Задвигали стульями, кто-то хмыкнул, другой рассмеялся. Присутствующие знали, Орлов и Гуров служат вместе почти четвертак, дружат семьями, порой и выпивают, обращаются друг к другу по имени и на “ты”.
— Садитесь, полковник, — Орлов вытер свою простоватую физиономию короткопалой ладонью. — Терпите. Вас за то и держат, небось в гениях ходить вольготно? У меня сейчас времени нет, а то бы рассказал людям, как вы в последний раз с первым замом разговаривали. Ну все, потрепались и хватит. Всем службам оказывать полковнику Гурову максимальную помощь. Господин прокурор, держите его в строгости, иначе пожалеете. МУР, мы с Гуровым выросли в вашем курятнике, помогите людьми, знаю, лишних нет, но плохих не давать, лучше откажите. Все необходимые экспертизы провести завтра к двенадцати. Меня прошу без надобности не беспокоить. Все! — Орлов поднялся из-за стола, с каждым попрощался за руку, и.о. прокурора взял под руку, отвел к окну: — Федор Федорович, вы воспитание получили в Штатах? Иностранными языками владеете? Ницше и иных умных людей читали? Лева, случается, бывает несколько прямолинеен. Терпите его, сколько сил хватит. Это дело с двойным дном, а то и с тройным. Если мы имеем сыщика, способного добраться до убийцы, то это Лева. Ни я, ни вы, извините, именно и только Гуров. И он не сахар.
Гуров, Станислав, оперативники в отставке Григорий Котов и Валентин Нестеренко перешли в кабинет к Гурову. Хороших оперов хронически не хватало, и в случаях ЧП полковник использовал старых знакомых по МУРу, которые сегодня трудились в одном частном сыскном агентстве. Высокий и костлявый Нестеренко был типичный русак, предпочитал поношенную одежду, сутулился, обычно помалкивал, сыскное дело знал и любил. Последнее он скрывал от приятелей, так как чертову работу было принято клясть последними словами. Отставной полковник любил и своего постоянного напарника Гришу Котова, еврея по матери, клял израильское племя при всяком удобном случае, даже стал почитывать Библию, чтобы научно обосновать, мол, все беды на земле происходят именно от них. Не так давно Котова ранили, и Нестеренко волок его, закрывая собой, утверждая, что Господь наказал за дружбу истинного христианина с иудеем.
Гуров и Станислав служили вместе, начиная с МУРа, кто кому и сколько должен, давно не считали. Крячко был из рабочей семьи, в юности чуть было не сел за грабеж, но неожиданно увлекся спортом, играл в футбол за “Динамо”, отслужил армию и, не имея специальности, пошел служить в милицию. Неожиданно у него проявился сыщицкий талант. Очень коммуникабельный, умный, любящий изображать человека недалекого, он и училище, и высшую школу милиции окончил середнячком, был направлен опером в райотдел, но вскоре его перевели в МУР. В “конторе” ему сильно “повезло”: назначили Станислава в отдел Орлова, а старшим группы стал у Крячко именно Гуров. Станислав был уже солидным оперативником, и Орлов его брал на должность старшего группы, но в момент перевода вакансий в отделе не было, сказали, послужи у Гурова, а как только, так сразу... Но Гурову Станислав не понравился, чувствовалось, парень рвется вверх, и старший ему шлагбаум перекрыл. Старший опер в МУРе — фигура невеликая, но Гуров был в “авторитете”. С ним пытались говорить и Орлов, который сам поначалу Гурова не обожал — больно самостоятелен, и ныне покойный генерал Турилин. Тот еще сопливого лейтенанта перевел из провинции в Москву, считал себя для мальчишки незыблемым авторитетом, но рядовой опер неожиданно показал генералу зубы:
— Константин Константинович, вопрос о должности Крячко кадры должны согласовывать с начальником отдела. Если вас интересует моя личная точка зрения, то из Станислава может вырасти классный опер. Если бы не было вас и подполковника Орлова, то не существовало бы и Гурова. Станиславу следует полгодика подождать.
— А сегодня капитан Гуров отличный опер? — спросил раздраженно генерал.
— Качественный, иначе бы вы, Константин Константинович, сейчас со мной и не разговаривали.
— Нахал! Уйди с глаз.
Но происходило это больше двадцати лет назад. Сегодня Гуров и Крячко — полковники главка, “важняки”, лучшие друзья, и вспоминают прошлые годы с умилением, как вспоминают однокашники совместные прогулы и другие школьные каверзы.
Гуров — блестящий ведущий, Станислав — безукоризненный второй номер, способный неожиданно взять инициативу на себя. Он понимал уникальные способности друга, не ревновал к его славе, но знал и недостатки Гурова, по мере сил старался его уберечь. Кроме того, Станислав порой разыгрывая из себя простачка, в быту был мудрее друга, и что самое главное — если Станислав переставал шутить и говорил серьезно, начальник морщился, но подчиненного слушался: “Здесь твоя грядка, тебе виднее”.
