Затем Медведев назвал еще несколько фамилий своих однокурсников и однокурсниц, которые Гуров не преминул накрепко запомнить. Память у Льва отличалась профессиональной цепкостью и прекрасной тренированностью. Это уже не загадочные Нелласы, Эльбрусы и прочие Казбеки, тут уже можно соответствующих лиц отыскать, встретиться и ненавязчиво поговорить. Прав оказался Петр Николаевич, спасибо за подсказку!
– И что же у них, полная вольница? – спросил Лев как бы невзначай, между прочим. – У «Детей тумана»? Или есть кто-то старший, особо авторитетный?
– Да как сказать… – неуверенным тоном произнес Владислав. – Изнутри, ясен пень, виднее, а если посмотреть со стороны, как я… Пожалуй, что и вольница. Хотя… Шут их разберет! Появился среди них около года тому назад такой крутой парень, они ему все в рот смотрят, особенно девицы. Этакий красавец, хоть в рекламном ролике очередной пакости снимай. Я с ним толком не знаком, так, встречались пару-тройку раз. Он не из наших, не с филфака. Ботаник.
– Ого! – удивился Гуров. – Ботаник и крутой парень в одном флаконе? Это что-то новенькое! Или я отстал от жизни и уже не понимаю тонких оттенков молодежного жаргона?
Гуров прекрасно знал, что словечком «ботаник» в студенческой среде называют маменькиных сынков, зубрил не от мира сего, не вылезающих из читальных залов, сдающих сессию только в срок и на «отлично». Отношение к «ботаникам» традиционно чуть презрительное, с оттенком слегка брезгливой жалости. Как к не совсем полноценным. Собственно, так было во все времена, разве что термины у школяров менялись.
Медведев заливисто рассмеялся:
– Не-ет, не отстали! Вы вполне держите руку на пульсе. Но он настоящий ботаник, в смысле – растения всякие изучает. С биологического факультета. Такие тоже есть. У них там даже кафедра имеется особая, натурально ботаническая, вот Сергей на ней и специализируется. Нет, нормальный парень. Разве что самомнение зашкаливает. Сплошные амбиции. Он после армии поступил, где-то там геройски посражаться успел, смотрит теперь на всех свысока, вроде как на пацанов. И на полном серьезе утверждает, что он прямой потомок Емельяна Пугачева, чем страшно гордится… Но я думаю, что он заливает. Подумаешь, фамилия! Мало ли Пугачевых на Руси было…
«Так-так, – сделал внутреннюю пометочку Гуров. – Амбиции, значит… Этот Сергей Пугачев – не упомянутый ли Витей Покровским цыганистый тип с излишне авторитарным поведением, то ли Эльфрухт, то ли Эльфрахт? На которого Светочка заглядывалась? Ведь, пожалуй, похож! Значит, хорошо бы встретиться с Емелькиным эвентуальным потомком. И не откладывая в долгий ящик. Тем более если он в туманной компании в таком авторитете».
Гуров остался доволен разговором с Владиславом: он узнал все, что хотел узнать, причем так, что даже малейших подозрений у Медведева не вызвал. Так и остался для Владика несколько странноватым инспектором пожарной охраны со славным характером. Что и требовалось доказать!
Лев попрощался с Медведевым, пожелал студенту терпения и удачи в маетном деле изучения рок-похабели и даже получил приглашение заходить еще. Вместе с племянником.
Когда Гуров вышел из дверей общежития, до встречи с Виктором Покровским и Станиславом Крячко оставалось еще около пяти часов. На что их употребить? Ковать железо, пока горячо, попытаться найти на биофаке университета Сергея Пугачева? Повезло же с Медведевым, вдруг снова повезет? И Лев, чертыхаясь, вновь спустился в метро. Опять эти одуревшие толпы на эскалаторах, платформах… Вагон потряхивает на стыках, давка и удушливая атмосфера всеобщего недоброжелательства. Придется потерпеть. Так, до Кольца, еще один перегон до «Парка культуры», перейти на радиальную… Ну, вот и «Университет». Можно перевести дух на свежем воздухе. Пойдем поищем кафедру ботаники.
Но перед тем как посетить цитадель академического знания, Гуров сделал один важный звонок. Он связался с Управлением, продиктовал фамилии «Детей тумана», которые назвал ему Медведев, и попросил срочно выяснить адреса этих людей и уточнить, в Москве ли они сейчас. По заведенному в ГУ порядку, все фамилии тотчас же были занесены в генеральную базу данных Управления. Теперь любое упоминание одной из них в криминальном контексте немедленно привлекло бы внимание работников ГУ. Был среди упомянутых – сначала Медведевым, а потом Гуровым – пяти человек и студент филфака МГУ Петр Забалуев…
Нужную кафедру полковник Гуров нашел быстро, но на этом его везение закончилось. Не встретил он там Сергея Пугачева, хоть, по словам ассистентов, Емелькин отпрыск был в городе и даже изредка появлялся на кафедре.
