Капитан сорвал со стола материю.
— Твоя гантеля. Звонков кивнул.
— Ты не кивай здесь! Говори, твоя или нет!
— Моя.
— Значит, ты гантелю в пластиковую сумку положил. Правильно. Неудобно с гантелей по улице ходить. Ты, Звонков, когда старичка-то тюкнул гантелей по голове, растерялся, это правильно. Ты не убийца, ты жадный просто. Очень жадный человек. Ты испугался, конечно, и забыл не только гантелю, но и сумку. А в ней газета была «Московская правда» с твоим адресом. Это, Звонков, второе. А вон сумка с вещами, в которой, кстати, две сберкнижки Желтухина. Это, Звонков, у тебя при обыске нашли. Значит, это и есть третье. То, что ты убил, мы знаем. Но с тобой еще кто-то был. Так ведь? Кто был с тобой?
— Разрешите мне позвонить.
— Когда сознаешься, и позвонить разрешим и кофе дадим. Кто с тобой был?
Капитан наклонился к Звонкову. И Жене показалось, что глаза его стали огромными, как абажуры настольных ламп, они надвигались на него. И некуда ему было спрятаться от них. Глаза капитана давили на него, вжимали в стену.
— Так кто с тобой был?
— Дайте мне позвонить? — Звонков вскочил и словно сбросил г себя гипноз страха этого вечера и глаз капитана.
— Сидеть!
Молодой опер опять толкнул Звонкова.
А за окном уже начало светать, и погасили лампочки. В кабинете был утренний полумрак, светлеющий с каждой минутой.
Капитан снял китель и галстук, сидел в одной рубашке с черными пятнами пота на спине.
Все курили.
— Значит, не дадите позвонить? — спросил Звонков.
— Нет, — капитан затянулся глубоко и закрыл глаза.
— Тогда пишите адрес сообщника.
Опера словно проснулись. Движения их стали расчетливо-быстрыми.
— Ну раз начал, Звонков, колись. Не останавливайся на полпути.
Женя взял сигарету, закурил.
— Пишите. Улица Островского, дом 6, кв. 29. Зовут его Игорь. Больше ничего не знаю.
Корнеева разбудил звонок в дверь. Длинный и требовательный.
Еще не проснувшись, он автоматически натянул тренировочные брюки и пошел открывать.
А звонок бесчинствовал в квартире.
Корнеев распахнул дверь.
— Сдурели.
В прихожую ворвались двое в штатском и двое в форме.
— Уголовный розыск! — крикнул один. — Стоять!
— А я и так стою, — усмехнулся Корнеев.
— Ты Игорь? — молоденький опер повел стволом пистолета, матово блеснувшим в темноте коридора.
— Убери ствол, — Корнеев нащупал выключатель, зажег свет. Теперь он видел всех четверых. Возбужденных, с жадным охотничьим азартом в глазах.
— Товарищ майор, — внезапно сказал один из оперативников, — Игорь Дмитриевич…
— А это ты, Афанасьев? Кто это тебя научил по утрам в квартиры вламываться?
— Так на вас показали.
— Кто?
— Звонков.
— Какой Звонков?
— Да Евгений Николаевич. Тот, что Желтухина из Козицкого, дом четыре, заделал.
— Подожди, Афанасьев, толком расскажи…
Корнеев вошел в комнату, где под охраной сержанта сидел Звонков.
— В интересное дело ты меня втравливаешь, Женя. Не больше не меньше, как соучастие в убийстве.
— У меня не было выхода, Игорь, иначе они бы меня сломали. Я боялся сознаться в том, чего не делал.
— Женя, времени мало. Давай по порядку. Гантеля?
— Два дня назад я вернулся домой, ее не было.
— Ты заявил в милицию?
— Да.
— Так чего же ты молчишь?
— А я говорил им, но они хотели слушать только то, что хотели.
— Где ты был вчера, между 15 и 18?
— У кинотеатра «Новороссийск» ждал девушку.
— Три часа?
— Да. Она сказала, что может опоздать, и просила меня подождать ее. Сказала, что придет обязательно.
— Она так тебе понравилась?
— Да.
— Кто-нибудь тебя видел у кинотеатра?
— Я не видел никого.
— Ты давал кому-нибудь ключи?
— Ты же знаешь.
— Знаю, но бывает всякое.
— Исключено.
— Ты пошел на свидание с работы?
— Да.
— Где мне найти эту девушку?
— Не знаю.
— То есть?
— Знаю только, что ее зовут Лена, она очень красивая и живет на улице Чаплыгина.
— Ну, это тоже кое-что. Дом какой?
— Четыре, второй подъезд.
— Женя, вспомни, кто тебя видел у «Новороссийска».
Звонков грустно покачал головой.
— Так, — сказал Борис Логунов и встал из-за стола, — значит вы, Тохадзе, продолжаете утверждать, что лично получили эту телеграмму?
— Зачем обижаешь? — Гурам Тохадзе даже головой затряс возбужденно. Мол, до чего недоверчивые люди бывают.
