— Понимаю.
— А если он получит деньги и скроется, вряд ли он станет отдавать девочку. Вряд ли захочет рисковать, отдавая единственного, который его знает в лицо, свидетеля. Тем более то, что он желал иметь, он уже будет иметь.
Вы понимаете?
— Понимаю.
— У нас нет другого выхода, как взять его на первом этапе операции. До того, как он будет иметь возможность скрыться.
— Но он сказал…
— Хорошо, давайте поступим по-другому. Давайте исключим всякую возможность риска. Мы не будем задерживать его в момент получения выкупа. Из опасения, что за ним наблюдают его сообщники, охраняющие заложницу. Мы будем сопровождать его до момента передачи девочки. Или до того момента, когда станет ясно, что он пытается скрыться. И только когда выяснится, что он обманул вас…
— А если он узнает заранее?
— Он не сможет узнать заранее. Он ничего не сможет узнать. Утечка информации исключена. Мы оцепим место действия задолго до начала операции. И будем использовать в ней только узкий круг проверенных работников. Только тех, кто проработал в органах не менее пяти лет и в ком мы совершенно уверены. Поверьте мне, у нас есть опыт проведения подобных мероприятий. К сожалению, не вы первый, не вы последний…
— Вы можете гарантировать, что… Что он ни о чем не догадается?
— Могу. Почти на сто процентов.
— Почти?
— Хорошо, на девяносто девять и девять десятых процента. Десятую долю процента я оставляю на непредвиденный случай. Которого, уверен, не будет.
Но при другом варианте развития событий, если пойти преступнику на уступки, если принять его условия, риск будет еще выше. Гораздо выше…
— Хорошо, что потребуется от меня? Если я решусь. Мы решимся.
— Согласие на операцию. И участие в операции. Ее успех или неуспех во многом зависит от вашего поведения. От того, насколько вы сможете быть спокойны, убедительны и насколько сможете взаимодействовать с нашими работниками.
Решайтесь. Другого выхода у вас все равно нет. Другой выход может стоить вашей дочери жизни…
— Когда я, когда мы должны дать ответ?
— Не позже чем через полчаса…
— Прошу доложить свои соображения по вновь выясненным фактам, — сказал генерал.
Подполковник встал и откашлялся.
— Прошу доложить разработчиков операции.
Подполковник сел. Встал следователь Грибов.
— Всех прочих прошу оппонировать.
— Передача денег назначена на завтра… — начал доклад Грибов.
— Где? И во сколько? — перебил его подполковник
— В двадцать два часа. На улице Парковой.
— Как так на улице? Почему такая неопределенность? Где конкретно должна? Где определено место передачи денег?
— Конкретно нигде. Машина должна двигаться со скоростью десять-двадцать километров в час вдоль кромки тротуара, останавливаясь через каждые сто метров на две-три минуты. В какую из остановок к ней подойдут или еще как-то с ней свяжутся преступники, мы не знаем.
— Мудрено.
— Скорее разумно. Мы не можем блокировать улицу на всем ее протяжении. И не можем на скорости десять километров в час сопровождать машину так, чтобы при этом не привлечь к себе внимания.
— А почему в двадцать два часа?
— Я думаю потому, что уже достаточно темно, чтобы можно было незамеченным подскочить к машине из какого-нибудь малоприметного переулка или проходного проезда. И в то же время на улицах еще немало праздно шатающейся публики. Среди которой мы вряд ли отважимся открывать стрельбу на поражение.
— Каким образом должна состояться передача денег?
— Вся сумма в купюрах достоинством по сто долларов должна лежать на заднем сиденье машины вплотную к дверце. Дверца должна быть приоткрыта. Кроме банкира, в машине не должно быть никого. Сама машина должна иметь стандартное остекление. Никаких тонированных или матовых стекол. Никаких шторок.
— А девочка?
— Девочка будет передана на любой из следующих остановок. После того как они проверят и пересчитают деньги. Я так думаю, что они просто выпустят ее из какого-нибудь расположенного по ходу движения подъезда. Если есть кого выпускать…
— Еще вопросы? — спросил генерал — Вопросов нет. Тогда прошу доложить ваши соображения по проведению операции
— Предлагаю локальный вариант. С минимальным задействованием личного состава.
— А если мы их упустим? Если они уйдут? С деньгами.
