— Я хочу сказать, вы можете установить, проникал он в нее или нет?
— Травм нет ни во влагалище, ни в анальном проходе. Хотя это само по себе ни о чем не говорит, если имел место вагинальный секс.
У Майка не было такого опыта в расследовании изнасилований, как у нас с Мерсером, поэтому я немного пояснила ему слова Киршнера:
— Больше двух третей изнасилованных женщин не получили каких-либо физических травм, Майк. Живущая половой жизнью женщина обычно не получает внутренних повреждений. Влагалище достаточно эластично, и если она была без сознания, когда преступник над ней надругался, то велика вероятность, что он не встретил сопротивления мышц.
— Но что мне кажется наиболее странным, — подхватил Киршнер, — так это отсутствие каких-либо иных улик, указывающих на сексуальное насилие в этом деле. Если он действительно пытался проникнуть в нее, то я бы нашел хоть один его лобковый волос на ее теле.
Стандартная процедура собирания улик в делах об изнасиловании, равно как и при проведении вскрытия, — это расчесывание лобковых волос жертвы. Очень часто лобковые волосы насильника застревают в волосах жертвы и остаются на теле, это еще одно доказательство, связывающее преступника и жертву.
— Когда я расследую дело об изнасиловании, то место преступления — это тело жертвы. Это единственное преступление, для которого подобный подход является правильным. И я убежден, что в данном случае слишком мало доказательств того, что нападавший совершил изнасилование.
— Значит, теперь нам надо понять, что ему помешало, — сказал Мерсер. — Это могло быть что угодно, начиная от спугнувшего его шума в коридоре до потери эрекции. Может, Майк был прав. Если преступник собирался изнасиловать Доген, то он перестарался, пытаясь усмирить ее. Искромсанное тело стало вызывать у него отвращение, и в результате пропала эрекция.
— И не забывайте, — вмешалась я, — что в Медицинском центре и его подвалах живет множество самых разных психов. Надо начинать с тех, у кого наблюдаются половые дисфункции. Хотя наш нападавший и планировал довести изнасилование до конца. Ну что, парни, мы опять в начале пути?
— Не хочется разочаровывать тебя, Александра, но я полагаю, что ключ к раскрытию данного преступления ты получишь не от меня и не из моей лаборатории. Чэпмену было известно о смерти Джеммы Доген столько же, сколько и сейчас, после нашего разговора. Он только не знал — до вскрытия, — каким из ударов был поврежден тот или иной внутренний орган. Мне жаль, но сейчас я больше ничем не могу вам помочь. Ваш убийца не оставил тех изобличающих его улик, на которые мы все надеялись. — Киршнер помолчал и добавил, обращаясь к детективам: — Если вы найдете его быстро, то его одежда и тело смогут рассказать нам куда больше, чем останки Доген. Я не знаю, удалось ли ей оцарапать или укусить его. Но в одном уверен — из ее кабинета он вышел в таком виде, будто побывал на бойне. Мало кто бывает так испачкан кровью, разве что хирург, выходящий из операционной.
Чет напомнил, чтобы мы прислали ему полицейские фотографии, как только они будут готовы, собрал свои снимки и попросил его извинить, сославшись на следующее вскрытие, назначенное на три часа.
Мы с Майком и Мерсером собрали свои вещи и вышли из комнаты.
— Я бутерброды не буду, Купер, — сказал Мерсер. — Хочешь кофе? Там через дорогу есть одна забегаловка. А потом двинемся дальше.
У меня тоже не было аппетита.
— Буду, может, хоть согреюсь.
Мы снова оказались перед пандусом и по нему вышли на улицу.
— Везешь Купер на квартиру Доген?
— Угу.
— А я в больницу, вести допросы. Детка, я тебя сегодня увижу в полицейском участке?
— А чем я могу вам помочь? Я никак не отойду от рассказа Чета. Я рассчитывала, что мы получим данные из лаборатории и у нас наметится прорыв уже до конца недели. Сегодня мне еще выступать с речью в школе имени Джулии Рикман.
Мерсер уже ступил на мостовую, собираясь перейти Первую авеню. А я обернулась к Чэпмену и улыбнулась ему:
— А почему ты спросил? Я нужна тебе, Майк?
— Это все твои мечты, блондиночка. Пустые мечты.
Перед дверями дома на Бикмен-Плейс, где находилась квартира Доген, стояли два швейцара в красных ливреях. Это оказалось совсем рядом с Медицинским центром. Мерсер показал золотой полицейский значок старшему из них, который стоял слева, тот кивнул и распахнул перед нами огромные стеклянные двери.
Мерсер повел меня направо, через холл, мимо ваз с форситиями и красной вербой, которые цвели не по сезону. Мы сели в лифт, и Мерсер нажал на 12-й этаж.
