Я закрыла дверь и вернулась к себе. Коля Курочкин сообщил мне, что сегодня в шесть у него свидание с Региной, а потом сказал:
— Представляешь, Маша, по материалу с девочкой Мальвиной Вальчук: звоню я ее дяде Игорю, спрашиваю перед этим, как дядино отчество, она говорит: «Валерьянович». Я думаю: эк дядю-то угораздило! Звоню этому самому Игорю Валерьяновичу и популярно объясняю, что девочке Мальвине светит срок, в связи с чем прошу его прийти. Дядя Игорь Валерьянович мне отвечает таким своеобразным голосом, до боли знакомым, что прийти он не может, поскольку у него репетиции; и тут только до меня доходит, что Игорь Валерьянович Вальчук — вовсе не случайное совпадение! В общем, я его убедил, он сейчас сюда приедет. Ничего, что я его сюда вызвал, в твой кабинет?
— Хо-хо! Ждем с нетерпением! — воскликнула я. — Я тут посижу в уголочке, ладно? Поприсутствую при вашей беседе, если не возражаешь?
— Конечно, Маша! — великодушно разрешил нахал Курочкин, оккупировавший мое рабочее место и нагло использующий в личных целях авторитет прокуратуры.
И вот свершилось историческое событие: по коридору нашей конторы шел секс-символ и живой кумир Игорь Вальчук. Весь прокуратурский народ, не лыком шитый, тут же выследил, куда он зайдет, и в мой кабинет началось паломничество. Не успел великий певец поудобнее расположиться на свидетельском стуле, как мой кабинет под предлогами поиска ручек, кнопок, скрепок, бланков и «корочек» для уголовных дел в течение десяти минут посетила дюжина прокурорских работников и один милицейский следователь, пришедший к прокурору за санкцией на арест. Прося бланки и скрепки, они не отрывали глаз от Вальчука. Насмотревшись, они покидали кабинет, забыв свои трофеи.
Апофеозом этого потока зевак стало появление в дверях Леши Горчакова, большого поклонника Вальчука.
Леша вошел и, устремив взор на Вальчука, спросил:
— Маша, у тебя лента для машинки есть?
— Нету! — дерзко ответила я.
— Да и бог с ней! — не отрывая глаз от Вальчука, сказал Лешка. Он приблизился и, схватив его за руку, горячо затряс. — Игорь Валерьянович, я так ценю ваше творчество…
Горчаков настолько убедительно дал высокую оценку творчеству нашего гостя, что ушел из моего кабинета с двумя билетами на концерт Вальчука. После этого за Вальчука взялся Курочкин, при этом похоже было, что судьба Мальвины его волнует меньше, чем концертная деятельность Вальчука и его взаимоотношения со студиями звукозаписи. В итоге он разжился последним диском Вальчука и его афишей.
Что оставалось на мою долю?
Я спросила певца, правда ли, что он не так давно попал в автокатастрофу и что его оперировал Не-точкин. По поводу чего?
Певец оживился, видимо, радуясь возможности поговорить на отвлеченные темы. Он рассказал, что у него в машине забарахлила тормозная система и машина на приличной скорости снесла огромный рекламный щит, но при этом и сама в гармошку, а его другу, сидевшему за рулем, при столкновении со щитом разорвало печень, и он умер прямо в машине.
— Я впервые видел, и не дай бог мне еще когда-нибудь увидеть, как человек, еще живой, весь становится нежно-салатового цвета. Это от травмы печени, желчь, что ли, разливается. А потом машина загорелась, и пока я выбрался, у меня обгорела левая сторона лица. В общем, «моторы пламенем объяты, вот-вот рванет боекомплект». Ну, конечно, выступать в таком виде нечего было и думать. Мне уже наши добрые врачи поведали, как я буду выглядеть в ближайшем будущем, так что я пожалел, зачем вообще выбрался из машины, пусть бы там и сгорел до конца. Но потом пришли люди и сказали, что известный хирург Неточкин, волшебник, готов мне сделать пластическую операцию. И вообще, один он во всем мире способен мне лицо сделать новое. И всего-то десять тонн.
— Чего? — машинально переспросила я.
— Чего-чего: североамериканских рублей, вестимо. Ну, мы собрали денежки, передали, и — вот! Разве вы скажете, что еще несколько месяцев назад у меня было не лицо, а сплошная заплатка?
— Вы не возражаете, если мой коллега подойдет, послушает? Нам это очень интересно: он расследует убийство Неточкина, так что мы допрашиваем всех его пациентов.
— Ради бога!
Я стукнула в стенку Горчакову и продолжила уже в его присутствии:
— А деньги вы лично Неточкину передавали?
— Ой, вы знаете, я был в таком состоянии, что уже и не помню. Нет, вроде бы деньги передавала моя жена, и не самому Неточкину, а кому-то из его ассистентов.
— А в чем заключалась операция? Певец задумался.
— Вы знаете, я не особо над этим задумывался, мне было важно не то, что доктор делает, а что потом с моим лицом будет. Мне кажется, если я не ошибаюсь, мне пересадили кожу от донора. Знаете, вам лучше поговорить с моей женой, она вела все эти переговоры и в курсе абсолютно всех действий врачей. От меня тогда, сами понимаете, толку было мало.
