— Женщина. — Максаков присвистнул, глядя на визитку. — Прямо рекламный проспект какой-то.
На красном пластиковом квадратике, в обрамлении золотой вязи, были рельефно отпечатаны черные наручники. Под ними готическими буквами выведена надпись. «Хомяков Максим Николаевич. Оперуполномоченный уголовного розыска. Лейтенант милиции». Судя по званию, хозяин визитки работал в милиции не слишком долго.
— Молодой? — спросил он у Ирки, набирая номер телефона.
— Такой же, как мой, — кивнула она. — Симпатяга. В баньку предлагал сходить, в бильярд поиграть.
— Да? — Голос в трубке был звонким, с блатной интонацией. На заднем плане орал магнитофон и кто-то тоненько вскрикивал.
— Начальник «убойного» Архитектурного Максаков. Хомякова можно услышать?
— Я это. Секунду.
В трубке что-то брякнуло.
— Кончай эту сучку здесь дуплить, тащи в спортзал, — сказал кому-то хозяин кабинета. Магнитофон смолк. — Алло! Слушаю! Извини, братан, по малолеткам работаем. Кражу поднимаем.
Максаков хмыкнул. Радимова сползла на самый краешек дивана и прижала руки к груди.
— Слушай, коллега, ко мне тут знакомая обратилась. Вы ее мужика ищете по вымогалову. Он как бы готов прийти, но боится. Фамилия у него…
— Богданов, — подсказала Ира.
— …Богданов.
— А, есть такой, — бодро согласился Хомяков. — Коза у него знатная, повезло тебе.
Максакова передернуло, но он промолчал. Быть просителем всегда сложно.
— Материал у нас, — продолжал Хомяков. — Скажи пацанам — пусть не ссут. Этот блудняк просто так не рассосется. Надо, чтобы они подъехали перетереть. Утрясем, и все будет ровно. Ништяк все будет. Дуплить и закрывать их никто не будет. За базар отвечаю. Главное — все косяки снять, чтобы непоняток не было.
Максаков подумал, что зря возмущался Иркиным блатным языком. Чего уж о ней говорить, если свои… Хотя какие они к черту свои. Умерло все.
— Спасибо, дружище. Я сейчас ей трубочку дам, и договоритесь. — Он протянул Ирке телефон: — Все нормально.
В окнах стало совсем темно. В желтом проеме окна «пожарки» двое парней пили чай и играли в шахматы. Он на секунду позавидовал им, но тут же себя одернул. Сто раз просидишь, на сто первый нарвешься. За спиной хихикала Радимова. Зима щупала спину холодным сквозняком. Черное небо фактически не отлипало от черных крыш. Город погружался в темноту. Снова зазвонил прямой.
— Звонок о заминировании Смольного. ФСБ в курсе. Собаку вызвали.
— Может, взорвут наконец.
— Сплюнь.
Радимова уже закончила разговор и влезала в шубу.
— Спасибо Мишка! Только на тебя и надеялась. Полечу. Договорились на восемь.
— Не за что. — Максаков пожал плечами. — Позвони, как там.
— Спасибо, обязательно! — Она кивнула на яркий пакет, оставленный на диване. — Это тебе. Я, правда, не знаю, что ты любишь.
— Это не обязательно. — Максаков заглянул в пакет и увидел бутылку «Джони Уокера». — Я бы и так помог.
— А я бы и так привезла, — парировала Радимова и чмокнула его в щеку. — Пока, удачи.
На столе громоздились нерасписанные бумаги. Он увидел рапорт Андронова и посмотрел на часы. До вечерней сходки оставалось пятнадцать минут. В коридоре курил Вадик Дударев.
— Алексеич, надо ехать в командировку в Челябинск. Я объясню…
— На сходке, ладно? Мне надо Арбузова поймать — рапорт подписать. — Максаков открыл дверь Гималаева. — Слушай, я забыл, Дронов предложил запросить Северодвинск по междугородним звонкам Сиплого, еще до его тамошних подвигов. Неплохая мысль.
— Неплохая, — согласно кивнул Игорь. — Очень неплохая. Я неделю назад запросил, просто ответов еще нет.
Оба одновременно улыбнулись.
— Не разочаровывай молодежь.
— Не буду.
На втором этаже Максаков наткнулся на Шохина. Тот сосредоточенно несся куда-то со своими операми-старшеклассниками .
— Что там у вас по грабежу красного дерева?
— Работаем, прошелестел Саня. — Вроде и хочется этому уроду поколоться, а боится. Сторож со стоянки, похоже, в доле.
— Давай-давай, — подбодрил его Максаков, в душе понимая, что для Шохина выглядит просто еще одним временным руководителем, требующим результата.
