С утра позвонил Мартин Бек и пробормотал что-то о совещании у начальства и о том, что он придет позже. Это вдохновило Колльберга, и он дал Скакке задание, которое наверняка могло укрепить мышцы ног, однако, во всех других отношениях было совершенно бессмысленным.
В умиротворенном ожидании обеда он посмотрел на часы, и в этот момент зазвонил телефон. Он поднял трубку и сказал:
— Колльберг слушает.
— Гм. Это Хелм. Привет!
Кольборг не помнил, чтобы он обращался в Институт судебной экспертизы с какой-нибудь неотложной просьбой, и поэтому, ничего не подозревая, спросил:
— Примет! Могу быть чем-нибудь полезен?
— В таком случае, это бы произошло впервые в истории криминалистики, — кисло ответил Хелм.
Хелм был ворчливым и раздражительным человеком, но в то же самое время знаменитым криминалистом, и опыт показывал, что спорить с ним не стоит. Поэтому Колльберг обычно старался разговаривать с ним только в самых необходимых случаях и сегодня не собирался отступать от этого правила.
— Иногда я начинаю сомневаться, что вы находитесь в своем уме, — пожаловался Хелм.
— Отчего же? — любезно поинтересовался Колльберг.
— Десять дней назад Меландер прислал нам несколько сот предметов с места пожара, гору всякого мусора, от консервных банок и до камня с отпечатками пальцев Гюнвальда Ларссона.
— Да, понятно, — сказал Колльберг.
— Понятно! Хотел бы я на тебя посмотреть, если бы тебе пришлось целыми днями копаться во всей этой куче. Конечно, намного легче положить кусок смерзшегося мусора в пластиковый мешок и прикрепить к нему табличку с надписью «Неизвестный предмет», чем попытаться установить, что это такое. Ты согласен?
— Я знаю, что у тебя всегда хватает работы, — льстиво произнес Колльберг.
— Хватает работы? Это что же, такая шутка? Тебе известно, сколько экспертиз мы проводим ежегодно?
Колльберг не имел об этом никакого понятия и воздержался от предположений.
— Пятьдесят тысяч. А тебе известно, сколько у нас сотрудников? — Хелм помолчал и через несколько секунд продолжил: — Ну, так вот. Когда мы уже шесть дней, не разгибаясь, трудились над этими предметами, позвонил Рённ и сказал, что дело закрыто и что мы можем все это выбросить в мусорное ведро.
Колльберг с раздражением взглянул на часы.
— Верно, — сказал он. — Рённ говорил правду.
— Ах вот как! Кому же прикажете верить, если потом позвонил Гюнвальд Ларссон и сказал, что дело вовсе не закрыто и мы должны продолжать работу и поторапливаться, потому что это очень важно.
— Он не имел права так поступать, — запальчиво заявил Колльберг. — Его ударило куском черепицы по голове и теперь он еще более ненормальный, чем обычно.
— Ага. А в понедельник я случайно встретил Хаммара и он подтвердил то, что ты только что сказал: дело закрыто и расследование прекращено.
— Ну вот видишь.
— А через пятнадцать минут нам позвонил Бек и поинтересовался, не обнаружили ли мы что-нибудь «необычное» в связи с этим чертовым пожаром.
— Мартин?
— Вот именно. Таким образом, с нами уже разговаривали Меландер, Рённ, Ларссон, Хаммар и Бек, причем каждый последующий противоречил предыдущему, и мы теперь не знаем, как все это понимать.
— Ну?
— Сегодня я попытался связаться с кем-нибудь из них. И что же? Ларссон болен и находится дома. Я позвонил ему домой, и мне никто не ответил. Потом я попробовал найти Хаммара, однако оказалось, что он в отпуске. Я попросил к телефону Меландера, но кто-то ответил мне, что он час назад пошел в туалет и до сих пор не вернулся. Рённ куда-то ушел, Бек на совещании, а Скакке отправился искать Рённа. Ты единственный человек, с кем я вообще могу поговорить.
«К сожалению», — подумал Колльберг, но вслух сказал:
— А что случилось?
— Видишь ли, этот человек, Мальм, лежал из спине на матраце и, как я уже сообщил Беку, сильно обгорел сзади. И Бек, и я пришли к выводу, что это объясняется тем, что матрац тоже сгорел. Это звучит логично, так?
— Конечно. Но послушай, ведь это дело действительно закрыто.
— Теперь я в этом сомневаюсь, — ехидно сказал Хелм. — Мы обнаружили в матраце несколько предметов, которых не должно было там быть.
— Какие же это предметы?
— Например, маленькая пружинка, алюминиевая капсула и остатки кое-каких химических реактивов.
