– Возможно, я художник, и искал живописные места. Надеюсь, это не преступление?
– Нет, это не преступление. А вот следы крови Сары Бакар на подошве вашего ботинка – это следы преступления. Вы их не заметили, иначе бы выбросили эту пару обуви, а наши эксперты более внимательны. Вот заключение экспертизы.
– Я не умею читать на иврите.
– А говорите бойко. Впрочем, это не важно. Если хотите, мой помощник вам переведет. Или пригласите русскоязычного адвоката – ваше право. А пока хочу сказать вам еще одну вещь: старая женщина защищалась и сумела оцарапать
– убийцу. Частички именно вашей кожи обнаружены под ее ногтями. Это тоже отражено в протоколе экспертизы – сможете потом убедиться с помощью переводчика, а пока поверьте мне на слово.
– Вот тут Шварц сломался. Израильская демократия была забыта, надо было защищать не ее, а свою шкуру. Художник умоляюще посмотрел на инспектора и забормотал:
– Я не хотел… У меня и в мыслях не было убивать ее… Я хотел только взять принадлежащее мне!
– Это вы будете объяснять суду, – сухо проговорил Шапиро, – а меня интересует не психология, а детали преступления.
–
– Я все расскажу, все! Вы поймете, я не хотел…
– Рассказывайте!
– Игорь – это уже в Израиле он стал Игалем – родился в обычной еврейской семье среднего достатка. Жили они в подмосковном городе, родители работали на единственном тогда еще действующем предприятии. Мать, Елена Борисовна, – бухгалтером, отец, Григорий Ефимович, – инженером по технике безопасности. Времена были веселые – середина 80-х годов. «Перестройка, перекличка, перестрелка», – как любили говорить тогда граждане бывшей семьи народов. Предприятие медленно, но верно загибалось, денег в семье становилось все меньше и меньше, да и те стремительно обесценивались. Елена Борисовна пыталась расшевелить мужа, заставить его что-то предпринять, – она не просто чутьем ощущала скорый крах фабрики, но и как бухгалтер, разбирающийся в финансовых документах, имела все основания тревожиться. Глава семейства вяло отмахивался, предпочитая полулежать на диване и смотреть по телевизору заседания всевозможных Верховных Советов, горячо соглашаясь и споря с ораторами, пересказывая жене содержание прений. Разумеется, в один, далеко не прекрасный день фабрика закрылась. Работники, в основном, женщины среднего возраста, оставшись на улице, подались в Москву: мыть полы у разбогатевших, невесть на чем, нуворишей, продавщицами в ларьки, выраставшие, как грибы на навозе, в переходах, на вокзалах, просто посреди центральных московских улиц, официантками в забегаловки – от одного запаха, исходящего из этих заведений, хотелось перебежать на другую сторону улицы.
– Мать Игоря была моложе, кроме того, обладала востребованной специальностью – она смогла устроиться бухгалтером во вновь открывшееся заведение, пышно именующее себя «Молодежный центр по организации досуга проблемных детей и подростков». Чем именно занималась организация с такими возвышенными целями, Игорь, которому едва исполнилось в ту пору девять лет, конечно, не знал. Помнил только, что однажды мама прибежала с работы жутко испуганная, заперлась с отцом на кухне и долго что-то ему рассказывала, всхлипывая и сморкаясь. На этом ее трудовая деятельность в бухгалтерии закончилась. Пришлось срочно продавать небольшую квартирку – буквально за гроши – и перебираться к бабушке в Москву.
– Немного успокоившись и видя, что муж по-прежнему не может или не хочет ничего делать, чтобы вытащить семью из нищеты, в которой они оказались, женщина махнула на него рукой и, договорившись с такой же товаркой по несчастью, поехала «челноком» в Китай, вложив в это предприятие деньги, полученные от продажи квартиры. Дома был жуткий скандал, который Игорь помнил по сей день. Григорий Ефимович орал на жену, не стесняясь в выражениях. Он считал, что деньги надо потратить на еду – хватит на некоторое время, а там, глядишь, все снова изменится, вернется советская власть, заработает полуразвалившаяся фабрика, и он с торжеством вернется на свое место инженера по технике безопасности, предварительно отобрав проданную квартиру у «этих торгашей».
– На этот раз попытка выбраться из ямы оказалась довольно удачной. Женщины купили место на рынке и начали торговать жуткими тряпками «от Версаче», «от Гучи», «от Дольчи с Габаной». Приходилось, правда, вставать в четыре утра, прыгать от холода на морозе, самим таскать тяжеленые баулы, но зато в доме появились деньги, нормальная еда и даже достаточно приличная одежда – мать привозила из Китая и неплохие вещи, правда, только для семьи. Там можно было купить и приличную одежду, но совсем по другой цене.