На улице снова подморозило. Он не надел пальто, и мороз ощутимо прихватывал сквозь одежду. Выпавший днем снег весь куда-то пропал, и лишь редко где мелькал серебристыми прогалинами. Земля была темной, твердой и звонкой, как закаленное стекло. Ему показалось, что вокруг темнее, чем обычно, пока он не заметил, что уличные фонари горят через два на третий. Часового не было, наверное, пошел греться. Мысленно матеря старшину за то, что перекрыли проход в главное здание через подвал, Максаков вынырнул из арки и повернул направо. Ему показалось, что какая-то фигура отделилась от темной стены напротив и двинулась параллельно с ним. Он резко остановился. По идее, человек должен был войти в свет окон зубной поликлиники, но этого не произошло. Такое было впечатление, что он намеренно остановился на темном отрезке стены и ждал. Снова стало липко-беспокойно. Холод сковывал спину. По улице брели люди, но Максакову казалось, что город пуст и погружен во мрак. Глаза заныли от попытки пронзить сгустки тьмы. Он ругнул сам себя, тронул локтем рукоять «пээма» и решительно двинулся через улицу. Впереди что-то шевельнулось и скрипнуло. Максаков хорошо знал этот дом. Он много лет ходил мимо. Прямо перед ним находилась парадная с тяжелой расщепленной дверью. Он подошел к ней и осмотрелся. Никого. Метрах в двадцати женщина тащила авоськи и ребенка. Дверь скрипнула и приоткрылась. Он осторожно заглянул внутрь. Света практически не было, лишь слабое свечение пробивалось с верхних этажей. По лестнице кто-то топотал, спускаясь. Максаков сунул рапорт в зубы и потянулся за пистолетом. Лицо, уши, руки щипал мороз. Он застыл в проеме двери. На угадываемом верхнем конце первого лестничного пролета блеснули две точки. Зашуршало, и ротвейлер-подросток проскочил у него под ногами. Он отпрянул и едва не упал. Вслед за собакой появился худой мужик в очках и дурацком желтом «петушке». Он подозрительно-удивленно воззрился на Максакова.
— Никого на лестнице не встретили? — Тот потянулся за ксивой.
— Нет.
— Парадная же не проходная?
— Нет.
— А подвал есть?
— Да, большой.
Темнота и стужа давили на плечи. Максаков стоял и искал для себя причину не идти в подвал. Их было много: замерз, нет фонаря, надо быстрее подписать рапорт и т. д. Он знал, что настоящая одна. Ему было страшно. Он не был трусом, но сейчас острое предчувствие беды последних недель рвало душу холодными когтями. Хотелось, не поворачиваясь, пятиться назад в стены отдела. Он помнил это ощущение по армии, когда выходишь за периметр расположения части в чужую, недобрую ночь. Но это было за десятки тысяч километров отсюда, а здесь любимый родной город. Он повернулся и не спеша пошел через дорогу. Черное небо опускалось все ниже и ниже.
— Арбузов у себя?
— У начальника. — Невысокая, изящная Катя, секретарша шефа, приветливо улыбнулась Максакову. Девчонки из машбюро часто намекали ему, что она к нему неравнодушна.
— Подожду.
— Дежурите?
— Да. — Он опустился на стул.
— А я в дознание перевожусь. — Катя вышла из-за стола и начала поливать цветы на окне. У нее была крепкая округлая фигурка.
— Зря, — просто сказал Максаков.
Мысленно он все еще стоял на черной улице под пронизывающим ветром. Чувствительность медленно возвращалась к телу.
— Почему? — Катя закончила с цветами и достала из шкафа полушубок. — Не сидеть же всю жизнь в секретарях.
Максаков снова вспомнил серое лицо Хрусталевой и ее нервно подрагивающие пожелтевшие пальцы с зажатой в них дешевой сигаретой. Он не мог это пересказать.
— Зря, — снова сказал он, глядя в пол.
Катя передернула облаченными в мех плечиками.
— Может, найдете как-нибудь свободную минутку и объясните, Михаил Алексеевич?
Намек был достаточно прозрачен.
— Может быть.
— Буду ждать.
Она скрылась за. дверью. В приемной стало тихо. Слегка пощелкивали часы на стене. Шесть. Хорошо, если Павел вернулся и проведет сходку. По коридору на выход стремились работники бухгалтерии, кадров и штаба. Убаюкивая, гудел кондиционер. Он закрыл глаза и подумал о Татьяне. О ее волосах, голосе, улыбке, коже, губах. Хотелось…
— Максаков! Ты где был? Я тебя целый день ищу! — Инспектор отдела кадров майор Лобов помахивал в дверях «дипломатом».
— Зачем?
«Господи! Как все достали!»
— На той неделе начинаются сборы внештатных групп захвата от каждого РУВД. В нашу включены восемь сотрудников твоего отдела. Так что готовь их на месяц в Пушкин, в учебный центр.
Максаков покрутил пальцем у виска.
— Вы звезданулись?! У меня из двадцати бойцов шестнадцать живых. Еще минус восемь — кто работать будет? Пусть мобовцы едут.
— Приказ начальника РУВД. Милицию общественной безопасности нельзя ослаблять — много массовых мероприятий. И не ори на меня. Мое дело сообщить!
