспектора. Только сейчас Версавел понял, какую Ван-Ин ведет игру. Нормальный человек, к которому так относятся, через неделю попросил бы перевести его в другой отдел. Версавел надеялся, что Барт – нормальный человек.
– Продолжайте, главный инспектор, – раздраженно подгонял Барта Ван-Ин.
Барт сглотнул. Его движущийся то вверх, то вниз кадык отчетливо давал понять, в каком состоянии он находится.
– Господин Вандале лично подал заявление, указав факты. Мопедист Джон Катрэйсе получил сотрясение мозга. Дело было мирно улажено. Все расходы господин Вандале взял на себя.
