Питт с интересом разглядывал новые светильники. Все очевиднее становилось то, что Кэткарт относился к своей работе исключительно трепетно, как к настоящему искусству. Не жалел, короче, ни времени, ни денег.
– И всем ентим он занимался, уж будьте покойны, самолично, – прибавила служанка. – Частенько запирался в особой комнате, той, что в самом подземелье. Тама у него как бы лаболатория, полно каких-то химичеств. Запашок у них, правда, мерзопакостный. Токмо он никогда меня туда не пущал, чтобы я ненароком не наделала себе беды. Упаси боже рассыпать там какой порошок, можно и умом тронуться!
– А он хранил здесь какие-то готовые фотографии? – спросил суперинтендант, с любопытством окидывая взглядом студию. – Те, что сделал недавно или в последние дни?
– Ну да, вон в тех ящщиках. – Женщина показала на большой застекленный шкаф, стоявший слева от Питта.
– Отлично, спасибо.
Полицейский открыл дверцы и, по очереди выдвигая ящики, занялся изучением снимков, внимательно разглядывая каждый. На первом была запечатлена изумительная особа в экзотичном наряде и с бусами на шее. Ее рука касалась красивой корзинки, сплетенной из пальмовых листьев рафии, из которой выползала на редкость натуральная змея. Эта фотография притягивала взгляд, причем даже не тем, что навевала воспоминания об эллинистическом периоде Египта, что, вероятно, входило в замысел заказчицы, а завораживающей игрой светотени на лице, подчеркивающей его властность и чувственность.
На второй фотографии стоял молодой мужчина в образе, как подумалось Питту, святого Георгия. Он был облачен в блестящие доспехи и вооружен мечом и щитом. Рядом с ним на столике гармонично поблескивал шлем. Лучи света играли на изгибах металлического нагрудника и отражались в его бледных глазах и белокурых волосах, увенчивая эту красивую шевелюру небесным ореолом. Изображение наводило на мысль не о воинственном рыцаре, но о мечтателе, готовом к сражению на духовном поприще.
Третья фотография подчеркивала внутреннее тщеславие личности изображенного на ней человека, четвертая – безмятежность и добродушие, пятая – своеобразное сибаритство, хотя все эти качества замечательно маскировались атрибутами фантазийных и богатых декораций, словно их стремились скрыть от менее восприимчивых глаз.
Томас проникся новым, более глубоким уважением к этому фотографу и осознанием того, что таким тонким пониманием человеческой натуры и отображением ее с поразительной выразительностью Кэткарт мог спровоцировать появление как врагов, так и друзей.
Закрыв шкаф, Питт повернулся к миссис Геддс, и в этот момент кто-то позвонил в дверь.
– Мож, мине лучше спустицца и открыть, – предложила женщина, глядя на полицейского в ожидании распоряжения. – Надо ль сказывать, шо мистер Кэткарт помер?
– Нет, пожалуйста, пока не говорите, – быстро сказал Томас. – Хотя я надеюсь, что это явился констебль из местного полицейского участка. По меньшей мере в порядке любезности я должен сообщить им о случившемся, а если убийство действительно произошло в этом доме, то им придется тоже расследовать преступление.
Если ему повезет, то местная полиция будет настаивать на передаче им этого дела. Теперь было вполне ясно, что французское посольство тут ни при чем, и поэтому у Питта не было причин самому искать виновных.
В дом действительно вошел местный констебль, невзрачный, но приятный мужчина средних лет по фамилии Баклер. Суперинтендант коротко изложил ему имевшиеся на настоящий момент сведения. Он описал даже более зловещие подробности, предварительно извинившись перед миссис Геддс. Если Баклер был способен помочь в дальнейшем расследовании, то он должен узнать все существенные детали.
– Да, сэр, потрясли вы меня некоторыми фактами, – промямлил тот, когда Питт закончил. – Мистер Кэткарт, конечно, был натурой творческой, несколько эксцентричен, понятно, но мы завсегда почитали его очень приличным джентльменом. Не то чтобы самых строгих правил, как священники или им подобные, но приличный, как уж большинство господ, даже получше многих. На редкость отвратительное дельце, тут уж ничего иного и не скажешь.
– Верно, – согласился Томас, не слишком, однако, уверенный в оценке констеблем степени приличности Кэткарта. – Миссис Геддс показала мне дом и сообщила, что всё в полном порядке и нет никаких свидетельств того, что здесь мог кто-то побывать, за исключением, возможно, Лили Мондрелл, которая, насколько я понял, могла быть любовницей убитого.
