– Спрашивайте, – севшим голосом произнес он.
– Кто такой Лев Иванович Гуров?
– Умный, честный, крайне опасный. Но на его слово вы можете полностью положиться. Конец связи. – Бунич положил трубку и остался доволен собой. Он сказал абсолютную правду, а уж какие мадам сделает выводы, дело ее ума и интуиции. Ну и хитра девка, как она меня подцепила?
Нина тоже положила трубку, посмотрела на побледневшего Академика, спросила:
– Ну что скажете, уважаемый?
– То, с чего начал: бежать надо, пока живы. Я не трус, но силы свои соразмеряю. Они люди другого масштаба, с ружьем, девочка, не прут на танки. А с Буничем вы говорили блестяще, просто великолепно. Преклоняюсь.
– Спасибо за комплимент. – Нина была искренне польщена. – Что главное вы отметите в характеристике полковника?
– Крайне опасен, – не задумываясь, ответил Академик.
– Не надо было звонить, что полковник крайне опасен, видно за версту, – улыбнулась Нина. – Главное, что он человек слова.
– Вы поверите ему на слово?
– Я поймаю его на слове. Ведь позавчера менты брали наших суперменов. Почему полковник не цикнул на нашего майора, терпел унижение?
– Элементарно. – Академик взглянул снисходительно. – Они выполняют здесь специальное задание, не хотят раскрываться перед местными коллегами, зная, что среди них многие работают на нас.
– Вы такой умный, Павел Николаевич. – Нина подлила гостю сухого вина.
– Не такой уж и умный, просто опытный, – скромно ответил Академик.
– Раз вы такой опытный, ответьте, что в нашем городе может привлечь столичного полковника-важняка? Что, у нас банк взяли, «зеленые» изготовляют или через нас наркота идет?
– Ну… – Академик пригубил вино, – всякое бывает, мы можем не знать, а они получили сигнал…
– Чушь собачья! – грубо перебила Нина. – Чего мы можем в нашей деревне не знать? Они вломились в кабак за несколько минут до сходки, уходили – столкнулись с первыми «парламентариями», даже не глянули на них, полковника и немца уголовная шушера не интересует. Им неинтересны ни вы, Павел Николаевич Фокин, по кличке Академик, ни Мустафа, ни даже ТТ. Вы сами верно определили, у них другой уровень. Они сидят на даче, ни с кем не встречаются, никого не ищут, они чего-то ждут. Вы говорите, осесть на дно? Мы им даром не нужны, конечно, сунемся поперек – сожрут, костей не выплюнут. Но в глухой городок России на встречу с кем-то не посылают полковника-важняка и сотрудника Интерпола.
Нина постучала пальцем по голове Академика и ласково закончила:
– Жопу надо иметь.
– Нина! – Академик поправил прическу. – Вы только что были благородной дамой.
– Я разная. – Нина плеснула в стакан коньяка и проглотила, словно воду. – Столько мужиков вокруг, ни одной головы, с ума сойти можно. Как замочить кого-нибудь, обмануть, «куклу» вмастерить, отнять по-простому, тут вы мастаки! Серьезное дело под боком раскручивается, а ты бежать собрался? Академик! Костюм аглицкий, галстук в горошек, ботиночки сверкают, а душа как у мыша. Смотреть на тебя противно.
– Не смотри, пойди смени компрессик. – Академик кивнул на дверь спальни. – Мигрень, говоришь?
– Кого они ждут, по какому делу? – Нина махнула на собравшегося подняться из кресла Академика рукой. – Они здесь не по службе, по своему личному делу. А учитывая уровень полковника и наличие немца, это крупное валютное дело.
В дверь позвонили, Нина легко поднялась, вылетела в прихожую, щелкнула замком. На площадке стояла маленькая женщина без возраста, эдакая серая мышка, зашептала:
– Василий пробыл минут сорок и укатил, супружница его темнее тучи. – Мышка протянула Нине маленький сверток. – Все сделала, как вы велели, пожалуйста.
Нина взяла пакетик, пошла за деньгами, обронив:
– Подожди, сейчас принесу.
– Опосля, опосля. – Мышка махнула сухонькой ручкой и скатилась по ступенькам. – Знаю, вы божий человек, не обидите.
Нина захлопнула дверь, вынула из пакетика миниатюрный магнитофон, вернулась в комнату. Академик глаз не сводил с магнитофона, не удержался и спросил:
– Что это такое?
– Возможно, ничего, а возможно – ответ на главный вопрос. Кто есть кто? Зачем? И почему? Господин полковник прихватил нашего мента Ваську Михеева, продержал ночь, потом отпустил. Он вернулся утром домой, здесь запись его разговора с женой, – объяснила Нина, включая магнитофон.
– Какая техника! – воскликнул Академик. – Высоко летаете, мадам.
