— На вашей машине, в тех местах, где у такси шашки, обнаружены следы клея. Лепили раскрашенную пленку. Но самое главное: в салоне вашей машины есть особая примета — след от сигареты на спинке сиденья.
— Нет… Нет… — затряс головой Евгений. — Этого не может быть… Вы уверены?
— Уверен, — произнес Нетребо.
— Выходит, кто-то угонял нашу «Волгу»? Выходит, так? Кто-то маскировал ее под такси, совершал на ней ограбление, а потом ставил обратно… Так? Вы это хотите сказать?
— Я хочу сказать, что за рулем были вы.
— Я? Разве свидетельницы меня опознали?
— Нет, — покачал головой Нетребо.
— Вот видите!
— Но давайте порассуждаем. Кому нужно маскировать под такси угнанную машину? Для скоротечной операции сошло бы и так.
— Как знать. Ведь в попутную «Волгу» люди с деньгами не сядут.
— Логично, — согласился Виктор Ильич. — Но тогда вопрос: зачем грабителю тщательно смывать следы клея на угнанной машине? Вы не заявляли об угоне, значит, клей смывали вы сами. И получается, что прокурор требует разыскать преступников и машину, а его сын смывает улики и упорно молчит. Соображаете?
Виленский соображал. И решил изменить тактику.
— Да, я виноват, — вдруг признался он. — Я хотел подработать. Меня попросили — я одолжил машину. Но меня обманули, сказали, что только съездят куда-то, и все… А потом…
— Хватит, Виленский! Отвечайте честно и прямо. Кто был с вами?
— Я не участвовал…
— Тогда кому именно вы одалживали машину?
— Я не знаю его, не знаю! Знаю только, что зовут Мишкой. Меня запугали… Меня запутали… Когда я был нужен, мне звонили, и все… Я не знаю…
— Еще один вопрос, — жестко продолжал Нетребо. — Кто вместе с вами убил Наташу?
— Что?.. Как?.. — задохнулся Евгений.
— У нас есть свидетель, который видел вас с Наташей на конечной остановке автобуса № 5 за считанные минуты до убийства.
— Ложь! Я был дома! Спросите у соседей!
— Спрашивали, Виленский. Ваше алиби липовое. Кстати, и никаких срочных рефератов вам не поручали. Добавьте к этому замытые следы крови на заднем сиденье. Где отрезанная кисть руки Измайловой?
— Кровь на сидении? Вы делали экспертизу? Вы уверены, что там кровь? Вы уверены, что это кровь Наташи? — истерично восклицал Евгений. — Докажите! Докажите!
— Экспертиза доказала, — выпалил Сайко.
Это был «запрещенный прием», но он подействовал. Взвинченные нервы Виленского не выдержали, и он разрыдался.
— Это он, он!.. Я просил его!.. Я умолял… Наталочка! Как же это?.. Это не я…
— Итак, кто был с вами при ограблении Мартыновой и Мороз? — неумолимо продолжал Нетребо.
— Мишка! Мишка-Артист!.. Я знаю только имя… Только имя… Они мне звонили…
— Кто — они? Назовите имена.
— Они меня убьют, убьют! Это целая банда! Они следят за каждым моим шагом.
— Какое отношение имеет к делу Зленко?
— Никакого. Чтобы отвлечь от себя внимание, Артист решил сделать его «сообщником» Рядно…
— Кто руководит бандой? Артист?
— Вряд ли… Нет. Иногда он по пьянке упоминал кличку Маг. «Маг будет доволен»… «Маг за это врежет»… Но его самого я не видел… Честное слово…
— Ладно, Виленский, — прихлопнул по столу ладонью Нетребо. — Все это вы изложите в письменном виде. А сейчас вы должны нам помочь обезвредить Артиста.
— Я? Нет! Нет… — взмолился Женька. — Ведь я арестован, да? Вы обязаны меня арестовать.
— Обязаны, — закуривая, кивнул Нетребо. — Но арестуй мы вас, и вся банда побежит. Нам нужен Артист. И Маг. А вас мы пока отпустим. Но не вздумайте скрыться.
— Что я должен делать?
— Прежде всего, расскажите, где спрятаны рука Измайловой и вещи. Потом поедете домой. Раз за вами следят, значит, вам обязательно позвонят, поинтересуются этим вызовом. Не так ли?
— Да, — кивнул Женька.
— Соврите что-нибудь. И ни слова об истинной цели поездки в Акуловку. Назначьте свидание Артисту. Узнайте хоть номер его телефона. Немедленно сообщите нам.
Через несколько минут, описав место, где спрятали руку Наташи, Женька ушел.
— Что дальше, Виктор Ильич? — спросил Сайко.
— Сейчас. Но сначала вот что, Ваня! Зачем эти запрещенные приемы? Я имею в виду экспертизу по крови.
— Зато сразу перестал вилять, — сухо ответил Иван.
— Хватит, Сайко! Впредь подобное запрещаю. Проводи-ка незаметно домой Виленского. Доложишь. Я пока пойду к Рядно. А вдруг Борис знает Артиста? Ведь именно Артист его вместо себя подсунул.
