– Только без этого, – без чего, полковник не пояснил. – Удачи! – и положил трубку.
Петренко шептался со щупленьким пьянчужкой, дал ему деньги, кивнул на двери магазина. Пьянчужка вошел в магазин позже Прохорова, а вышел с двумя бутылками значительно раньше, прижимая их к груди, будто любимых детей, засеменил к Петренко. Они пошли в глубь сквера молча, деловито, как идут на работу.
«Оперативник, называется, – зло подумал Гуров, – бутылку без очереди взять не может».
– Жди этого чемпиона, – сказал Гуров водителю, вышел из машины, подал знак Терентьеву следовать за собой.
Они наблюдали, как Петренко с гонцом распили бутылку, когда раздался оклик:
– Граждане! – молоденький сержант милиции направлялся к скамейке.
Гуров метнулся ему наперерез и закричал дурным голосом:
– Сержант, стакан есть?
Милиционер остановился, повернулся, от возмущения лишь развел руками, поманил покачивающегося Гурова:
– Иди, я тебе налью.
Скамейка за его спиной опустела. Гуров видел, как Терентьев и Леня скользнули за кусты, в сторону переулка, и повернулся к сержанту.
– Извини, командир, я передумал. Завязал, – Гуров предъявил удостоверение. – Выпей вечером за свое здоровье! Я, как старший по званию, тебе сегодня разрешаю.
Петренко вернулся в квартиру сестры, и потянулись минуты, неторопливо превращаясь в часы. Группа захвата ждала.
Теперь, когда напряжение спало, всем захотелось есть. Чувство голода проснулось сразу, в желудке защемило, будто оперативники голодали не первые сутки. А всего лишь девять часов назад они плотно позавтракали.
В двадцать два часа группу сменили.
– Если появится, вызывайте! – сказал Гуров, понимая, что коллеги проинструктированы, говорит лишнее, оправдывается.
Он был обязан Петренко захватить, истрепал всем нервы, оставил на свободе вооруженного убийцу. Что Петренко убийца, майор Гуров уже не сомневался.
В столовой управления они молча поели. Щи, которые вчера глотались с трудом, сегодня, чуть теплые, вкусно пахли мясом.
Собрались в кабинете Орлова, настроение похоронное, полковник и не пытался их приободрить, сидел за столом отчужденно, кивнул на стулья, сказал:
– Тимофей Александрович – врач. Выпейте, что вам положено, и отправляйтесь.
Только теперь Гуров обратил внимание на толстенького насупленного человека, который сидел в уголке, держал на коленях чемодан.
Врач быстро, но цепко и внимательно осмотрел всех, проверил пульс, давление, чего-то поискал в глазах, нашел или нет, не сказал, разлил по стаканам остро пахнущую жидкость.
– Прошу, молодые люди, – старомодно выразился он, приглашая к столу.
И Гуров почему-то вспомнил о крем-брюле, о котором так некстати упомянул по телефону полковник, спохватился и сказал:
– Минуточку, доктор, нам снотворное нельзя. Мы можем выехать…
– Люди не глупее вас, Лев Иванович, – перебил Орлов. – Пейте и отдыхайте. А вы, майор, задержитесь.
Когда оперативники вышли, после некоторого молчания врач сказал:
– Советую девушку заменить.
– Это совет или предписание врача? – спросил Гуров, и голос у него был такой же несмазанно-скрипучий, как у Орлова.
Петр Николаевич неожиданно рассмеялся, врач пожал плечами, обронил:
– Совет врача. – И удалился.
– Тогда я Нину оставляю! – с вызовом произнес Гуров, хотя оппонент уже отсутствовал, продолжал: – Она устала, но уже задействована в операции. Мне женщина необходима, какой окажется новенькая, неизвестно! Чего вы смеетесь, товарищ полковник?
– Над тобой, Лева! Над тобой! Какой же ты все-таки мальчишка! – Орлов даже вытер сухие глаза, ему было отнюдь не смешно. – Ребята должны видеть: только майор Гуров для них отец родной, остальные ничего не понимают. Потому я и придавил слегка, а ты на моем фоне поднялся. Ну что? Полагаешь, он?
– Полагаю, – Гуров сел, потер поясницу, зевнул. – А ты, Петр Николаевич, артист.
– Станешь моим замом, научишься. Начальник обязан добиться результата, а не беречь свой авторитет. Если он есть, никуда не денется, а нет, так и оберегать нечего. Значит, полагаешь? Великолепно! И я полагаю…
– Только к делу это никакого отношения не имеет, – закончил мысль начальника Гуров. – Вы, голубчики, обязаны его взять интеллигентно, без членовредительства.
– Начальники могут нравиться, нет, только не мы их назначаем, так и заменить не можем. Время нам отмерили до завтрашнего полудня. После чего нас с тобой заменят, и делом начнут заниматься другие. Тактика выжидания, подлавливания ситуации себя не оправдала.