— Черт! — воскликнул он, когда двери открылись и мы увидели темный коридор, который казался еще мрачнее из-за темно-серых обоев с ворсистым рисунком. — Я же захватил фотоаппарат, думал, вдруг ты захочешь сделать снимки. И забыл его в багажнике. Квартира Доген — третья дверь налево, 12С. Держи ключи, большой — от нижнего замка. Заходи, я вернусь через пять минут.
Я повесила на палец цепочку с ключами, и двери лифта закрылись. Несколько секунд я постояла в нерешительности, поигрывая брелком в виде Тауэрского моста, на котором висели два ключа, и подумала, что мне было бы намного спокойней войти в квартиру Доген с Мерсером, чем одной.
Пора взрослеть, велела я себе. Внутри нет привидений, и Мерсер появится через несколько минут.
Я вставила короткий ключ в верхний замок, а длинный — в нижний цилиндрический. Сначала мне показалось, что ручка не повернется, но дверь почти сразу распахнулась, и тут же я вздрогнула от странного шума за спиной. Я переступила порог и обернулась — дверь на лестницу в конце коридора качалась туда-сюда.
Не было слышно ни голосов, ни каких-то других звуков, но я могла поклясться, что видела в окошечке той двери чье-то лицо. Отвратительное чувство, будто за мной подглядывали, но я убедила себя, что это беспокойные соседи, следящие за незнакомцами, которые ходят в квартиру умершей женщины.
Выключатель оказался на стене в коридоре, рядом со встроенным шкафом. Я зажгла свет и закрыла за собой дверь.
Я окинула взглядом большое помещение. В этом здании послевоенной постройки комнаты были внушительных размеров, но их портили бетонные потолки, похожие на огромные перевернутые тарелки с творогом. К достоинствам же можно было отнести огромные, до пола, окна, выходящие на простор Ист-Ривер.
Сегодня плотные облака висели низко, и мне удалось увидеть только мост на 59-й улице да вереницу машин, направляющихся к Ла-Гуардиа.
Судя по всему, Джемма Доген предпочитала простоту и суровость. Я прошла в гостиную, мебель для которой, казалось, купили в дешевом скандинавском магазине, продающем готовые наборы для комнат. Каждый предмет отличался острыми углами и прямыми линиями, все ткани были нейтральных цветов и немного грубыми на ощупь. Жаль, что у нее дома, в отличие от моего, не было глубоких насыщенных цветов и мягких, приятных материалов, которые словно обволакивали меня и успокаивали, когда в конце тяжелого дня я приходила домой, готовая расслабиться, сбросить туфли и забыть про работу.
Я повесила дубленку на спинку одного из стульев у обеденного стола и повернулась к маленькому коридору, который вел в спальню. На стенах коридора висели старые туристические постеры с видами Брайтона, Котсволда и Кембриджа, спальня же поражала стерильностью и огромной кроватью.
Если те фотографии, которыми окружила себя Джемма Доген, отражали ее интересы, то ей, несомненно, нравилось ее место в академическом мире. Джемма в докторском халате радостно улыбалась со сцен и кафедр. Флаги на заднем плане снимков говорили о том, что мероприятия проходили как в Америке, так и в Англии, и я мысленно поаплодировала этой состоявшейся женщине, которая добилась блестящих успехов в сфере, где традиционно правили мужчины.
Будильник на тумбочке все еще показывал правильное время. Я нажала маленькую кнопку, чтобы посмотреть, когда Джемма предпочитала вставать. Высветились цифры — 5.30 утра, — и я еще больше зауважала ее за железную дисциплину, благодаря которой она поднималась в такую рань, чтобы отправиться на пробежку по берегу реки, и это в марте. Громкий звонок в дверь прервал мои размышления, и я поспешила впустить Мерсера.
— А кого ты ждала? — спросил он, смеясь над тем, что я посмотрела в «глазок», прежде чем открыть.
— Ты знаешь, Мерсер, так уж меня научила мать. — Думаю, что инстинктивно смотрю в «глазок» с тех самых пор, как переехала на Манхэттен. — И, кстати, кто-то тут шастал, когда я входила. Ты никого не видел?
— Ни одной живой души, мисс Купер. Но ты не стесняйся, спрашивай.
— А ты видел ее будильник?
— Не припоминаю. Что-то важное?
— Просто хотела проверить, когда она обычно начинала свой день. В 5.30 утра — надо запомнить на тот случай, если мы точнее установим время нападения.
— Хорошо. — Мерсер что-то нацарапал в блокнот. — Значит, так, ваш фотограф заснял тут целый фильм, и криминалисты тоже. Джордж Зотос просмотрел горы бумаг. Не похоже, что она часто развлекалась. Использовала гостиную скорее как кабинет. Вон тот шкаф, слева, весь заставлен книгами, а правый — забит папками и разной фигней для медицинского колледжа. Мы просмотрели большую часть этого хлама. Но ты не тушуйся, делай свое дело, я буду рядом. Скажешь, если тебе понадобятся фотографии.