— И что же все это означает?
— Это был поджог, — сказал Хелм.
Леннарта Колльберга нельзя было назвать сдержанным на язык человеком, однако на этот раз он словно на целую минуту окаменел и молча глядел в окно на шумный пригород и промышленный пейзаж, окружающие Южное управление полиции. Наконец, он слабым и недоверчивым голосом произнес:
— Что? Что ты сказал?
— Разве я недостаточно ясно выразился? — ехидно сказал Хелм. — Пожар возник не случайно. Другими словами, это был поджог.
— Поджог?
— Да. В этом нет теперь абсолютно никакого сомнения. Кто-то поместил в матрац детонатор замедленного действия. Маленькую химическую зажигательную бомбу с часовым механизмом.
— Бомбу с часовым механизмом?
— Совершенно верно. Это хитрая штука. Она проста по своему устройству, легка в обращении и размером не более спичечного коробка. От нее, естественно, мало что осталось.
Колльберг ничего не сказал.
— Остатки ее можно было обнаружить только в результате очень тщательного обследования, — подчеркнул Холм. — Причем обязательно нужно знать, что именно вы ищете.
— И ты это знал? Я имею в виду, случайно?
— В нашей профессии нельзя полагаться на случай. Я просто отметил некоторые детали и сделал соответствующие выводы.
Колльберг вышел из себя. Он нахмурил свои кустистые брови и сказал:
— Слушай, прекрати себя расхваливать. Ради Бога, если у тебя есть что сказать, говори.
— Я уже все сказал, — надменно ответил Хелм. — Если желаешь, могу повторить все сначала. Кто-то положил химическую бомбу в матрац Мальма. Бомбу, начиненную химическим веществом, с детонатором, связанным с маленьким устройством с пружиной, которое похоже на простейшие часы. Вы получите более подробную информацию, когда у нас будет время, чтобы обследовать остатки.
— Ты в этом уверен?
— Уверен ли я? В нашем деле нельзя полагаться на домыслы. И все-таки немного странно, что никто не обратил внимание на тот факт, что одежда и кожа на спине трупа обуглились, хотя он находился в позе фехтовальщика. Или что матрац полностью сгорел, а кровать почти не пострадала.
— Зажигательная бомба в матраце, — недоверчиво произнес Колльберг. — Бомба с часовым механизмом величиной со спичечный коробок? До первого апреля еще целых десять дней.
Хелм что-то неразборчиво пробормотал. Со стороны Колльберга это было не слишком вежливо.
— Я никогда ни о чем подобном не слыхивал, — сказал он.
— А я слышал. Здесь, в Швеции, этот способ нов, но мне известно несколько таких случаев на Континенте, в основном, во Франции. Я даже видел такое устройство. В Парижею. В Сюрте.[7]
В кабинет без стука вошел Скакке. Он остановился, как вкопанный, и уставился на растерянное лицо Колльберга.
— Вам там не помешало бы слегка расширить свой кругозор, — ядовито сказал Хелм, — и хотя бы иногда покидать свои кабинеты.
— Сколько времени может работать часовой механизм в этой дьявольской штуковине?
— То устройство, которое я видел в Париже, было рассчитано на восемь часов, причем время срабатывания детонатора можно было установить с точностью до одной минуты.
— А ее можно услышать? Она громко тикает?
— Не громче, чем наручные часы.
— И что же происходит, когда детонатор срабатывает?
— Начинается химическая реакция с большим выделением тепла. Через две секунды вспыхивает пламя, которое нельзя погасить обычными способами. У спящего человека почти нет шансов спастись. И в девяти случаях из десяти полиция считает, что пожар произошел из-за курения в постели, или выдвигает какие-либо сходные предположения… — Хелм сделал театральную паузу и закончил фразу: — …если криминалист-эксперт, расследующий дело, не обладает исключительными знаниями и наблюдательностью.
— Нет, — внезапно сказал Колльберг. — Это совершеннейшая нелепость. Не может ведь быть таких совпадений. Ты что же, пытаешься убедить меня, что Мальм пришел домой, заткнул все щели и отдушины, открыл газ и лег в постель, куда кто-то уже поместил бомбу с часовым механизмом? И что он покончил с собой и уже был мертв, когда его убивали? И что бомба вызвала взрыв газа, в доме начался пожар, и еще три человека сгорели заживо под носом у самого тупого детектива в мире за всю историю криминалистики? Того, который стоял снаружи и глазел на все это, разинув рот? Как ты можешь это объяснить?
— Это не входит в мои обязанности, — заявил Хелм. — Я всего лишь изложил тебе факты. Объяснения я оставляю вам. По-моему, именно для этого и существует полиция, не так ли?
