— Однако подобное совпадение более чем настораживает, — возразил Гуров. — Вы должны понять, вам противостоит не человек, не группа людей, а организация. Юлию вернут днями, зачем ее похитили — не имею понятия. Нельзя воевать, не зная противника и правил.
— Кто написал предупреждение? У вас существуют предположения?
— Два варианта. Человек является вашим союзником, либо он противник ваших недругов.
— Это одно и то же.
— Отнюдь, — усмехнулся Гуров. — Противник ваших врагов может быть и вашим противником.
— Не скажу, что вы много знаете и полны оптимизма.
— Сожалею, видимо, мое время прошло, пора уходить на пенсию. — Гуров помолчал, продолжал через силу, утратив присущую ему агрессивность: — Понимаете, Юрий Карлович, каждый человек живет и работает успешно в отведенном ему отрезке времени. Я начинал службу в розыске давно, когда были иные преступники, совершенно другая атмосфера в обществе. Все слишком быстро изменилось, возможно, я отстал. За вашу историю я взялся и доведу ее до конца. Но я не знаю вас, не понимаю вашей жизни, окружения, интересов, а объектом преступления являетесь вы, а не Юлия. Ваша дочь — лишь орудие преступления, но, не зная вас, мне трудно понять характер и замысел преступника. Финансы и политика, я разбираюсь в них на уровне дилетанта.
Горстков сидел почти неподвижно, ссутулив мощные плечи, опираясь на стол широкими ладонями.
— Очень мрачно, мне кажется, вы все усложняете. Финансы, политика лишь кажутся сложными. Людьми в данных сферах движет первобытный инстинкт — стремление к власти.
— Да-да, — Гуров согласно кивнул. — Не обижайтесь, именно такое мышление я и называю дилетантским. Вы классный профессионал в своей области, но свои знания вы не можете передать мне, как я не способен свои знания передать вам. Чтобы достигнуть высот, не хватает человеческой жизни даже при наличии таланта, а вы хотите что-то объяснить, рассказать. Больно просто мыслите, магистр.
Гуров неожиданно рассмеялся.
— Ладно, опустимся на землю. Я убежден, дочку вам быстренько вернут, потому что в вас стремятся приобрести союзника, а не врага. Подобные фокусы мы проходили, не более чем бряцание оружием, показная игра мускулами, мы хотим все решить по-хорошему, на всякий случай знай, мы и такое можем.
Зазвонил телефон, хозяин быстро снял трубку:
— Слушаю!
— Папочка! Здравствуй, это я! Переволновались, наверное? Совершенно напрасно, я жива, здорова, и у меня все в порядке, домой приеду завтра.
— Юлия, что за номера? Куда ты девалась из Шереметьева? — Горстков пытался говорить сердито, но не мог с собой совладать и ликовал. — Где ты находишься? Немедленно домой!
Гуров слушал разговор по параллельному аппарату и кивал.
— Отец! Мне двадцать четыре года! В аэропорту я встретила приятеля, и он меня умыкнул. Смеюсь! Я на даче под Москвой.
Гуров прикрыл ладонью свою трубку и сказал:
— Спросите номер телефона.
— Хорошо, дочка, слава Богу, что объявилась, как тебе позвонить?
— Здесь испортился телефон, потому не позвонила сразу, говорю из автомата. Целуй мать, завтра к обеду буду.
Горстков положил трубку и широко перекрестился.
— Кажется, она слегка пьяна. Лев Иванович, вы гений и пророк.
— Только профессионал. — Гуров взял давно стоявшую перед ним рюмку и про себя добавил: “Все, что говорила девчонка, есть ложь от первого до последнего слова. Кто же это все вытворяет и чего добивается?”
* * *
Десятого февраля, в субботу, Гуров собрал свою команду у себя дома. Станислав был этим недоволен:
— Лев Иванович, не дело превращать свой дом в конспиративную квартиру, — сказал он, когда все соратники собрались. — Мы вполне могли встретиться в нашем кабинете. Сочинить легенду...
— Не брюзжи, Станислав, — перебил Гуров, — сегодня суббота, а ребятам надо выписывать пропуска. Какую легенду, кто в нее поверит?
— Твой адрес известен всем, такое собрание ветеранов не может оказаться незамеченным, — недовольно возразил Крячко.
— А что, бывшим ментам собраться в субботу и выпить по стаканчику ухе не позволительно? — спросил Илья Карцев.
Геннадий Веткин, Григорий Котов, Валентин Нестеренко, Борис Гаврилов разместились на кожаном диване в гостиной, они были впервые у Гурова в гостях и оглядывались со сдержанным любопытством. Крячко и Карцев ушли на кухню. Хозяин сел верхом на стул, уперся подбородком в высокую спинку.
— Надо признаться, начали мы довольно слабенько, — сказал Гуров.
