— Почему я должна была запомнить этот день?
— Вы правы. — Барский заметил, что сержант втянул девушку в разговор, и по выражению ее лица можно было предположить, что ему удалось закрепиться на плацдарме. — Вряд ли после стольких лет вы могли запомнить, где был автомобиль в какой-то определенный день.
— Я еще могу вспомнить, где была я, но автомобиль… Дайте-ка мне подумать… — Она достала сигарету из элегантного портсигара, и Барский зажег спичку. — Мне кажется, я кое-что могу вспомнить. Я собиралась в больницу. Это было накануне рождения Насти. В Клину, где мы тогда жили, было очень жарко, и мы собирались перебраться в другое место, где у нас был домик. Машину муж тогда забрал, она была нужна ему по работе, и он умчался на какое-то сверхсрочное заседание. А наш шофер, должен был, не дожидаясь его, взять автомобиль, о котором мы говорим, и приехать за мной.
— Следовательно, в тот день автомобиль как бы ушел из-под вашего контроля. А как называлось это место?
— Он должен был съездить в Каширу.
— Сходится, — сказал Барский. Он помнил, что четверо, участвовавшие в нападении на бронированный автомобиль, были убиты именно по дороге в Каширу. — Как бы мне найти этого шофера?
— Его звали Амир, и вы вряд ли найдете его. Он мертв. Он позвонил мне тогда и сказал, что не сможет приехать… что его брат и еще трое его друзей попали в какую-то историю. Я так разволновалась, что начала рожать. Так на свет появилась Настенька. Это было…
— Двадцать шестого апреля 1966 года. Благодарю вас, Елена Федоровна. Скажите, ваш шофер с тех пор так и не появлялся?
— Нет. Машина так и стояла в нашем гараже в том домике, а самого его нашли спустя несколько дней. В реке…
Елена Федоровна неожиданно всхлипнула и, прижав платочек к глазам, быстро вышла из комнаты. Вернулась она спустя несколько минут и передала Барскому шкатулку из бересты. Внутри он обнаружил свидетельство о рождении на имя Амира Газыоглу, удостоверении о награждении медалью «За взятие Берлина» и фотографию, которая заставила его бросить быстрый взгляд на Настеньку. Ему стало ясно, откуда в роду Бурмашевых появились брюнетки. Да и девушка оказалась не столь юной, как ему подумалось вначале.
— Он не просил вас позвонить кому-нибудь? Или передать записку? Или…
Елена Федоровна быстро закивала головой.
— Да, совершенно идиотская просьба. Позвонить какому-то дяде и сказать, что племянники приглашют его на дачу покушать грибов.
— Каких еще грибов?
— Ры… кажется рыжиков. Не правда ли глупо? Чтобы я в моем состоянии звонила…
— Но вы позвонили?
— Да. Странно, правда, почему он сам не мог позвонить этому дяде?
— Потому что вокруг было слишком много желающих отведать рыжиков, — заключил Барский, вставая. — Но дядюшка их любил больше всего на свете. Даже больше родных племянничков.
Вертолет уверенно барражировал в безоблачном небе над Ленинградским шоссе.
— Мы можем сесть в Клину? — спросил Барский пилота.
— Вы что, думаете, что мы имеем право садиться на любой крыше? — Пилот коротко переговорил с землей. — Вообще-то можно, но ветер мне не нравится. Как насчет Подсолнечной?
— Вы же пилот. Только дайте и мне звякнуть в пару мест.
Барский связался по телефону с местным управлением внутренних дел, и за ним пообещали прислать машину.
Вертолет сделал разворот и пошел на снижение. На поляне их ожидал белоснежный «форд-корона» с мигалками — краса и гордость местной милиции.
Барский сбросил шлем и взглянул на часы.
— Сейчас пять, — сказал он пилоту. — Стемнеет через пару часов. Если я найду тех, кто мне нужен, в восемь мы сможем вылететь обратно. Если же нет, то придется переночевать здесь, если у вас нет срочных дел в городе.
— До пятницы я совершенно свободен, — сыронизировал тот. — Главное, чтобы начальство не возбухало.
— Хорошо. Значит, пока располагайте собой. Только дайте знать диспетчеру, где вас можно найти.
* * *
Следователя звали звали Олегом Ермилиным, и он был совершенно не похож на мента. Высокий, худощавый, очень юный на вид и скорее похожий на нападающего школьной баскетбольной команды, каковым, как выяснилось, он и был в свое время.
— Будет очень здорово, если вы сможете помочь нам закрыть это дело. То ли из-за этого козла, то ли из-за его тарантаса, но эфэсбэшники перевернули в нашей округе все вверх ногами, проверили каждую заправочную, каждую кафешку. И что мы имеем? Ровным счетом ничего, кроме нервотрепки, — сказал он, бросив толстый конверт на сиденье машины.
