– Уже и кандидат есть на его место?
– Есть. Трое. Будут выбирать.
– А Колобка куда?
– Будут думать. Такие, как он, всюду нужны. Может быть, в министерство заберут. А может быть, и на Петровке оставят на руководящей должности. В любом случае, Анастасия, вам следует готовиться к тому, что у вас будет новый начальник.
– Но я не хочу! – вырвалось у нее. – Мне не нужен другой начальник.
– Настенька, – ласково произнес Заточный, – вы сами понимаете, что это несерьезно.
– Понимаю, – удрученно сказала она. – Но как же мы без него?..
– Ну как-нибудь. Не вы первые, не вы последние расстаетесь с любимым начальником. Это неизбежно. Все любимые начальники рано или поздно уходят либо на повышение, либо на пенсию. Либо… совсем далеко. В безвестный край, откуда нет возврата. Так, кажется, у Шекспира? Не будьте эгоистичны. Гордеев заслужил право стать генералом.
Они гуляли по парку еще почти час, потом Заточный проводил Настю до метро.
– Не грустите, Анастасия, – сказал он, глядя на ее огорченное лицо, – это нормальное течение жизни. Может быть, новый начальник окажется вовсе не так уж плох. Вы к нему привыкнете.
Настя молча кивнула и торопливо вошла в вагон подошедшего поезда, пряча от генерала глаза, в которых стояли слезы.
* * *
Впервые за долгие годы Настя Каменская шла на работу с тяжелым сердцем. Известие о скором уходе Виктора Алексеевича Гордеева ошеломило ее. Как же так? Столько лет вместе – и вдруг вот так…
Гордеев учил ее, хвалил, наказывал, давал советы, прикрывал от гнева вышестоящего начальства. Заботился о ней. Шлифовал ее мастерство. Беспощадно ругал за глупые ошибки и тут же делал все, чтобы помочь. Предостерегал от неразумных шагов и никогда не читал нотаций, если она эти шаги все-таки делала. В особо сложные минуты называл «Стасенькой» и «деточкой». Десять лет вместе. И как же теперь?
Утренняя оперативка прошла как обычно. Сыщики отчитались по текущим делам, получили задания по новым преступлениям. Настя старалась сосредоточиться на происходящем, но ей это плохо удавалось. Она всматривалась в лицо Гордеева, пытаясь уловить в нем что-нибудь, что подтверждало бы слова Заточного. Может быть, слегка проглядывающее безразличие к делам подразделения, которое в скором времени перейдет в подчинение другого руководителя. Может быть, некоторую рассеянность и отстраненность, вызванную невольными мыслями о новом назначении. Но ничего этого Настя не видела. Полковник Гордеев по прозвищу Колобок был точно таким же, каким она привыкла видеть его каждый день. Собранным, сосредоточенным, суховатым, каким он всегда бывал, когда проводил совещания.
– Вопросы есть? Нет? Все свободны, кроме Каменской, – закончил он оперативку. – И еще раз напоминаю: финансисты предупредили, что зарплату за декабрь скорее всего выплатят не раньше конца января. Так что будьте бережливы и не говорите потом, что вы не знали.
Народ потянулся из кабинета. Лица у всех были унылые. Еще бы: если раньше зарплату не платили вовремя без всяких предупреждений и при этом задерживали месяца на полтора, то если уж предупредили, значит, точно не меньше чем на три месяца задержат. Вот радость-то!
Когда в кабинете не осталось никого, кроме Насти, Гордеев снял очки и с хрустом потянулся.
– Ты чего с похоронным видом сидишь? – спросил он весело. – Случилось что-нибудь?
Настя молча кивнула.
– Дома? – веселье тут же исчезло с его круглого лица. – С родителями?
– Нет, дома все в порядке. Виктор Алексеевич, я вчера разговаривала с Заточным.
– И что сказал Заточный? Что завтра настанет конец света?
– Для меня – да.
– Ах вот оно что, – протянул Гордеев. – Сдал, значит, меня Иван.
– Он не сдал, а просто предупредил меня. Виктор Алексеевич, неужели это правда?
– Ну, деточка, еще ничего не известно. Ты же знаешь, как в нашей системе бывает. Отменяются даже подписанные накануне приказы, а уж неподписанные… Вспомни, у нас даже был министр, который руководил министерством ровно один день. Назначили, а через день сняли. Так что не паникуй раньше времени.
– Не утешайте меня, Виктор Алексеевич. Если все дело в генеральском звании, то вы все равно уйдете. Не на эту должность, так на другую. Главное, есть мнение министерства по этому поводу, а раз оно есть, то вас все равно куда-нибудь назначат.
