Без двадцати минут пять, его вот-вот сменят.
Он мечтал поехать домой в свою холостяцкую квартиру в Булмору, принять душ, влезть в домашние туфли и чистый купальный халат, выпить холодного ситро — Гюнвальд Ларссон был почти полным трезвенником, — выключить телефон и провести вечер за чтением отнюдь не детективного романа.
Но он взялся за дело, которое, собственно, его никак не касалось. За дело Бруберга, в чем он иногда раскаивался, а иногда испытывал какую-то животную радость. Если Бруберг преступник (а Ларссон был в этом убежден), то такого рода, кого Гюнвальд Ларссон сажал бы в тюрьму с радостью. Кровосос. Спекулянт. К сожалению, подобные люди попадали в руки правосудия редко, хотя всем было известно, кто они и какими способами благоденствуют, формально не нарушая давно устаревшие законы.
Он решил не заниматься этим делом в одиночку. Потому что слишком часто за свою службу действовал, исходя только из своего разумения, и получал слишком много нареканий. Так много, что перспективы повышения по службе можно было считать минимальными. Еще потому, что не хотел рисковать, и потому, что тут все следует сделать чисто.
На этот раз он действовал по всем правилам, и именно поэтому был готов к тому, что все полетит прямиком в тартарары.
Но где взять помощника?
В его отделе не было никого, а Колльберг сказал, что в Вестберге такое же положение.
В поисках выхода он позвонил в четвертый район и после долгих «если» и «но» получил положительный ответ.
— Если это так уж важно, — сказал комиссар, — я смогу выделить одного человека.
— Это великолепно.
— Ты думаешь, легко давать людей, причем вам? Должно бы быть наоборот.
Бóльшая часть полицейских болталась в полном безделье перед различными посольствами и туристскими бюро. Причем безо всякой пользы. Они ведь все равно не смогут ничего сделать в случае демонстрации или диверсии.
— Ну, — сказал Гюнвальд Ларссон. — Так кого вы мне даете?
— Его фамилия Цакриссон. Он из полицейского участка «Мария». Работает в гражданской патрульной службе.
Гюнвальд Ларссон угрюмо нахмурил брови.
— Я его знаю.
— Вот как, тогда это преиму…
— Последите только, чтобы он не надел форму, — сказал Гюнвальд Ларссон, — и чтобы без пяти пять был здесь перед зданием. — Подумав, он прибавил: — И если я говорю перед зданием, то это вовсе не значит, что он должен стоять, скрестив руки наподобие вышибалы.
— Понимаю.
Сам Ларссон подошел к дому на Кунгсгатан точно без пяти пять и сразу же обнаружил Цакриссона, который с дурацким видом стоял у витрины с дамским бельем. Из штатского на нем была только спортивная куртка. Остальное все форменное — форменные брюки, форменная рубашка и полагающийся к ней форменный галстук. Любой идиот на расстоянии ста метров мог догадаться, что это полицейский. К тому же он стоял широко расставив ноги, заложив руки за спину и покачиваясь на носках. Не хватало только фуражки и дубинки.
Увидев Гюнвальда Ларссона, он вздрогнул и чуть было не встал по стойке «смирно». У Цакриссона были неприятные воспоминания об их предыдущей совместной работе.
— Спокойно, — сказал Ларссон. — Что это у тебя в правом кармане куртки?
— Пистолет.
— А что, у тебя не хватило ума надеть наплечную кобуру?
— Не нашел, — уныло ответил Цакриссон.
— Так сунул бы свою пушку за ремень, что ли.
Цакриссон тут же полез в карман.
— Да не здесь же, ради Бога, — взмолился Ларссон. — Зайди в подъезд. Незаметно.
Цакриссон послушался. В подъезде он несколько улучшил свой внешний вид, хотя и ненамного.
— Слушай, — оказал Гюнвальд Ларссон. — Возможно, что тут появится один человек и войдет в дом где-то после пяти. Он выглядит примерно так. — Он показал фотографию, которую держал скрытно в огромной ладони. — Плохая фотография, но единственная, которую удалось раздобыть. — Цакриссон кивнул. — Он войдет в дом и, если я не ошибаюсь, через несколько минут выйдет. У него в руках, наверное, будет черный кожаный чемодан, оплетенный двумя ремнями.
— Он вор?
— Да, вроде. Я хочу, чтобы ты держался около дома, вблизи подъезда.
Цакриссон снова кивнул.
— Сам я поднимусь по лестнице. Возможно, я возьму его там, но, возможно, предпочту этого не делать. Вероятно, он приедет на машине и остановится перед подъездом. Он будет торопиться и едва ли станет глушить мотор. Машина — черный «мерседес», но это не точно. Если получится так, что он с чемоданом в руках выйдет из дому без меня, то ты любой ценой должен помешать ему сесть в машину и уехать, пока я не приду.