— Этой информации уже две недели, и я сомневаюсь, что она вам поможет. Но кто знает? — сказал Барский и назвал ему магазин, где Лифшиц пользовался своей кредитной карточкой.
— Я знаю тамошних ребят. Пару месяцев назад мы им помогли разобраться с местной шпаной и, если они что-нибудь знают, то расскажут, — сказал тот.
* * *
Магазинчик был небольшой, но, как говорится, «навороченный», блистал зеркальными витринами в пластиковых рамах и модной пластмассовой черепицей на крыше. Гордое название «REZINA from AMERIKA» реявшее на фасаде и на флагах с эмб-лемами «Тойоты» и «Мерседеса» до слез умилило Барского.
Старший менеджер взглянул на фотографию, которую Ермилин показал ему, затем сосредоточенно уставился на ряды покрышек на полках.
— Знаете, я вообще не понимаю, зачем мы установили автомат для этих гребанных карточек. — пробурчал он. — Но шеф сказал надо, значит надо. Он говорит, что в нашем магазине все должно соответствовать мировым стандартам.
— Естественно, название обязывает, — подхватил Барский.
— Точно, я помню этого парня. Крупный такой, симпатичный, со светлыми волосами. Я еще спросил его, нужны ли ему камеры, а он ответил, что у него они есть. Покрышки были 7-50-17, и мы их прямо сразу и установили.
— На легковую машину? — быстро спросил Барский.
— Да нет. Машины у него не было. Колеса он привез на пикапе. Здоровые такие колеса. Видно, эта штука, с которой он их снял, весит немало.
— Хромированные со спицами? — продолжал спрашивать Барский.
— Ни то, ни другое. Диски сплошные, порядком облупившиеся.
Ермилин выпустил дым из ноздрей.
— Миш, ты этот пикап раньше видел?
— Не уверен, но, похоже, он мне попадался. Двухцветный «форд» сорок девятого или пятидесятого года. Классная штучка.
— Это как раз то, что я хотел узнать. Покатили, старик.
Они сели в машину, и Ермилин повернул в сторону шоссе, ведущего на Питер.
— Этот пикап принадлежит одному местному подонку, за которым мы уже давно приглядываем. Зовут его Санька Спица. В Чуприяновке у него шарашка, которую он называет ремонтной мастерской, но на самом деле они, кажется, раскулачивают уг-нанные машины. Мы знаем, что он со своими корешами может за час разобрать на запчасти любую тачку. Пока нам просто не удавалось поймать его на этом.
— Подожди с этим, — ответил Барский. — Здесь где-то должен быть еще Вано Гоготишвили, от которого звонил Лифшиц. Сначала нам нужен он. Знаешь, где его найти?
— Конечно. У него казино на хуторе. Три или четыре раза в год мы шманаем его, но тоже покамест взять не можем.
Ермилин повернул на восток, и выбрался на шоссе.
Барскому показалось, что вокруг нет ничего, кроме полей и лесов. Странным казалось, что кто-то может здесь что бы то ни было засевать, вспахивать или выращивать. Они свернули на проселочную дорогу, немного попетляли среди дубравы, выскочили на опушку леса, и неожиданно перед ними выросло трехэтажное здание из красного кирпича явно неоевропейской архитектуры. Дом, обнесенный забором чугунного литья, стоял в окружении высоких дубов.
Ермилин несколько раз позвонил. Им открыл немолодой грузин с морщинистым лицом.
— Доставай свою чачу, Вано. Надо поболтать.
— Входите, таварыщ капитан, — улыбаясь, тот распахнул дверь. — На этот раз вы приехали напрасно. Нет ни одного наркомана, ни единого вора, прастытутки, ни одного пьяницы, кроме меня.
Двое громил кавказского разлива в прихожей смерили вошедших пронизывающими взорами, но промолчали. Ермилину их взгляды сразу не понравились и он потребовал их документы. Барский решил подыграть, он велел им поднять руки и обыскал. Взгляды громил сразу стали робкими и боязливыми, как у кроликов.
— Срок регистрации кончается, — отрывисто пролаял Олег одному из вышибал. — Послезавтра приедешь ко мне в горотдел.
Вано суетливо пригласил их в апартаменты. Путь их лежал через игорный зал, где при виде их поднялись и по струнке встали двое мальчиков во фраках и хорошенькая девушка в вечернем платье.
— Вольно, — махнул рукой Барский.
Привольная, ничем себя не стесняющая роскошь била в глаза со всех стен. Казалось, только титанические усилия над собой не позволили хозяину позолотить даже каминную кочергу. В кабинете Гоготишвили смахнул с дивана бумаги, принес большую бутылку мутноватой жидкости и три стакана.