– И что теперь, будешь устраивать всемирную скорбь? Настасья, ты уже большая девочка и должна понимать…
– Да я понимаю, – перебила его Настя. – Я все понимаю. Но все равно не хочется, чтобы так было. Мы вас любим. Мы к вам привыкли. Понимаете, мы привыкли работать так, как вы нас учили, как требовали. А теперь придет кто-то другой, придется под него подлаживаться.
– А вы проявите здоровый коллективизм, – пошутил Гордеев. – Встаньте дружной стеной и заставьте его подлаживаться под тот стиль работы, к какому вы привыкли. Вас-то много, а он один. Да и Жерехов останется, он вас в обиду не даст.
Павел Васильевич Жерехов много лет был верным и надежным заместителем Гордеева. Вот если бы его поставили руководить отделом вместо Колобка, еще можно было бы вытерпеть.
– А нет шансов, что его назначат вместо вас? – с надеждой спросила Настя.
– Никаких, – тут же ответил полковник. – Замов довольно часто назначают из числа сотрудников, но начальников стараются ставить пришлых. Практика такая.
– А вдруг Павел Васильевич тоже уйдет? Может быть, новый начальник захочет взять своего зама.
– И это часто бывает, – согласился Гордеев. – Пойми, Настасья, мы с тобой ведем бессмысленный разговор, гадая на кофейной гуще. Я надеюсь, ты не поставила перед собой задачу уговорить меня остаться?
– Это бесполезно, правда?
– Правда. Мне не хочется оставлять эту работу и эту должность, и мне не хочется оставлять вас. Но есть и другие соображения. Я – мужчина. И я хочу стать генералом. И не считаю, что это стыдно и нуждается в оправданиях. Я поставил отдел на ноги, подобрал хороших ребят и научил вас работать. Дальше вы можете существовать без меня. Вы уже не маленькие. Будут приходить новые сотрудники – вы их обучите. Я в вас верю, после моего ухода вы не разбежитесь из отдела, как крысы с корабля. И потом, есть еще одно обстоятельство.
– Какое?
– Не следовало бы мне говорить тебе об этом, но ты человек надежный, болтать не будешь. Короче, мое место уже кому-то обещано. То есть я точно знаю кому. И мне ясно дали понять, что если мне не удастся уйти на повышение, то меня просто-напросто выпрут пинком под зад на пенсию. Возраст подошел. Так что сама видишь. Плачь – не плачь, гадай – не гадай, а результат один. Нам предстоит расстаться. Прими это как неизбежность и начни потихоньку привыкать.
– И… как скоро?
– В течение месяца, я думаю. Может, чуть больше. Все, Стасенька, хватит об этом. Я еще не ушел. А когда уйду – это не будет означать, что я для вас умер. Так что кончай лить слезы, иди работай.
Настя вернулась к себе. На душе у нее было муторно. И хотя она понимала, что рано или поздно это все равно должно было случиться, потому что Гордеев не может работать вечно, легче от этого не становилось.
* * *
Над Петербургом повисла сырая серая мгла. Зима никак не могла прорваться сквозь тяжелый теплый туман и давала о себе знать только резкими порывами ледяного ветра. Собираясь утром на работу, Татьяна мучительно соображала, как одеться, чтобы не замерзнуть на улице и не умереть от жары в метро.
– Надевай шубу, – настаивала Ирочка, которая всегда боялась, что Татьяна простудится и заболеет.
– С ума сошла! – отмахивалась Таня. – На улице плюс два, какая может быть шуба.
– Но ветер же холодный, у тебя пальто насквозь продувается.
Это было правдой. Крупная полная Татьяна носила свободные плащи и пальто, которые скрадывали, конечно, недостатки фигуры, но зато легко отдавали тепло при каждом порыве ветра. В выходные дни проблема решалась куда проще – брюки и теплая куртка. Но на работу в таком виде не пойдешь. Беда была еще и в том, что на службе Татьяна ходила исключительно в костюмах и блузках, а под костюмный пиджак свитер не наденешь. Придется идти в пальто с риском замерзнуть, но это все-таки лучше, чем париться в шубе.
Закрывая за Татьяной дверь, Ира дежурно спросила:
– А что с переводом? Ты не передумала?
– Я – нет. Но ты не вешай нос, мое начальство изо всех сил сует мне палки в колеса. Загрузили меня такими делами, что теперь несколько месяцев придется с ними разбираться. Пока не закончу – не отпустят.
Ирочкино выразительное лицо отражало забавную смесь разнонаправленных чувств. С одной стороны, хорошо, что перемены в жизни наступят еще не завтра. Но с другой, Татьяну жалко. Опять будет колотиться с утра до ночи, и в будни, и в выходные. А когда книги писать? Последнюю повесть она пишет уже четыре месяца, никак закончить не может.