— Тогда, пожалуйста, распишись здесь. Борис подвинул Тохадзе лист протокола.
— Здесь? — Тохадзе медленно начал читать.
— Неразборчиво?
— Нормально, — Гурам расписался.
— Прекрасно. Теперь, Тохадзе, ответьте на такой вопрос. Как вы одновременно могли жить в Москве, вот справка из гостиницы «Минск», и получать телеграмму в Батуми?
— Я на два дня улетел домой.
Тохадзе ответил быстро, словно ожидал этого вопроса.
— Вот справка Аэрофлота, — Логунов вынул из папки бумагу, — в ней говорится, что за последний месяц ни ваша фамилия, ни ваши паспортные данные не были зарегистрированы в аэропортах Москвы.
— Мне друг продал билет. Я по его фамилии летел.
— По какой?
— Слушай, Давид его зовут, а фамилию не помню. Логунов сел, взял ручку, записал.
— Значит вы, Тохадзе, утверждаете, что ваш знакомый по имени Давид уступил вам свой билет?
— Утверждаю.
— Распишитесь.
— Здесь?
— Да. Продолжим. Вы приехали в Батуми и получили телеграмму.
— Конечно, получил, — Тохадзе вскочил, — какое ему дело, когда я куда ехал. Я свободный человек! Понимаешь!
— Пока.
— Что пока?
— Свободный пока.
— Ты что, угрожаешь мне?
— Вы садитесь, Тохадзе. Спокойно садитесь и прочитайте показания проводника поезда «Батуми — Москва» Чачава. В них она показывает, что получила эту телеграмму от вашей сестры и передала ее вам в Москве.
— Слушай! Кому веришь? Проводнику? Они все продажные. Они что хочешь скажут.
— Хорошо. Я устрою вам очную ставку.
— Зачем? Слушай, чего тебе надо?
— Вот что, Тохадзе, разговор по делу. Мне надо, чтобы вы обвинялись по двум статьям — 130 и 181.
Тохадзе задумался на минуту.
— Что-то я не помню таких статей.
— Вполне естественно. Вы ранее дважды привлекались по 146 статье. За разбой. Не так ли?
— У вас учет.
— Пока не жалуемся. Разъясняю смысл статей: 130 — клевета; 181 — дача заведомо ложных показаний. Так будем говорить серьезно?
Лифтерша, разговаривая, прижимала к груди роман Пикуля «Слово и дело», словно боялась, что Корнеев его отнимет.
— Людмила Тарасовна, вы говорите, что в вашем подъезде никакой красивой, высокой блондинки по имени Лена нет.
— Точно знаю.
— А может она гостила или снимала комнату?
— Вы знаете, молодой человек, когда сидишь на одном месте десять лет, запоминаешь всех, кто проходит мимо тебя.
— Вы весь день дежурите?
— Нет, с девяти утра до семи вечера.
— Понятно…
Подъезд дома, где живет Звонков. Первая дверь. Игорь позвонил.
— Добрый день, я из милиции. Могу задать вам несколько вопросов?
— Конечно.
— Вы никогда не видели посторонних, входящих или выходящих из шестой квартиры?
— Это от Женьки Звонкова?
— Да.
— Да, вроде, нет. И опять дверь.
— Добрый день, я из милиции… Второй этаж. Третий. Четвертый.
Игорь только поднес руку к звонку, как дверь отворилась и на площадку выехала детская коляска, похожая на ракету.
Корнеев отступил. Высокий парень, управляющий этим сооружением, аккуратно прикрыл за собой дверь.
— Здравствуйте, — сказал Игорь, — я из милиции.
— А я, — засмеялся парень, — из второго таксопарка.
— Вот и познакомились, — Игорь достал удостоверение.
— Да не надо, я вам верю.
— Вас как зовут?
— Николай Серпухов.
— Николай, вы знаете Звонкова?
— Мы с Женькой друзья.
— Тем лучше. Вы не замечали никого постороннего, входившего или покидавшего квартиру Звонкова?
— Да, как сказать. Я эту неделю в ночь, вот с бойцом своим и гуляю.
— Всегда в одно время?
— Да, плюс минус полчаса. Так вот позавчера вывожу коляску. Она в лифт не входит, поэтому спускаю по ступенькам, аккуратно. Гляжу, из Женькиной квартиры человек выходит. Я его сверху вижу. Куртка вроде как у Женьки, только вот кепка джинсовая. Думаю, с чего Женька начал кепку носить. Я его окликнул, а он бегом по лестнице.
— Значит, человек в куртке не остановился, когда вы его окликнули?
— Да он убежал просто. Я спустился на улицу, а у подъезда Любовь Васильевна сидит из десятой квартиры: Я ей, мол, тетя Люба, куда Женька Звонков побежал? А она мне: никакого Звонкова в глаза не видела. А в кожаной куртке? А она и говорит, выбежал какой-то, сел в машину и уехал.
