Утро в Пулково выдалось самое что ни на есть обычное, Всё та же суета, беготня, спешка, прилеты-отлеты. Но среди отлетающей публики, бомжей и фарцовщиков внимательный взгляд мог заметить молодых людей, рассеянных по всему аэропорту и не похожих ни на одну из вышеперечисленных групп. Как можно догадаться, это были опера 85-го отделения и 22-го убойного отдела. Возле стоек регистрации с шести часов утра дежурил Волков с детской коляской, которую он периодически покачивал. Второй рукой он обнимал Уксусову. На Уксусовой был надет легендарный кивиновский парик и очки, так что на себя она была мало похожа, своим видом она скорее напоминала Игоря Корнелюка. В коляске вместо ребёнка лежали АК, две обоймы и стационарная рация, которая еле влезла в коляску. У этой парочки было самое ответственное задание — увидеть Виталика и дать сигнал. Регистрация билетов на самолёт на Владикавказ начиналась через час, Волков начинал волноваться и всё чаще качал коляску.
В кооперативном киоске рядом с продавцом примостился Кивинов и неотрывно наблюдал за Волковым. Остальные расположились кто где. Борисов предупредил руководство и милицию аэропорта о возможности инцидента на их территории. Постовые, снабженные приметами Виталика, голодно вглядывались в лица пассажиров.
Накануне, как Соловец и предвидел, Борисов примчался почти сразу после звонка, прихватив с собой всю свою бригаду архаровцев. Сначала он было обиделся на обман, но потом, решив, что есть возможность отличиться, остался. В пять утра двенадцать человек вышли из 85-го отделения и на трёх машинах направились в Пулково. Уксусову взяли как единственную свидетельницу, кто мог опознать Виталика. Операцию держали в строжайшем секрете, в отделении же объяснили, что поехали брать рэкетиров.
Сердобойцев с Таранкиным сидели в «Жигулях» на выезде с эстакады и слушали «Европу плюс». Соловец, нагнетая атмосферу, бегал от одного к другому. Голос по трансляции объявил, что рейс «Санкт-Петербург — Владикавказ» задерживается по причине нелетной погоды. Это была ерунда явная: весеннее солнышко припекало, и на небе не было ни облачка. «Значит, бастуют, — подумал Соловец. — Если прозеваем Стронга, будет обидно и досадно до слез и до икоты».
— А у дельфина распорото брюхо винтом, выстрела в спину не ожидает никто… — надрывался из чьего-то магнитофона Высоцкий. Соловец поёжился — своевременная песенка.
Электронные часы показывали без десяти двенадцать, по расписанию через десять минут должна была начаться регистрация на рейс во Владикавказ. Кивинов вытирал вспотевшие ладони о фирменные футболки. Волков беспрерывно тряс коляску, рация грозила выпасть. Уксусова крутила головой, парик окончательно сполз ей на лоб. Согласно установке, увидев Виталика, она должна была указать на него Волкову, а тот вынуть из коляски пеленку.
Кивинов в очередной раз протянул руки к футболке, когда заметил условный знак, — Волков не только вынул пеленку, но и, очевидно, не зная, что с ней дальше делать, стал размахивать ею в воздухе. Уксусова совсем зарылась в парик. С одной стороны по направлению к Волкову бежал Дукалис, а с другой приближался Борисов. Кивинов бросил взгляд в сторону входа и сначала ничего не понял. У дверей, кроме одетого по форме лейтенанта милиции, никого не было. Причем форма была инспектора ГАИ. В одной руке блондинистый мент держал торт, а другою сжимал жезл. «Мент с тортом, а вокруг — никого, — мелькнула мысль, — Это Стронг».
Кивинов ударом ноги распахнул двери ларька и кинулся на гаишника. Однако к тому времени Стронг уже сообразил, что его засекли. Он развернулся, как следует размахнулся тортом и швырнул его в середину толпы, заорав пронзительно прозвучавшее «Ложись!». Затем левой рукой встретил подлетающего к нему Кивинова. Тому кое-как удалось увернуться, но вот схватить Стронга он уже не успел. Мнимый гаишник выскочил на улицу.
Толпа в зале дружно рухнула на пол, что такое террористический акт, знали не только в милиции. Спас всех вовремя прибывший на место происшествия Дукалис. С криком «Прощайте, братья!» он рухнул животом прямо на торт. Однако никакого взрыва не последовало, и через минуту Дукалис уже стоял посреди восторженной толпы, принимая искренние поздравления и соскрёбывая со своей кожаной куртки масляный крем. «Какой торт испортил!» — подумал Борисов. Кивинов от волнения сел на пол.