Мы сговорились на том, что жена Вальчука придет завтра и все расскажет.
Когда Игорь Валерьянович покинул прокуратуру, Лешка сказал:
— Швецова, хочешь, отдам тебе билеты? Ты их заслужила.
— Учись, студент, пока я жива. А то: «Игорь Валерьянович, как я ценю ваше творчество…» Ты не на программе «Лидер», Горчаков. Билеты можешь оставить себе. А чего Филонов не пришел на Вальчука поглазеть? — небрежно, как мне казалось, поинтересовалась я.
— Так они с Лариской час назад, еще до Вальчука, куда-то уехали. Что это ты так Филоновым интересуешься, а, Маха?
— Чашки некому помыть, — огрызнулась я. — Вы только пачкать горазды. И вообще, что-то Маринка из морга не звонит.
Я набрала номер Бори Панова. Трубку сняла Марина:
— Маш, не думай, что мы про тебя забыли, сидим с Борей, разбираемся. Вроде похоже, а вроде не очень. Идентификационных признаков нет, не знаем, за что зацепиться, а в целом картина сходная: предмет тяжелый, металлический, цилиндрической формы, слегка ржавый, размеры одни и те же. Лом или монтировка. Но я тебе еще тридцать повреждений найду с такими характеристиками травмирующего орудия, мало, что ли, у нас в парадных по головам ломиками лупят? Дай предмет, будем прикладывать.
— Спасибо, Мариша. Как найду предмет, он фазу твой будет.
— И тебе спасибо. Слушай, а что, есть какая-то информация по Генкиному убийству? Просто здесь чистой воды разбой, а Неточкина-то, насколько я понимаю, убили не из корыстных побуждений. Какая связь?
— Да нет, информации нет, я это так, на всякий случай. Они оба врачи, да еще и знали друг друга, мы все возможные версии проверяем.
Положив трубку, я спросила Горчакова:
— Леша, какие убийства стоят на контроле в городской? По каким методсоветы проводятся?
— Ты что, забыла? — удивился Лешка. — Убийства бизнесменов, политических деятелей, журналистов, двойные и более, несовершеннолетних, огнестрелы, взрывы.
— Вот именно.
— Что «вот именно»? Ты что, проверяешь мои знания приказов прокурора города?
— Я пытаюсь сообразить, как бы ты мочил кого-нибудь, зная приказы прокурора города.
— То есть чтобы дело не встало на контроль в городской? И чтобы в Генеральную спецдонесения не писать? — с ходу врубился Лешка. — Не стрелял бы, не взрывал бы. Ты права, самое надежное — резать или ломом по голове. Ну, Неточкин — понятно, мировое светило, на него даже если кирпич уронить, все равно дело на контроль поставят. А вот эксперт Струмин — сошка мелкая, и разбой в парадной — дело обычное, у нас с тобой все сейфы такими мокрухами забиты. И кто же у нас такой умный, интересно? Из кого выбираем?
— Не знаю, Леша, из кого. По крайней мере, сотрудники морга в этих вопросах разбираются.
— Кульбин? Юра?
— Не знаю, Леша. И предпочла бы век не знать этого. Давай уже личность «подкидыша» устанавливать. Теперь ты можешь со спокойной совестью посылать в Мурманск человека из бригады по Неточкину. Гену убрали те же люди, что и Неточкина. И, похоже, из-за этого подкидыша. Под убийство Неточкина командировку дадут. Как-никак светило мирового масштаба.
Домой я пришла с одной мыслью: упасть и закрыть глаза, больше мне сейчас ничего не надо.
Гошка был у отца. Телефон не звонил, в квартире было тихо, только мерно тикали часы, отсчитывая мгновения проходящей жизни. Я легла на диван и закрыла глаза. Труп Неточкина с размозженной головой; пьяный Гена Струмин, два тела в поднятом из могилы гробу; горячая кожа мужчины, прижимающего меня к себе; пустота и свистящее одиночество в моей душе.
Телефон зазвонил так неожиданно, что я подскочила на диване и у меня бешено заколотилось сердце. Я взяла трубку со слабой надеждой, что услышу голос Филонова, мне стало трудно дышать. Но это звонил Горчаков.
— Машка, Машка, это она, точно она! Мы нашли ее, нашли! Ты слышишь, Машка? Надо срочно осматривать ее и вскрывать, поехали! Наш дежурный даст машину, я за тобой заеду, собирайся!
Через пятнадцать минут он уже звонил в дверь. По дороге он рассказал, что, оказывается, договорился с дежурной частью ГУВД, чтобы ему сообщали в любое время суток об обнаружении бесхозных женских трупов, несколько дней и ночей исправно получал сведения об умерших женщинах всех возрастов и наконец сегодня решил, что мы у цели. В ста метрах от кладбища, где похоронен муж Регины, железнодорожный мост. Под ним в кустах, заваленный прелыми листьями, обнаружен труп женщины без одежды, не первой свежести, завернутый в полиэтилен. Транспортники клянутся, что труп появился там не раньше пятого ноября, поскольку накануне путевой обходчик сгребал под мостом листья, и куча, под которой обнаружен труп, была собрана лично им четвертого во второй половине дня.