– Потом все опять рухнуло – киоск сожгли вместе с товаром, хотя мать регулярно платила «крыше». Сказали – электропроводку замкнуло, но, скорее всего, приложили руку конкуренты из ларька напротив. Разбираться не стали, видимо, они заплатили «крыше» больше. Пришлось начинать все сначала.
– Так и жили, как на качелях: вниз – вверх. Период достатка сменялся жесткой
– экономией, потом опять жизнь налаживалась. Мать постарела и подурнела, отец их оставил, женился второй раз и отбыл с новой женой за океан к ее сыну. Игорь занимался в художественной школе – способности у него обнаружились еще в детстве, учителя прочили ему большое будущее. Окончив десять классов, решил поступать в высшее художественное учебное заведение. Вопрос с армией был решен заблаговременно путем очень больших денег.
– Узнав о планах сына, Елена Борисовна пришла в ужас. Начались слезы и мольбы пожалеть ее – она больше не могла торговать, сил не было, и мысль, что придется теперь еще много лет содержать сына, взамен отбывшего мужа, приводила ее в панику.
– Конечно, – пыталась достучаться она до Игоря, – у тебя есть талант, но живопись – слишком специфическая область, нужно быть выдающимся художником, иметь огромные связи, необыкновенную пробивную силу. Возможно, я в этом ничего не понимаю, но одного таланта мало. Что ты будешь делать, закончив учебу? На что жить? Я не могу больше стоять на рынке.
– Все образуется, – отмахивался сын так же, как много лет назад отмахивался муж. – Зачем перспективное планирование?
– Игорь настоял на своем. Елена Борисовна махнула рукой, дала ему все деньги, имеющиеся в доме, только попросила больше не рассчитывать на ее материальную помощь: у нее на руках была еще ее мать – больная старуха, которой требовался постоянный уход и дорогие лекарства.
– Учиться он уехал в Санкт-Петербург. Ему надоела постоянная опека матери, ее жалобы на здоровье, нехватку денег, безмерно раздражала бабка, небольшая квартирка, пропахшая лекарствами и болезнями. Парень посчитал, что, уехав в другой город, он уедет от всех этих проблем. Действительно, с родными он виделся редко, приезжая иногда на каникулы. Мать звонила, он звонил ей, но звонки эти были, скорее, данью вежливости: «Как дела? – Спасибо, нормально. – Что у тебя? – Все по-прежнему. – Бабушке привет. – Целую». Деньгами мать все-таки немного помогала, но это была капля в море его потребностей. Пришлось выкручиваться самому. Приторговывал по мелочам наркотиками, давал уроки рисования скучающим обеспеченным дамочкам – как проходили уроки, он предпочитал не распространяться.
– Учеба закончилась. Игорь получил диплом. Непонятно было только, что с ним делать. Продажа картин всеядным туристам давала ничтожные гроши, которых едва хватало на съемный угол в коммунальной квартире на окраине Санкт-Петербурга. На большее, он уже это понял, рассчитывать не приходилось. Не было умения пробиваться, расталкивая локтями окружающих, не было имени и связей в художественной среде. Даже уроки рисования для богатых дам как-то незаметно сошли на нет.
– Возвращаться в Москву и выслушивать упреки матери: «Я же тебе говорила!» – одна мысль об этом приводила в содрогание. Положение все ухудшалось. Он уже задолжал приличные суммы, и кредиторы требовали возвратить деньги.
– По хорошо известной схеме ему предложили погасить долги взамен небольшой услуги: передать кое-что по нужному адресу. Выбора не было– пришлось согласится. Всю дорогу он дико нервничал, вздрагивал от каждого скрипа вагонной двери. Но все обошлось. Поклявшись себе, что последний раз взялся за такое поручение, он немного успокоился и решил навестить родных.
– Знакомый подъезд встретил его неизбывным кошачьим запахом, к которому примешивались ароматы щей из прогорклой капусты, прокисшего пива, мусоропровода.
– Мать и бабушка обрадовались, захлопотали, заохали: «Как возмужал!». Он пришел в ужас от вида матери: ее можно было принять за бабкину сестру – так она постарела и осунулась. После первых минут радостной встречи, общих вопросов и ответов наступило молчание. Елена Борисовна боялась спросить, что сын думает делать дальше, Игорь не хотел задавать лишних вопросов, чтобы не вызвать поток жалоб, просьб остаться, приобрести специальность, пойти работать. Он уже жалел, что зашел к родным. Бабушка, ворча: «Что ж не предупредил», – отправилась на кухню приготовить что-нибудь. Пауза затягивалась. Надо было продолжить разговор.