– Стараемся. – Нина увеличила громкость.
После взаимных приветствий и общих житейских разговоров женский голос произнес:
«– Василий, ты мне голову не морочь, чую, бабу завел.
– Ты, Дуня, умом двинулась, – невнятно ответил Василий, тяжело сглотнул, брякнул посудой. – Я что, первую ночь на работе?
– Ой ли, Вася? – Женщина захлюпала, высморкалась. – Я звонила дежурному, он сказал, что никаких происшествий, где капитан Михеев – нам неизвестно. И ешь ты, Вася, через силу, кормленый ты, я же вижу».
Женщина заплакала, брякнула посуда, что-то стукнуло, может, стул упал, раздались шаги.
«– Перестань хлюпать, нету у меня никого. – Голос у Василия был растерянный. – Для нас стараюсь, мы с тобой как убогие, кругом такие дела проворачивают, живут люди. А у нас – картошка, каша, капуста да хлеб. Надоело.
– Василий! – взвизгнула женщина. – Ты чего? Воровать решил? Посадют, как жить, как людям в глаза смотреть?
– Меня посадят, а она думает, что соседи скажут. Дуняша, люблю я тебя, но баба ты и есть баба. Ты же меня знаешь. Я на службе, и конец разговору, с соседями не трепись, беду накличешь. Ладно, все, жена мужу верить обязана, если он что делает, значит, то и правильно. А пальтишко я тебе новое вскорости сварганю, не сомневайся».
Раздались шаги, хлопнула дверь.
Нина выключила магнитофон, сказала:
– Пальтишко сегодня от десяти штук и выше, и дежурный не знает, где капитан Михеев. Ваше мнение, Павел Николаевич?
– Сложно сказать, – осторожно ответил Академик. – Но чувствуется, что мент поехал налево.
– Он служит господину полковнику, который к нам прибыл не со специальным заданием, а по личным коммерческим интересам.
– Возможно, но где наш бульон?
– Понимаете, Павел Николаевич, – Нина решила приоткрыть карты, так как Академик был единственным человеком, который мог начать переговоры с суперменами и представить Нину в новом качестве, – они прилетели на встречу с человеком по неизвестному нам делу. Но человек не прибыл. Может, мы способны заменить этого человека и войти в дело?
– Кто это – мы?
– Тимофей Тимофеевич, я и вы.
– Моя роль?
– Посредник между полковником и мной.
Тимоша появился бесшумно, совершенно трезвый, в костюме, белой рубашке и галстуке, с широко открытыми глазами, в глубине которых тускло светились патроны. Нина поняла, он не пил и слышал весь разговор полностью. Тимоша остановился напротив Академика, тот моментально вскочил.
– Паша, ты мне веришь? – миролюбиво спросил ТТ.
– Тимофей Тимофеевич, обижаешь!
– Паша, одно слово на сторону, особливо Мустафе, и ты станешь тяжелее на восемнадцать грамм. Две пули я засуну тебе в брюхо, ты будешь умирать долго.
– Тимофей! – Академик прижал ладони к груди и опустился в кресло.
Тимоша развернулся, – он походил на крупного зверя, – уставился на Нину. Она привычно вздернула голову, глаза ее покрылись ледком, и вдруг почувствовала, что сейчас не выдержит страшного взгляда, сломается, как все, тогда ее власти конец. Но Тимоша так привык, что девка ему неподвластна, что за секунду до своей победы веки опустил, взял со стола бутылку вина, взглянул на этикетку, скривился и сказал:
– Нинель, с твоим умом и счастьем ты еще поживешь. Никому бы не простил, тебе можно, ты особого разлива.
Нина пришла в себя, ноги уже не подгибались, голова была ясная.
– Как это тебе удалось выбрать и завязать галстук? – Она поправила Тимоше галстук. – И недурственно завязал, надо сказать.
– Девочка, принеси из спальни коньяк и поведай глупым мужикам, что им следует предпринять.
Академик вышел на улицу около двух часов; распогодилось, люди перестали сутулиться, у многих даже просветлели лица. Магазины сверкали пустыми прилавками, коммерческие ларьки – иностранными этикетками и астрономическими ценами.
Настроение у Академика было сродни настроению человека, летящего по американским горкам. Подъем, восторг, ощущение свободы и полета, сразу обвал, сердце замирает. Только на горках человек понимает, что все это понарошку и скоро кончится. Академик знал, что полетел всерьез и неизвестно, где приземлится. Рядом остановилась машина, открылась дверца, высунулась несуразно большая голова Мустафы.
– Садись, подвезу, – сказал он и открыл заднюю дверцу.
Академик попятился, уткнулся спиной во что-то твердое, даже не стал выяснять, во что именно, ссутулился и сел в машину.