— Считаю, что предпочтительней потерять миллион долларов, чем девочку. Если они заметят слежку, то могут наделать глупостей. Тем более что они понимают, что эвакуировать ее в момент облавы крайне затруднительно. А оставить в живых — рискованно.
— А если девочки уже нет?
— Может быть. Но я думаю, что при разработке оперативных мероприятий мы все-таки должны исходить из лучшего. Из того, что она жива.
— Хорошо Тогда детали.
— Детали доложит следователь Григорьев
Григорьев встал и склонился над расстеленным на трех столах сразу планом местности. Той местности, где завтра должно было разворачиваться действие.
— Здесь и здесь ставим наблюдателей. В проходных дворах оставляем машины. Пустые. Оперативников размещаем в непосредственной близости в квартирах и подсобках на первых этажах. В целях безопасности засады устанавливаем накануне операции. Саму машину сопровождаем силами передвижных наблюдательных постов в пределах прямой видимости друг друга. Захват начинаем одновременно, но не ранее, чем девочка окажется у нас.
— А если не окажется?
— Если не окажется, постараемся отследить все активные в этот момент машины.
— Привлечение дополнительных сил требуется? — спросил генерал.
— Я думаю, обойдемся своими. Тем более лишняя суета нам ни к чему. А времени на согласование действий привлеченных подразделений у нас нет. Кроме того, чем меньше круг людей, задействованных в операции, тем меньше вероятность случайной утечки информации.
— Банкир введен в курс дела?
— В общем и целом — да. Мы ознакомили его с планом, с его маршрутом, с местоположением засад и наблюдателей. Он знает, к кому и каким образом обратиться в случае изменения ситуации.
— Хорошо бы отработать взаимодействие всех команд и объекта на полигоне в реальных масштабах места и времени.
— Уже отрабатывается. В санатории МВД.
— Где?
— В санатории. Там есть подходящая площадка. И нет посторонних глаз.
— Тогда больше вопросов не имею. До завтрашнего вечера, — сказал генерал, — все свободны.
Командиры участвующих в операции подразделений встали.
— Разрешите, товарищ генерал? — попросил слова подполковник.
— Пожалуйста. Командиры сели.
— Хочу обратить внимание всего личного состава на особую тщательность в подготовке к операции. Чтобы все были выбриты и поглажены. А то ходите черт знает как. Как хиппи какие-нибудь. Привлекаете внимание гражданского населения. Надо наконец понять, что работник органов правопорядка должен быть образцом. А не бомжем без определенного места жительства…
В одиннадцать часов следующего дня в самом начале улицы Парковой рухнувшей веткой дерева были оборваны провода уличного освещения. Через час пятнадцать к месту происшествия прибыла аварийная машина городских электрических сетей.
В это же время группа рабочих коммунхоза начала вскрытие грунта вблизи домов у середины улицы.
В конце улицы бригада ремонтников городской АТС огородила предупреждающими знаками три колодца связи и вскрыла люки.
— Вторая группа вышла на исходные…
— Третья группа вышла на исходные…
— Четвертая группа… Доложили электрики, связисты и водопроводчики.
— Вас понял. Продолжайте маскировочные мероприятия.
— Как долго продолжать?
— До особого распоряжения.
— Вас понял. Продолжать до особого распоряжения.
Электрики подняли рабочую площадку на своей аварийной машине. Связисты занырнули в колодцы Водопроводчики разобрали лопаты.
— Давай вытягивай. Вытягивай. Мать твою, — орали друг на друга электрики, таская туда-сюда провод
— Ну ты куда прешь? Глаз, что ли, нету? Не видишь, что здесь люди работают! — возмущались водопроводчики на пытающихся пересечь строительную площадку прохожих
— Опять копаете? — возмущались в ответ прохожие.
— Копаем…
— Опять воды не будет?
— Не будет.
— Вы же неделю назад здесь все разрыли. И снова роете!
— И еще будем рыть. Вас не спросили…
Связисты сидели тихо На раскладных стульчиках на дне раскрытых колодцев. И, коротая время, играли в карты. Изредка кто-нибудь из них высовывался наружу и орал:
— Нашел обрыв?
— Ни черта не нашел!
— Ну так иди ищи.
— Иду.
И связист-ремонтник заныривал обратно на дно колодца. Сдавать карты.