И не мог Гуров его встретить! Совсем другими делами занимался в это время Сергей Юрьевич Пугачев. Никакого отношения к ботанике не имеющими…
Поздним вечером этой бесконечной сумасшедшей среды Сергей Пугачев торопился на встречу, назначенную ему полтора часа назад. Добираться нужно было черт знает куда, на самую окраину, на другой конец Москвы, к Гольяновскому кладбищу. Дороги Пугачев толком не знал, а человек, позвонивший ему на сотовый, ждать не любил, опозданий терпеть не мог – пришлось взять такси. Сергей, обычно весьма прижимистый, сейчас даже не опечалился из-за непредвиденной траты – не до того было! В голове царила такая мешанина мыслей, что создавалось ощущение полного их отсутствия.
Сейчас Пугачев продолжал мучительно искать ответы на несколько вопросов, самым простым из которых был такой: кой черт дернул его лезть в эту авантюру, словно кот головой в голенище? Нет, в самом деле, какая муха его укусила?! Все жадность проклятая, недаром говорят, что она мать всех пороков. Есть такое очень образное выражение – «закрасить себя в угол». Наверное, маляры придумали. Это когда дурак начинает красить пол по направлению не к входной двери, а от нее… Понятно, с каким результатом, на то и дурак.
Вот он себя и закрасил.
На душе, словно ножом по тарелке, скребли такие сердитые кошки, что хоть в петлю полезай! Хотя, казалось бы, с какой стати?! Сегодня по крайней мере все прошло как по маслу. Но успокоить себя не удавалось: чутье на приближающиеся неприятности у Сергея было редкостное, любой корабельной крысе обзавидоваться. Сейчас его внутренний голос прямо-таки надрывался: «Опасность!!! Спасайся, дубина, сматывайся, уноси ноги! Пока не поздно…»
Только куда смотаешься? Не поздно? Как сказать… Кроме того, человека, на встречу с которым спешил Сергей, он попросту боялся. Там, впереди, это еще бабка надвое сказала, как дело обернется. Всегда оставалась надежда на столь любимый народом «авось» да на кривую, которая вывезет. Тут же была опасность близкая, сегодняшняя, ощутимая…
Пугачев расплатился с таксистом и оказался на улице Камчатской. Было уже начало двенадцатого.
Окраина оказалась весьма оживленной. Витрины магазинов и магазинчиков, вывески многочисленных лавчонок, ресторанов, баров, кафе, ночных клубов, аляповатая реклама – все это заливало Камчатскую улицу ярким светом. К нему присоединялось мелькание фар быстрого потока автомобилей. Темнота не могла победить многоцветья огней, разрывающих ночь в клочки. А вот в переулке, который Сергей отыскал-таки наконец, было значительно темнее и тише. Здесь уже чувствовалась близость старого московского кладбища и парка «Лосиный остров».
Последняя июньская ночь предвещала назавтра жаркий день. Черный бархат небосвода оставался чист – ни облачка, ни тучки. И полное безветрие, хоть бы один листочек шелохнулся. Оконные стекла отражали мерцание звезд и яркий серебряный свет летней луны. Луна, цвета надраенной меди, словно воздушный шар, заполненный светящимся газом, медленно всплывала к зениту с юга, делаясь все меньше и ярче. А совсем низко над западной стороной горизонта светился тусклым свинцовым блеском Юпитер.
Вновь, как полтора суток тому назад, когда он проснулся от нестерпимой жути ночного кошмара, смотреть на мирную картину ночного неба было почему-то страшно до ознобных мурашек по коже. Пугачев потряс головой, отгоняя наваждение, посмотрел на часы. Нет, он не опаздывал. Почти. Теперь перейти переулок наискосок, свернуть под арку направо.
Перед Сергеем открылся большущий проходной двор, замусоренный и запущенный, с громадной непросыхающей лужей в центре и помойными баками, рядом с которыми громоздились кучи отбросов. В них рылись худые облезлые кошки. Лужа была подернута радужной пленкой пролитого машинного масла. Такое и двором-то назвать язык не повернется, пустырь, он пустырь и есть, другого слова не подберешь. Надо же, подумал Пугачев, и в Москве сохранились такие «уютные» трущобные уголки… Что, до дальних городских окраин у Лужкова с командой руки не доходят? И почему встреча назначена здесь?
В глубине двора стоял нужный ему двухэтажный дом, обнесенный невысоким штакетником. У домов бывает… как бы поточнее выразиться?.. собственное выражение лица, у каждого свое, как у людей. Присмотритесь: такое выражение даже у стандартных шлакоблочных пятиэтажек разное, а уж про дома старинной постройки и говорить нечего! Рядом с иным домом просто постоять приятно, а от другого хочется поскорее отойти.
