– Почему вы так со мной разговариваете?
– Потому! – выпалил Гуров. – Ты покрываешь убийцу!
– Нет!
– Да!
– Я лгал! Признаю!
– «Сдаюсь!» – сказал приговоренный, когда палач выбил из-под него табуретку. – Гуров рассмеялся.
– Случалось, что ради спасения чести женщины мужчины шли на эшафот!
Они расхаживали по кабинету, стараясь не сталкиваться, кричали друг на друга. Дверь приоткрылась, Гуров рявкнул:
– Закройте дверь! – и тут сообразил, что заглядывал в кабинет прокурор.
Астахов, взвинченный, распалялся. Гуров, наблюдая за ним, подбрасывал в огонь дровишки.
– Я забыл, что не один, не волен распоряжаться собой! Людьми слишком много вложено в меня!
– Есть такое юридическое понятие: презумпция невиновности, – неожиданно тихим, но жестким голосом сказал Гуров.
– Вот именно! – Астахов выстрелил пальцем в собеседника. – Человек не виновен, пока не доказано обратное.
– А презумпция эта на всех распространяется? – ласково спросил Гуров. – Или как?
– На всех! Абсолютно! – Астахов, конечно, был наивен, беспомощен.
– На вас? – мурлыкал Гуров. – И на меня?
– На всех!
– Интересно. – Бархатные нотки у Гурова исчезли. – А вы столько времени врали почему?
– Ну… – Астахов развел руками. – Я объяснил… Честь женщины.
– А для меня честь женщины не существует? – Гуров, как говорится, брал противника голыми руками. – Я вроде как подлец? Вы человек порядочный, а я подлец.
– Я не говорил…
– Хуже, вы так поступили, – перебил Гуров. – Так и живем. Вот, все люди хорошие: для всех существует презумпция невиновности. А сотрудник милиции еще ничего не сделал, а уже как минимум дурак, который понять не способен.
– Я не говорил…
– Делал, – тыкая Астахова пальцем в грудь, по складам произнес Гуров.
– Признаю.
– Спасибо, – вздохнул Гуров. – И хватит полемизировать, надо работать. – Он сказал это просто, не расставляя восклицательные знаки.
Астахов переключился быстро, взглянул на часы:
– На тренировку я опоздал, поеду в институт.
Когда они вышли на улицу, Гуров сказал:
– Совсем забыл: позвони в Киев, завтра утром Маевская должна явиться в прокуратуру. Краев и Темина тоже. – Он взглянул на часы. – Сейчас мы расстанемся, я немного от тебя отдохну, соберусь с мыслями – конечно, если их обнаружу, – посоветуюсь с начальством. В семнадцать приходи в гостиницу «Центральная», номер двести двенадцать. Ни к чему, чтобы нас видели разгуливающими вместе, у вас не город, а общая, сильно перенаселенная квартира. И самолюбие свое, хоть оно и торчит у тебя поперек горла, проглоти, иначе никакого толку не будет.
Астахов улыбнулся, впервые улыбнулся Гурову персонально, кивнул и легко зашагал, привычно отвечая на приветствия земляков.
«За Веру Темину просить не стал, это хорошо, значит, он нам верит», – подумал Гуров и отправился в управление.
Для того чтобы разыскать преступника, желательно знать, кого ты ищешь. Так или примерно так начал свои рассуждения старший оперуполномоченный. На первом этапе розыска сотрудник напоминает двоечника, который, получив билет, бесконечно перечитывает условия задачи, словно количество повторений может привести к решению.
Астахова вызвали в квартиру, где лежал труп. Ригель замка был зажат, иначе Павел не смог бы войти в квартиру.
В милицию в тот вечер звонили дважды. Можно с уверенностью предположить: первый раз звонил убийца, желая, чтобы опергруппа застала Астахова в квартире. Второй раз звонил Астахов. Можно предположить, что цель убийства – компрометация Павла Астахова. Очень похоже, потому и личный мотив убийства не инсценировался под ограбление. Условия задачи достаточно ясны. Болтается, пока с неясной целью, пачка «Уинстона». На ней имеются годные к идентификации пальцевые отпечатки. Если они принадлежат Астахову, то ясно – пачка оставлена как дополнительная улика. Кто и с какой целью хочет угробить Астахова? Прямо на поверхности лежит зависть. Но завистники не убивают с заранее обдуманным намерением. А может, и убивают, только я не встречал? Моцарт и Сальери? Их создала фантазия гения, а мы ходим по матушке-земле.
Гуров налетел на мужчину, который нес авоську с картошкой. Она, слава богу, не рассыпалась, ползать и собирать не пришлось. Лева пробормотал извинения, получил витиеватый ответ и пошел дальше.
