Проблема заключалась в том, что она очень хотела влюбиться, ей просто было скучно жить – голова-то ничем не занята… В общем, когда очень хочется, как известно… Юлька влюбилась. Влюбилась в женатого мужчину. Тот факт, что он женат и с детьми, ее не смутил – все так живут. У всех любовницы, так почему же Юльке не быть одной из них? Тем более у нее такая страсть и у него – такая страсть, и при чем тут, скажите на милость, жена и дети? Он тоже работал с нами на одном предприятии, только Юля в Москве, а тот – начальником Северо-Западного региона и ездил часто в Москву из Питера в командировки. Приятный товарищ, лет сорока с небольшим. Возил Юльку на отдых, каждый раз приезжал с подарками – то есть такой «приличный любовник», не олигарх, но все-таки. Юлька была безмерно счастлива. Однажды я даже слышала, как она пела что-то про любовь в туалете – ну, знаете, такая захваченность чувством, в самые первые месяцы, когда наконец отворили плотину и – понеслось. Она ко мне бегала советоваться и совершенно меня утомила, демонстрируя то белье, только что купленное – для него, или новые духи («Как ты думаешь, ему понравятся?»), или новые туфли на таких каблуках, на которых можно ноги исключительно задирать кверху, потому что ходить в таких ну никак невозможно. Я не могла не радоваться за нее. Сама ситуация, при минимальном логическом анализе, представлялась не сильно радужной, но уж больно Юлька была счастлива, и уже за одно это я говорила спасибо нашему доброму питерскому самаритянину. Ну так вот.
Таня замолчала, продолжила:
– А однажды случилась «досадная оплошность» – она пришла ко мне со сверкающим взором: я автоматически поискала взглядом какой-нибудь пакет с новой шмоткой, но нет – все было много серьезнее. Она, торжествуя, показала мне тест на беременность. Положительный. «И что ты будешь делать?» – осторожно спросила я, пока она, сидя на моем столе, по-девчоночьи болтала ногами. «Как – что? – Юлька распахнула глаза. – Скажу ему. Знаешь, иногда нужен только повод, ну, чтобы…» – «Юля, там же двое детей…» – аккуратно напомнила я подруге, но «Остапа уже понесло». «Все хорошо! – сказала она. – Он сможет перевестись на работу в Москву, мы продадим мою квартиру и купим побольше, рядом с парком». В общем, у нее уже было планов громадье, и я, честно говоря, подумала: чего лезть с моим циничным рылом в ее калашный ряд? Может быть, я просто не в курсе, а на самом деле они уже регулярно обсуждают его будущий переезд в Москву? Я покивала, узнала, что ее «питерский друг» приезжает в следующий раз через неделю и у нее будет время, чтобы приготовить романтически-эротический вечер, во время которого она сообщит ему радостную новость.
Пропущу, чтобы не утомлять вас подробностями, приготовления – визиты к разнообразным косметологам и маникюршам. Очередной комплект белья. Ванильные свечи. Пена для ванны. Букет роз. Рецепт буженины. Иногда я виню себя – знаете, мне кажется, если бы я смогла спустить ее чуть-чуть с небес на землю, все случилось бы иначе. Но, помня пословицу «скажешь правду – потеряешь друга», да и еще не будучи уверенной в этой правде, я молчала, кивала, одобряла и делилась рецептами той самой буженины.
Наконец наступил день «Д». Я несколько раз пересекалась с Юлиным любовником в коридоре офиса и на совещании и все пыталась прочесть по его лицу – как он воспримет информацию, которая обрушится на него этим же вечером… Он показался мне мужчиной серьезным, и думала я – чем черт не шутит? – нам уже давно нужен новый директор…
Таня, не меняя ритма, раскачивала розовую баржу, поправила на мальчиках голубые уже – чепчики. Вздохнула. Виноватыми глазами посмотрела на Машу.
– Я дура, – сказала она, пожав плечами. – Я подозревала, что все закончится не так радостно, как представлялось Юльке. Но чтобы настолько…
Вначале, как и планировалось, была буженина, потом страстный секс. А потом «обессиленная от любви» Юлька сообщила ему главную новость. Знаете, мы все упрекаем мужчин в коварстве. Я в мужское коварство в любовных делах, в отличие от женского, верю слабо. Для коварства нужна изощренность ума, а у мужчин если она и нападает на них, эта изощренность – то используется в других целях: в политических там или деловых играх. А в отношениях с женщинами у них все просто – как капусту заквасить: пара элементарных ингредиентов и выждать некий срок до готовности. Нет, мы все сами за них придумываем. Это мы сочиняем им ту самую изощренность и разнообразие переживаний, а на самом-то деле переживания эти – они только наши. Это я к чему?