– Правильная тактика и единственная, просто у начальства терпения мало.
– И у меня кончается. Давай, майор, приказы не обсуждать.
– Знаете, товарищ полковник, вы мне тоже… – Гуров не стал уточнять мысль и ее заканчивать. – Когда вам хочется, мы коллеги-друзья, когда неудобно, так я – майор, и смирно? Вы сами говорили, что бесплатных пирожных не бывает. Так что извольте выслушать…
– Не изволю! – перебил Орлов. – Лева, ну нету времени и сил на словоблудие. Существует приказ. Мы с тобой в ихних креслах не сидели и, какие мягкие сиденья, не знаем. В одном начальство право безусловно: взять Петренко наша с тобой работа. А до полудня, после полудня, им виднее, они на горке. Надо придумать комбинацию.
– Я иду спать, – Гуров встал, выпил залпом микстуру. – По моему пониманию, он раньше десяти-одиннадцати из дома не вылезет. Прикажите разбудить меня в шесть, начну думать.
– Спокойной ночи, майор, – Орлов подмигнул.
– Спокойной ночи, Петр Николаевич, – Гуров кивнул и вышел.
Орлов знал, что в соседнем кабинете «прописался» Боря Вакуров, и позвонил ему.
– Надо из твоего бессмысленного поведения хоть какую-то пользу извлечь, – сказал полковник сурово. – Свари мне крепчайшего чая либо кофе!
– Слушаюсь! – пробормотал Боря, испуганно соображая, кому нести чай или кофе.
Полковник понял растерянность молодого оперативника.
– Начальника надо узнавать, неси в соседний кабинет, не ошибешься!
Он не преследовал целый день вооруженного убийцу, но чувствовал себя отнюдь не бодрячком. Он просидел четырнадцать часов в этом кресле, выслушивая короткие сообщения Гурова, пытаясь ему помочь. Конечно, полковник занимался и другими делами, но любопытные посетители в МУР не забредают, а свои знали, что сегодня лучше кабинет Орлова обойти стороной.
Он выложил перед собой стопку бумаги, подровнял, в правом верхнем углу листа написал: «Сов. секретно» и для солидности подчеркнул. Необходимо в письменном виде зафиксировать работу Гурова и его группы, так что, если завтра… Не дай бог чего… Чтобы никакая проверка недоработки или каких-либо упущений найти не смогла. Он отложил ручку и задумался.
Загляни в себя, не лги, будь искренним! Ты рвался вести группу? А сейчас ты хотел бы оказаться на месте Гурова? Только не лги, полковник, не загораживайся словами. Так, да? Или нет?
Здравствуйте, кто вы такой?
Гуров спал спокойно и крепко, открыл глаза ровно в шесть, за минуту до звонка дежурного, с ясной головой и в хорошем настроении. Врач, видно, свое дело знал. Гурову хотелось сразу приняться за работу, например, пилить или колоть дрова, помахать косой. Он удивился – человек сугубо городской, Лева к природе относился спокойно. Красиво, конечно, никто не спорит, и воздух другой, и птички… Однако через день-два среди ромашек-лютиков он начинал скучать, крик петуха утром не вызывал умиления, а соловей вечером не настраивал на лирический лад. Гуров стихов никогда не писал.
Через два часа он обязан доложить четкий, конкретный, продуманный во всех деталях план захвата. Он сообщил дежурному, что будет у себя в кабинете. Боря уже варил кофе, делал бутерброды, и Гуров подумал, что быть даже небольшим начальником не так уж плохо. В благодарность за заботу он сообщил Боре, что пожарник поймает его с плиткой и снимет с него шкуру, как с перезрелого банана, и предложил из кабинета убраться.
Свои размышления он начал, как обычно, с определения задачи. Вчера Гуров уверенно заявил, что Петренко – разыскиваемый убийца. Утром Лева на себя вчерашнего глянул удивленно. Откуда такая уверенность? Факты? Тело участкового обнаружено неподалеку от дома Петренко. Есть основания предполагать, что участковый шел именно к Петренко, у которого якобы видели пистолет. Это не факты, а предположения. Приметы убийцы: высокий, худой, сутулый – соответствуют облику еще нескольких, проживающих на территории Москвы и области. Почему бы убийце не приехать из других краев, где тоже имеются высокие, худые и сутулые мужчины в возрасте тридцати – сорока лет? Таких немного, несколько десятков тысяч наберется. У Петренко неумело завязана рука, на ее конце сильное утолщение? Сестра вроде бы руку не завязывала, а пришел он к ней без повязки. Он нервозен, оглядывается, отходит в сторону, если к нему приближается мужчина, так, между прочим, он состоит на учете в психдиспансере. Данный факт можно расценивать двояко. С одной стороны, его болезнь объясняет немотивированные убийства. С другой – та же болезнь оправдывает странность поведения.