«Что можно сказать о преступнике, как выглядит его визитная карточка? Умен? Не факт. Смекалист, хитер? Похоже. Дерзок, хладнокровен. Возраст астаховский, возможно, чуть старше. Почему? Потому что так кажется. Сильный аргумент».
С таким незначительным багажом Гуров вошел в кабинет подполковника Серова. Задумавшись, Лева не постучал, а в кабинете находился прокурор. Точное его местонахождение определить было невозможно, так как он бегал перед столом, приплясывал, размахивал руками и кричал:
– Потому ты в этом кресле двенадцать лет?! И на пенсию ты вылезешь из этого кресла?! Люди, люди вокруг. С их слабостями считаться надо! А ты как паровоз! – Он надул щеки, запыхтел.
Гуров попятился, хотел тихонько прикрыть дверь, Серов остановил:
– Лев Иванович, заходите. Это не прокурор. Толик Макаров паровоз изображает, меня жить учит.
Толик выпустил пар, узнал Гурова и вновь напрягся:
– А вы, собственно, почему на меня кричите? А подите вы оба!
Дверью он хлопнул так, что торчавший в ней ключ вывалился, брякнул на пол.
Серов был в мундире, при орденах. Воевать он по возрасту не воевал, однако имел Красную Звезду, «Знак Почета», ну и положенные три медали за выслугу.
– В обкоме был, – пояснил он. – Тебя подстраховывал. Мало ли… – Неожиданно спросил: – Ты рыбак?
– Возможно. Не пробовал.
Серов вышел из-за стола, вставил ключ на место:
– Не бойся, Лева, врагов. Они могут только убить. Боись друзей. Старо? Я нового придумывать не способен, чужим умом перебиваюсь. Отборочные соревнования ты выиграл, как дальше? – Он снял галстук, мундир повесил в шкаф, закатал рукава, выпустив наружу рыжие веснушки.
Гуров рассказал о своих соображениях. Серов слушал, кивал, подбадривал словами «верно» и «молодец». Когда Лева закончил, подполковник сказал:
– Мне говорили, что талантливый, я усомнился. Не прав, товарищ Серов, не прав. Как будем жить дальше?
– Дружно, – ответил Гуров. – Вы – здесь работая, я в Москве тоже без дела не останусь.
– Думаешь?
– Убежден. Борис Петрович, тут пахать надо, долго-долго, кропотливо исследуя окружение Астахова, изучая его жизнь день за днем. Когда, где, при какой ситуации он нажил себе смертельного врага?
Гуров ожидал сопротивления, готовил дополнительные аргументы, сначала растерялся, потом даже обиделся, когда Серов сказал:
– Что же, прав ты, майор, возразить мне нечего, уговаривать стыдно. На чужом огороде можно поработать воскресным днем, до обеда, пока женщины на стол собирают. А навоз возить, перепахивать, поливать и пропалывать – дело хозяйское.
Гуров попытался уловить в тоне, взгляде подполковника подвох, ловушку, не нашел, вздохнул с облегчением.
– Ты с Астаховым в семнадцать встречаешься? Побеседуй напоследок, передай, что завтра после прокуратуры я его жду. Билетик я тебе закажу, в восемнадцать заеду в гостиницу, у меня повечеряем. А то не по-людски, в гости не зову, ездить на тебе езжу, а не оглаживаю.
Павел пришел в гостиницу вовремя, они выпили по чашке растворимого кофе, съели пачку розовых вафель, Гуров сказал, что завтра утром улетает, затем спросил:
– У тебя много врагов?
– Нормально, как у каждого. – Астахов задумался и добавил: – Может, чуть больше.
– Почему?
– Друзья – они как есть, так и есть. А каждая победа прибавляет поклонников и врагов.
– Интересно. Соперники способны тебя убить?
– Глупости. Здесь не проклятый Запад, наркотики в стакан не подсыплют.
– Тебя пытались убить. Ты что, так забегался, что мозги выветрились? Убить не физически…
– Извините, вы по профессии сыщик? Я вас обидел этим словом?
– Я действительно сыщик. – Гуров пожал плечами и пошел в ванную мыть посуду.
Астахов вошел следом, взял полотенце:
– У меня мозги выветриваются, а у вас, извините, от профессии они набекрень встали.
На том разговор и закончился.
Квартира у Серова была в новом доме, из таких в Москве города понастроили. Все нормально, стекло в одном окне алмазным крестом перечеркнуто, брак значит, а хорошего перед сдачей дома под рукой не оказалось. Паркет под ногами скрипит и подпрыгивает, чтобы враг незаметно не подкрался. Кухня – а они ужинали в святом месте – обставлена стандартно, стол и табуретки ребятишкам в детском саду понравились бы – легкие и качаться можно.
Яичница получилась стандартная, сыр – неизвестной национальности, не швейцарский и не голландский точно – уложили на тарелочку, открыли банку, в которой было законсервировано нечто рыбное.