Заминка с тортом дала Стронгу явную фору во времени. Выбежав из зала, он перепрыгнул через перила эстакады на нижний ярус пулковского аэропорта и вскочил в белый жигуль. Жигуль сорвался и полетел по направлению к Киевскому шоссе. За рулем машины сидел сообщник Стронга. Кивинов помчался к Таранкину, Сердобойцев уже нетерпеливо рычал мотором. Кивинов прыгнул на заднее сидение.
— Гони за ним! — заорал он.
Сердобойцев вмял педаль акселератора в пол казенных «Жигулей», мерседесовский двигатель хищно взревел, и машина понеслась по дороге. Стронг вырулил на Киевское шоссе и свернул в сторону Пушкина. Машина оперов медленно, но верно приближалась, повиснув у него на хвосте. Сердобойцев вырулил на встречную полосу и пошёл на обгон машин, отделяющих их от преступника. Дорогу встречным автомобилям он уступал лишь в крайних случаях. Несколько раз Кивинов закрывал глаза и вжимался в сиденье, ожидая неминуемого столкновения, но водитель был абсолютно спокоен, в последнюю секунду вывертываясь перед буфером едущей навстречу машины. Таранкин открыл окно и достал пистолет, но не стрелял, между Стронгом и ними всё ещё оставалось несколько легковушек. Кивинов тоже полез за своей «пушкой».
Спустя пятнадцать минут бешеной езды между ними никого не осталось, но опера стрелять не решились — впереди показался пригород. «Дотянем до леса, — решили друзья. — Подальше от города смерть унесём».
Проскочив пригород, машины вновь понеслись по трассе. Наперерез Стронговским «Жигулям» выскочил гаишник, но в последнюю минуту, видимо, решил своей жизнью не рисковать и побежал в будку вызывать подмогу. Расстояние между машинами медленно сокращалось.
— Давай! — крикнул Кивинов, когда до Стронга осталось метров тридцать, и из двух дул раздался дружный залп. На преступников это никакого впечатления не произвело — машина их лишь увеличила скорость. В ответ из «Жигулей» тоже раздался выстрел. Стронг был более меток — пуля прошила лобовое стекло и вошла в подголовник водителя.
— Стреляйте, придурки! — заорал Сердобойцев, после чего опера принялись садить по машине как из автоматов.
Чья пуля достигла своей цели, так впоследствии никто и не узнал. Но в один прекрасный момент едущие впереди «Жигули» неожиданно подпрыгнули, резко вильнули в сторону и на полном ходу въехали в торфяную кучу на обочине. Торф смягчил удар, и машина пострадала несильно. Но выскочивший Таранкин подскочил к ней и, боясь, как бы она не уехала, на всякий случай выпустил по всем колесам остатки своей обоймы, после чего наконец успокоился.
— Руки на торпеду, убью! — прорычал Кивинов, распахивая дверь и наставляя на салон дуло своего пистолета.
Убивать, правда, никого не пришлось. Стронг, ударившись головой о лобовое стекло, пребывал в бессознательном состоянии, его рука с «Макаровым» свисала к полу. Водитель с простреленным затылком сидел, уронив свою голову на руль. Кивинов взял его за волосы и откинул назад. Его словно током поразило. На него остекленевшими глазами смотрел его начальник Мухтар Кулиевич Астров. Кивинов внимательно оглядел машину — так ведь это ж астровский жигуль, который он якобы ещё в прошлом году продал. Вот только номера сняты.
Таранкин сидел на траве и никак не мог прийти в себя после событий последнего часа. Кивинов сел рядом, вынул из его кармана «Беломор», прикурил и глубоко затянулся. Опера молчали.
Кивинов сидел в кабинете Соловца и смотрел телевизор. На экране появился кабинет, где он сейчас находился, вот только на диване вместо него сидел Стронг и смотрел в объектив.
— Сегодня 22-м отделом ГУВД, — вещал за экраном голос Невзорова, — задержан опасный преступник, подозреваемый в многочисленных убийствах водителей такси в городе Санкт-Петербурге. Всех опознавших просят звонить по телефону…
Кивинов встал и выключил телевизор.
Стронг сидел в камере, все разошлись по домам, а Кивинов остался дежурить по отделению. Завтра Стронга должны отпустить, доказательств, кроме его признания, у следствия не было. Следователь Склянцева, в ведении которой находилось дело, приехала в отделение, написала справку о бесперспективности и укатила назад. Но Стронг этого пока не знал, он смирился со своей участью, всё рассказав часа два назад. Он не знал, что «пальцев» ни на заточке, ни на такси так и не нашли, что свидетелей нет и что все доказательства держатся только на его признании. Поэтому-то его и показали в «Секундах», а завтра хотели отправить на пятнадцать суток, чтобы потянуть время и попытаться хоть что-нибудь найти. Кивинов снова включил магнитофон с записью допроса Стронга. С Виталиком беседовал Соловец.