— Не стели мягко. Лев Иванович, — буркнул Нестеренко. — Начали мы просто хреново, хуже трудно придумать. Я с Ильёй и в Париже лопухнулся, и в Шереметьеве обосрался. Извини, — он кивнул Гурову, — знаю, ты не любишь русский народный язык.
— Нормально, Валентин, говори как тебе удобнее. Лично мне слов хватает. Станислав! Илья! Ходите сюда, мы не пить и есть собрались.
Несмотря на замечание хозяина, Крячко принес тарелку с бутербродами и бутылку водки, Карцев расставил стаканы. Когда водку разлили, то каждому досталось по глотку, опера тянули на порции презрительно, никто руки не протянул.
— Юлия вернулась домой неделю назад, мы не знаем, где она сутки находилась, кто увез ее из аэропорта и зачем. Вы битые сыщики, думайте, высказывайте любые бредовые соображения, только не молчите.
— Она боялась, что будет встречать отец, а встретил любовник, они смотались по-тихому, — сказал пацанистого вида Борька Гаврилов и отвернулся.
— Хорошо, что еще? — Гуров взял бутерброд, начал жевать.
— Мы наследили в Париже и в аэропорту, — сказал Нестеренко. — Не увидеть нас могли только слепые.
— Согласен, Валентин, потому сейчас ее временно оставили в покое. Но зачем ее увозили и куда?
— Лев Иванович, а ты не пытался с ней поговорить? — спросил Котов.
— Отец против, но дело не в нем, я считаю открытый разговор бесполезным, даже опасным, — ответил Гуров. — Гена, что у тебя по этому парню, с которым Юлия познакомилась в Париже?
— Виктор Вердин, двадцать семь лет, холост, проживает в однокомнатной квартире в Тушине, имеет “жигули”, употребляет в меру, водит девок, живет довольно скромно, торгует водкой, якобы... Надо проверять. Что-то с ним не так.
— Лев Иванович, ты Юлию вблизи видел, ничего такого не заметил, она не наркоманка, случаем? — спросил Крячко. — Ведь в Париже девчонке наркотик вкололи.
— Не похоже, — ответил Гуров не очень уверенно. — У меня такая мысль мелькала, Станислав. Понимаешь, она девчонка спортивная, цвет лица, глаз. Можно проверить, но скорее — нет. И сейчас не это главное. Кто за ней охотится и чего добивается?
— Очень ты любопытный...
— И простой...
— Ребята, не до шуток, вы отлично знаете, просто так подобные вещи не происходят. — Гуров поднялся, прошелся по комнате. — Существует план, который мы не можем разгадать, так мы не самые умные. Но понять, кто конкретно нам противостоит, мы тоже не способны?
— Не криминал, работает спецслужба, — решительно произнес Нестеренко. — Твои возражения, мол, спецслужба может засветиться и тогда скомпрометирует правителей, несостоятельны. Сегодня спецслужб множество, главное, можно допустить, что инициатор разработки и стремится скомпрометировать нынешнюю власть. И вообще, Лева, мне такая работа не по душе.
— А ты не поздно спохватился, Валентин? — спросил Крячко. — Поезд уже отошел, в нашем деле на ходу никто не выпрыгивает. Не принято.
— А вы, господин бывший полковник, четверть века занимались лишь делами душевными? — поинтересовался Борис Гаврилов и, сверкнув золотым зубом, по-блатному осклабился.
Гуров молчал, в разговор не вмешивался.
— Чего кидаетесь? Я что, попятился? — Нестеренко слил из одного стакана в другой, выпил двойную порцию. — Сказал, не нравится, противно, я политикой никогда не занимался. Но я сыскарь, впрягся, буду возок тащить. Ты спрашиваешь. Лев Иванович, с кем мы связались? Отвечаю. Со спецслужбой. Но действует она пока лишь своей агентурой. Потому не побоялась засветить парня в Париже и мужика в аэропорту. А другая пара в Париже из иной службы, они друг друга не знают.
— Молодец, Валентин, очень похоже. Имеется только маленькая такая неувязочка, — сказал Гуров.
— Знаю, ответить не могу! — Нестеренко длинно выругался. — Две службы в одно время уперлись в одного человека. Я тоже не верю в подобные совпадения.
— Вы, господа полковники, шибко умные, дайте дурачку сказать. — Илья Карцев провел ладонью по лицу, откашлялся. — Сегодня в нашей России творится бардак, и ваша логика тут не к месту, следует мыслить проще.
— Верно, Илья, урежь начальников, — усмехнулся Крячко. — Я твою мысль понял и поддерживаю. Правая рука не знает, чего творит левая. Одних кандидатов в Президенты около трех десятков набегает, тут никакого порядка и никакой логики. И нечего их искать.