– Ну, он же вроде как из художественной братии… был, – с заминкой признал Баклер. – От них такого можно ожидать… – Он оглянулся вокруг. – Так вы думаете, значит, что его могли тут и убить? Хотя я не представляю, чтобы кто-то разгуливал по улицам в описанном вами наряде. Пусть даже ночью! Вполне вероятно, что все произошло прямо тут, что положили его, значит, в лодку и пустили в свободное плавание. И она легко могла прибиться к берегу в любом месте, отсюда и до самого Пула.
Питт провел констебля по дому к боковой двери в сад, оставив служанку в гостиной.
– Вы там поосторожнее с ковром, – заметила она им вслед. – Край у него так истрепался, что недолготь и навернуцца… Я давно твердила мистеру Кэткарту, шо пора бы сдать его в починку.
Томас глянул на пол. Гладкая отполированная поверхность выглядела совершенно чистой и голой.
– Миссис Геддс! – крикнул он женщине.
– Да, сэр? – отозвалась она.
– Тут нет никакого ковра.
– Так уж и нет, сэр, – вполне спокойно возразила служанка, – небольшой такой, зеленый, с красным узором. С разлохматившимся краем, как я и сказывала.
– Нет, миссис Геддс. Тут на полу вовсе ничего нет.
Послышался звук шаркающих шагов, и вскоре удивленная женщина возникла в дверях. Ее взгляд устремился на гладкий пол.
– Погодьте, дай-кось я проверю за лестницей… Должно, он там, сэр. Порванный!
– Когда вы в последний раз видели его? – уточнил суперинтендант.
– Погодьте-ка… щас скумекаем… – Теперь служанка выглядела озадаченной. – Ну да, за день, значицца, до того, как мистер Кэткарт не ночевал, за день до того… Он лежал туточки, потому я опять и завела песню о том, что пора его сдать в починку. Я даже сообчила хозяину имя одного мастера по починке ковров.
– А не мог ли мистер Кэткарт отвезти ковер к нему?
– Ой, не мог, сэр, – решительно заявила Геддс. – Куда там, сам ён ентими вещами не занимался! Если б решился, то поручил бы енто дело мине. Сдаецца, его просто стащили. Но черт мине подери, ежели я знаю, зачем кому-то спонадобилось такое старье…
Рассуждая, она изумленно оглядывалась по сторонам, сосредоточенно наморщив лоб, и взгляд ее вдруг остановился на белой фарфоровой вазе с синим узором, стоявшей на жардиньерке у стены.
– Что случилось, миссис Геддс? – спросил Томас.
– И там тож поставили другую вазу! Другого цвету. Мистер Кэткарт нипочем не поставил бы на енту жандиньерку сине-белую вазу, раз уж там красные шторы. Ведь у его имеется еще одна большая ваза, красная с золотом. В два раза больше ентой несуразной фитюльки. – Женщина расстроенно покачала головой. – Я тож енту вазу туда не ставила, мистер Питт. И кому могло понадобицца стащить такую огроменную дуру, а заместо нее поставить другую?
– Тому, кто хотел скрыть факт какой-то пропажи, – мягко ответил суперинтендант, – тому, кто не знал, какая у вас хорошая память, миссис Геддс.
Служанка просияла довольной улыбкой.
– Благодарствуйте… – начала она, но внезапно резко умолкла. Лицо ее побледнело, а глаза расширились. – Вы намекаете, шо его-таки прикончили прямо туточки? Ох, бо… – Она судорожно вздохнула. – Ох…
– Не более чем предполагаю, – сконфуженно произнес Питт. – Может, вам лучше пойти и поставить чайник… вы ведь еще так и не заварили чай.
Он опустился на колено на дощатый пол и осторожно пробежал пальцами по краю плинтуса. Вскоре, почувствовав легкий укол, полицейский поднял крошечный осколок фарфора и тщательно осмотрел находку. Одна ее гладкая сторона была ярко-красной.
– Та ваза? – спросил Баклер, тоже наклоняясь и разглядывая осколок.
– Да… – кивнул Томас.
– Вы полагаете, сэр, что его убили здесь?
– Вероятно.
– Но не видно же никаких следов крови, – заметил констебль. – Или тут всё вымыли? До единого пятнышка?
– Нет, вероятно, кровь осталась на пропавшем ковре.
Баклер огляделся.
– Куда его могли подевать? – пробормотал он. – Вы уже смотрели в саду? Или в мусорном ящике? Хотя, конечно, разумнее было бы забрать его с собой. Впрочем, зачем… непонятно. Какая разница? На ковре же не написано имя убийцы…
– Нет, сад я пока не осматривал, – ответил Питт, поднимаясь на ноги. – Хотел дождаться представителя местного участка на тот случай, если там обнаружится что-то ценное.
Баклер одернул форменную куртку и тихо выдохнул:
– Верно, сэр. Тогда, пожалуй, пора там осмотреться, не так ли?