Да к тому, что после такой новости Юлькин герой-любовник предстал перед ней во всей простоте, так сказать, своих эмоций. Она у него осталась одна, эта эмоция – страх. Он замер на несколько секунд, потом быстро оделся – видно, говорить то, что он собирался сказать, в голом виде было не с руки. И произнес примерно следующее: А. Он ее никогда не любил. Б. Он ее использовал исключительно в сексуальных целях. В. Он очень любит свою жену и детей, и никаких других ему не надо.
После чего сунул ноги в ботинки, схватил пальто с вешалки и – был таков.
Теперь представьте себе Юльку – с еще не полностью смазанным праздничным макияжем, но уже на смятых шелковых простынях и в кружевном белье. Вокруг догорают благовония. Она вскочила и начала крушить все вокруг, как булгаковская Маргарита у критика Латунского. А потом оделась, сама разорвала на себе чулки и – пошла в районное отделение полиции. Написала заявление об изнасиловании. Под утро уже прошла медицинское освидетельствование. Затем пришла на работу – как потом объяснила, – только чтобы мне все рассказать. История с заявлением меня испугала: Юлька, говорю, как ты можешь подавать на изнасилование на человека, чьего ребенка, собственно, ты носишь? Она, помню, от меня отвернулась и сказала, резко так, что ребенка к моменту суда уже не будет.
Я очень тогда переживала, уговаривала то забрать заявление и оставить ребенка, то забрать заявление, сделать аборт и забыть негодяя. Но, говоря откровенно, я не была уверена, что она просто хочет его напугать. Не пойдет до конца. Я, если честно, сама тогда была в запарке: искала, оформляла, влезая в долги, эту свою квартиру… Просто заметила, что Юлька опять ушла в депрессию, но «Пофигин» ей уже не помогал. Пару раз я пыталась поговорить с ней насчет хорошего психиатра, но она только отнекивалась: мол, отомщу этой гадине, тогда и настроение само улучшится. Но… процесс прошел плохо. В том смысле, что мужика этого не засудили: нашлись люди, свидетельствовавшие, что у них был роман – они ведь особо не скрывались. Товарищ честно подтвердил, что Юлька объявила о своей беременности, адвокат сказал, что, прежде чем обсуждать что бы то ни было, надо бы получить результаты медицинской экспертизы – а был ли ребенок? Обвинитель возражал, что это ничего не значит… Но испортила все окончательно именно Юлька – она так старалась, такие давала подробности, что впала в тихую истерику прямо во время дачи показаний: ей не поверил бы уже даже самый доверчивый присяжный. Во время дачи показаний произошел еще один очень неприятный эпизод – законная супруга обвиняемого вскочила со своего места и стала выкрикивать какие-то проклятья… Я, по правде говоря, часто потом это вспоминала после Юлиной ужасной смерти. Даже окольными путями узнавала, как там у него в Питере дела. Из конторы нашей он уволился, но были в питерском офисе люди, которые поддерживали с ним отношения. Говорят, все у мужика благополучно: дети растут, жена любит и ублажает – видно, испугалась, как бы не отобрали-таки сокровище. Но, думаю, он сейчас пуганый воробей. На рожон не полезет – за изнасилование он мог схлопотать до пятнадцати лет, это вам не по сусалам получить от обманутой жены за адюльтер.
А Юля… Юля тоже уволилась – ушла работать простым секретарем в какую-то мелкооптовую фирмочку. Я несколько раз ей звонила, пыталась встретиться, но как на стенку натыкалась. А потом… – Танины губы задрожали. – Господи, жалко-то как! Какая неприкаянная душа! Говорят, адвокат противоположной стороны хотел даже ее привлечь за клевету. Не знаю, чем там дело кончилось. Наверное, обвинение все-таки сняли. – Таня усмехнулась безрадостно: – Как же мы, по сути, все одинаковы: хотим любви, наступаем, наступаем, потом идем на попятную. Юля просто оказалась на запретной зоне – туда нельзя заходить, даже если очень больно и хочется отомстить. – Таня машинально провела рукой по спутавшимся волосам. – Когда же я наконец попаду в парикмахерскую, а?
– Если хотите, – тихо сказала Маша, – я могу погулять с близнецами, пока вы будете стричься.
– Правда? – вскинула Таня на нее вмиг загоревшиеся глаза. И сразу же снова потухла. – Да нет, это не серьезно: вы занятый человек, на службе, я как-нибудь сама.
– Я на сегодня уже свободна, – улыбнулась ей Маша. – И если рискнете оставить со мной малышей…