После, в общем-то, безрезультатного совещания у Орлова четверо оперативников собрались в кабинете Гурова и Крячко, где имелся еще третий ничейный стол, который стоял у стены слева от входа, и его занимали поочередно Нестеренко и Котов.
— Ну вот и все, — Гуров вышел из-за стола, привычно закурил. — Все ясно, мы ядро группы. Людей нам дадут сколько требуется, рассчитывать мы должны только на себя. Мотивы?
— Извини, лучше начать с характеристик киллеров, — сказал Станислав.
— Говори, — Гуров кивнул.
— Очень высокий класс. Предел. — Станислав взял лист бумаги, начал чертить. — Как стояли? Не стационарная засада, движущиеся стрелки, огонь вели на ходу, из пистолетов “ТТ”, знаете, как это просто. Сделали по два выстрела, только в голову, все попали в цель.
— Там расстояние семь-девять метров, — возразил Нестеренко.
— В августе вечером на данной улице практически темно, — парировал Крячко. — Не имелось другого решения? В сорока метрах от места нападения расположено здание РУВД. Правда, оно административное, оперативной службы не имеет. Однако могла подъехать машина. Друзья, я живу в соседнем доме, еще двадцать метров — и Ленинградское шоссе. Улица Адмирала Макарова малолюдна, полковник Сотин живет на Выборгской. Я знаю там каждый мусорный ящик, даже тот, за которым, видимо, находился один из убийц. Я тоже мог подъехать с минуты на минуту. Вывод: действовали высококлассные стрелки, ликвидация была крайне необходима, исполнители находились в цейтноте.
— Спасибо, Станислав. Слов произнесено много.
— Скажи короче, — Станислав поклонился.
— Мог бы — сказал бы обязательно. Машина была? — Гуров взглянул на кончик карандаша.
— Сейчас пешком только домашние хозяйки ходят, — ответил Нестеренко.
— Как начнет светать, погуляй там, найди, где она стояла. Мое мнение, что машины не было, — сказал Гуров. — Итак, вопрос — мотив? Григорий, не молчи, порадуй коллег хотя бы чем-нибудь. Например, почему Сотин остановил машину не у своего подъезда?
— Они расположены с другой стороны дома, — ответил Григорий.
— Тогда дом следовало объехать. Друзья не собирались заходить в квартиру, однако на улицу из машины вышли. Вы думаете, ворочаете мозгами? — голос Гурова стал неприятным. — Или ждете указаний, куда идти и что делать? Сотин привез приятеля к своему дому, но в квартиру не пригласил. Допустим, полковникам требовалось переговорить по дороге, но тогда Сотин высадил бы полковника у метро. А он остановился с обратной стороны дома, чтобы жена не видела, что он приехал.
— Со стороны подъездов много машин, офицеры не хотели, чтобы их видели, — сказал Станислав.
— Разродился. — Гуров встал, вновь заходил по кабинету. — Дело не столько в том, что убили наших коллег. Верно сказано, киллеры были настоящие, а не отморозки и дебилы. Они гуляли у дома, ждали, оружие — пистолеты, и стреляли только в голову. Так уверенно могли подойти асы. Какие киллеры, таков и мотив. Только на устранение очень серьезной поломки зовут серьезных мастеров, — сыщик смотрел жестко, не сводил взгляда со Станислава.
Крячко прикинулся сиротой казанской, часто моргал белесыми ресницами.
— Когда будет ответ? — спросил Гуров.
— Завтра к десяти, — ответил Станислав.
— Почему, черт возьми, ты не сказал мне об этом сразу? Я бы надавил через Шубина, эксперты бы ночь работали! — возмутился Гуров.
— Я сунулся к Петру, он у первого, а мне туда не по чину...
— Ты подчиняешься мне. Доложи коротко, что известно.
— На левой ладони Веткина обнаружены следы неизвестного порошка. Соскобы взяты на анализ.
— Чего молчал?
— Не хотел трепаться раньше времени.
— Сотин электронщик, Веткин — кадровик. Не будем торопиться, но, судя по всему, их служебное положение для столь торопливого, неподготовленного убийства высококлассными киллерами не подходит.
— Семья, нечто личное, — пробормотал Котов.
— Гриша, думай быстрее, выражай свои мысли четче, — сегодня Гуров говорил раздраженно, что в принципе ему было не свойственно. — Завтра встречаемся в восемь, — сыщик глянул на часы. — Я воюю с руководством и контрразведкой. Станислав, едешь на Петровку и не уходишь без заключения, что конкретно находилось на левой ладони Веткина. Нестеренко, отправляешься по месту преступления, собираешь оперов и участковых и составляешь почасовой график места нахождения нашей клиентуры. Кто, где, с кем, куда, зачем? Эти люди нас не интересуют, но у них глаз наметанный, они должны были видеть убийц. Местной “знати” бояться нечего, не групповая разборка, они ничем не рискуют. Кого кнутом, кого пряником, но к вечеру мы должны иметь хорошие приметы, лучше клички, еще лучше имена.