Полицейский сделал решительное лицо и стиснул зубы.
— Ради Бога, постарайся сделать вид, что ты просто прохожий. Ты ведь стоишь не перед Торговым центром США.
Цакриссон покраснел и немного смутился.
— О'кэй, — пробормотал он. И тут же прибавил: — Он опасен?
— Может статься, — небрежно проронил Ларссон. Сам он считал, что Бруберг не опаснее мокрицы. — Постарайся все запомнить, — со значением проговорил он.
Цакриссон с достоинством кивнул.
Гюнвальд Ларссон вошел в подъезд. Просторный вестибюль казался пустынным, похоже, все учреждения уже закрылись. Он поднялся вверх, и когда проходил мимо двери с двумя дощечками А/О ХАМПУС БРУБЕРГ и БАНКОВСКАЯ ФИРМА ВИКТОРА ПАЛЬМГРЕНА, то она открылась, и на площадку вышла темноволосая женщина лет тридцати пяти. По-видимому, секретарь. Взгляд на хронометр — точно пять. Пунктуальность — добродетель. Женщина, не удостоив его взглядом, нажала кнопку лифта, чтобы спускаться вниз. Он же поднялся по лестнице еще на один марш и стоял спокойно, ждал.
Ждать пришлось довольно долго. За последующие пятьдесят минут лифт проходил три раза, два раза по лестнице шли вниз люди, которые, очевидно, по той или иной причине задержались на работе. В этих случаях Ларссон поднимался на верхнюю площадку. А затем опять спускался. Без трех минут шесть он услышал скрип лифта, который шел вверх, и одновременно чьи-то тяжелые шаги снизу. Лифт остановился, из него вышел человек. Он держал в руках связку ключей, и Гюнвальд Ларссон понял, что это Хампус Бруберг. Несмотря на жару, тот был в пальто и шляпе. Он отпер контору, вошел и закрыл за собой дверь.
Одновременно поднимавшийся снизу человек прошел мимо конторы Бруберга и стал подниматься выше. Это был кряжистый парень в синем костюме и фланелевой рубашке. Увидев Гюнвальда Ларссона, он остановился и громко спросил:
— Что вы тут делаете, а?
— Это вас не касается, — прошептал Ларссон в ответ.
От парня несло пивом или водкой, а скорее всего, и тем и другим.
— Очень даже касается, — упрямо сказал парень. — Я — здешний привратник.
Он стал посреди лестницы, одной рукой опираясь о стену, а другой — на перила, чтобы загородить дорогу.
— Я из полиции, — шепнул Ларссон.
Как раз в эту минуту открылась дверь, и Бруберг, или кто бы он ни был, вышел, держа в руках пресловутый чемодан.
— Ах, из полиции, — громким хриплым голосом сказал парень. — А ты покажи документы, прежде чем…
Человек с чемоданом не стал ждать лифта и доли секунды. Он стремглав помчался вниз по лестнице.
Гюнвальд Ларссон оказался в трудном положении. Времени для объяснений не было. Ударь он парня в синем костюме, тот скатится по лестнице и свернет себе шею. Чуть поколебавшись, он решил оттолкнуть его в сторону. Однако привратник был упрям и уцепился за пиджак Ларссона. Тот попытался вырваться, пиджак затрещал и разорвался. Раздраженный, Ларссон повернулся и ударил парня по рукам. Привратник взвыл и выпустил его, но Бруберг был уже далеко внизу. Гюнвальд Ларссон побежал по лестнице, слыша за своей спиной злобные проклятия и тяжелые неуверенные шаги.
А в вестибюле разыгралась совершенно нелепая сцена. Цакриссон, конечно, вошел в подъезд и стоял у входной двери, широко расставив ноги. Он расстегнул куртку и вытащил пистолет.
— Стой! — заорал он. — Полиция!
Бруберг резко остановился, не выпуская чемодана, который держал в правой руке. Левой рукой он вынул из кармана пальто что-то вроде пистолета и выстрелил вверх. Не услышав рикошета, Гюнвальд Ларссон был почти уверен, что это скорее всего стартовый пистолет, а может быть, игрушечный или учебный.
Цакриссон упал ничком на мраморный пол и выстрелил, но промазал. Ларссон крепко прижался к стене. Бруберг бросился в сторону от двери вестибюля, около которой находился полицейский. Очевидно, в доме был черный ход. Цакриссон выстрелил снова и снова промахнулся. Человек с чемоданом был всего в трех метрах от Гюнвальда Ларссона.
Цакриссон выстрелил три раза подряд и промазал. «Чему, черт возьми, их только учат в школе полицейских?» — в отчаянии думал Ларссон. Пули свистели, отскакивая от каменных стен. Одна из них попала в каблук ботинка Ларссона и навсегда испортила первоклассную итальянскую работу.
— Прекратить огонь, — зарычал он.