Сайко оделся и вышел, а Нетребо позвонил Седых. Тот спросил лишь об одном: «Сознался?»
Седых чувствовал себя не в своей тарелке. Минут десять назад ему нанес обещанный визит Виленский-старший.
— Я к вашим услугам, Николай Алексеевич!
— Присядьте, пожалуйста, Аркадий Игнатьевич! Понимаете, даже не знаю с чего начать. — Таким взволнованным, странным Виленский не видел начальника угрозыска никогда.
— А вы прямо говорите. Чего уж…
— Случилась беда, Аркадий Игнатьевич.
Виленский в упор смотрел в глаза Седых.
— Беда?.. — переспросил он.
— Ваш сын подозревается в убийстве Наташи Измайловой.
— Что?! Евгений?! — вскрикнул прокурор, но тут же взял себя в руки. Только забилась на левом виске жилка. — Вы сказали — подозревается? — с надеждой переспросил Виленский. — А подозревается — еще ведь не обвинение.
— Безусловно, — постарался смягчить удар Седых. — Еще не все известно.
— Нет, не верю, — потряс головой Виленский. — Допустим, подозревается Евгений. Но зачем брали санкцию на арест Рядно? Откуда появился Палочкин? Я ничего не понимаю.
Седых рассказал. Виленский долго сидел молча, сжав кулаки.
— Ах, подлец! Какой подлец! — наконец проговорил он. — Все точно. На праздники мы уезжали, а его машина оставалась дома. Значит, те ограбления на его совести?
— Да, подозреваем и те ограбления.
— Вы правы, правы… Ну, и как Евгений, сознался?
Седых не успел ответить. Зазвенел телефон. Звонил Нетребо.
— Вовремя позвонил, Виктор Ильич! Сознался?
— Да, сознался.
Седых положил трубку…
Виленский помолчал и сказал: — Постановление на арест сына, на обыск квартиры и гаража пусть подпишет Рюмин. Я… понимаете…
Он резко встал. Качнулся. Сделал пару шагов.
— Николай Алексеевич, — обернулся он к Седых, — одно убедительно прошу. Разберитесь лично. И еще… Обыск лучше делайте ночью, когда меньше любопытных глаз.
Седых хотел что-то ответить, но Виленский круто повернулся и пошел к двери. Его снова качнуло. Он судорожно рванул воротник рубашки и вдруг рухнул на пол. Седых рванулся к нему. Виленский лежал неподвижно, неуклюже разбросав руки.
— Аркадий Игнатьевич! Аркадий Игнатьевич! — растерянно потряс его за плечо Седых. Виленский молчал…
…Пятые сутки в КПЗ. Вечность. И вчера, и позавчера — каждый день заходит капитан Нетребо, спрашивает, но Борис на его вопросы не может ответить. «Прилить»… «тонкий голосок»…
Есть на примете один… И голосок у него ангельский, и вряд ли «завязал», но вот насчет «прилить»?..
…Отца Борис не знал. Мать говорила, что отец уехал в Норильск за длинным рублем, и там, на шахте, его придавило. Борис верил и не верил.
Мать, покойница, любила выпить. Он вечно ходил голодным, кое-как одетым. В доме всегда водился самогон. Ляжет захмелевшая мать спать, оставит на столе объедки, а ему, голодному, что?.. попробовал раз, второй… потом и пошло. Голова кружится, смешно делается, обо всем на свете забываешь.
Мать умерла глупо, по пьянке. Легли пьяные спать и забыли газ выключить. Чайник вскипел, залил огонь. Остался Борис с бабушкой. Жить на ее пенсию было тяжело, через райисполком Бориса определили на работу.
Все, может быть, было бы ничего, но влюбился в одну девчонку. Она на их заводе работала и училась заочно в техникуме.
Вначале у них любовь была. Потом Люда остыла. Неинтересно ей стало с Борисом. Что грубоват — полбеды. Выпивал? Надует губки — он прекращал попойки. Но неинтересно с ним. Встречались все реже и реже. Однажды сказала прямо:
— Все, Боря! Наши встречи мешают учебе. Вот закончу…
Вскоре Борис встретил ее с парнем. Подрались.
— В тот вечер с дружком Костей крепко выпил. Тот, как и Борис, был на учете в милиции. Щипач. Деньги у Кости водились. Одевался модно. Костя задел за живое:
— Значит, сучка изменила? Ишь… «Не интересно!» стерва. Подарил бы ей золотой перстенек, — сразу станет «интересно».
— Брось, Костя! Не такая она.
— Эх, Исусик! Плохо ты баб знаешь. Я вот своей зазнобе кину сотню-другую — она волчком вокруг меня крутится.
— Но сотни-то не валяются, — пробурчал Борис.
— Соображаешь, Боря! — и Костя заговорил тихо: — Есть дельце. Сегодня один типус семью на Юг повез. Вернется послезавтра. А в той хавире золотишко имеется. Я знаю, где прячут. Ключ есть. Пойдешь? Мне там нельзя бывать.
