Сергей Высоцкий - Пунктирная линия (журнальный вариант)

— Которые окна? — спросил Корнилов.

Бугаев объяснил. Сказал про телеграмму.

— Самовольничаешь, — констатировал Корнилов. Голос у него был усталый. — Сейчас заеду на почту, узнаю, откуда телеграмма. А ты, Сеня, сиди. На смену Филину придет Алабин. Филин все-таки на ногах.

Бугаев промолчал.

— Не дает пока Кулешов разрешения на задержание и обыск. Посоветоваться, видишь ли, надо! — сообщил Корнилов ворчливым голосом.

Ольга, тихо стоявшая рядом, деликатно кашлянула.

— Оленька, а вы еще здесь? — удивился полковник. — Обратно я сам дорогу найду. Ну, да ладно, сейчас вместе пойдем. Майор вас не обижает?

Девушка хмыкнула.

— Ее обидишь! — буркнул Семен.

Корнилов нагнулся к самому уху майора и прошептал:

— Дядя этот вел следствие по делу старшего Бабушкина. Всю жизнь в прокуратуре прослужил.

Бугаев удивленно присвистнул.

Полковник вынул из кармана конверт.

— Здесь его фото. Лет десять назад фотографировался.

— Зря шепчетесь. Я все равно все слышала, — сказала Оля и засмеялась.

— Ее надо к нам на работу брать, — тоже прошептал майор. — Звукоуловителем.

— Неостроумно.

«Бывают же такие контактные люди! — думал Корнилов про Семена, спускаясь вместе с девушкой по лестнице. — Пять минут проведет с человеком — и уже друзья».

...В девять утра полковник позвонил Кулешову. Длинные гудки. Он набрал номер приемной.

— Виктор Петрович на совещании, — ответила секретарша.

Настольная лампа в квартире Звонарева горела всю ночь. Не погасла и утром. Впрочем, майор не мог бы в этом поклясться. Несколько минут он вздремнул. Незаметно для себя.

В половине десятого Бугаев отметил на «объекте» некоторое оживление. Пожилой мужчина, наверное, пенсионер, проживающий на первом этаже, под квартирой Звонарева, быстрым шагом проследовал в соседний двор. Майора удивили два обстоятельства: чрезвычайная спешка и наряд пенсионера. На нем были пижамные полосатые штаны и пиджак с орденами и медалями. В магазин идти он не мог, так как сумки у него не было. Вызывать «скорую» жене? Если у ветерана не было телефона в квартире, мог бы позвонить от соседей.

Сомнения мучали майора недолго. Через пятнадцать минут пенсионер проследовал обратно, конвоируя меланхоличного молодого человека в спецовке, с облезлым чемоданчиком в руках. По старым понятиям это был водопроводчик, на языке технической революции — слесарь-сантехник. Майору стали понятны и пижамные штаны — срочность мероприятия. Оглаживая небритую щеку, Семен подумал, что, будь рядом молодая дворничиха, можно было бы послать ее на разведку, не привлекая ничьего внимания. Но если говорить честно, происшествие майора не взволновало. Ему хотелось спать, и он воспринимал действительность словно бы сквозь дрему, умиротворенно. Вспомнив про Олю, он почему-то представил себе мамино лицо в тот момент, когда он сообщил бы ей, что женится на дворничихе! А потом добавил, что дворничиха заканчивает университет...

Но через минуту он забыл и про Олю, и про маму, и про свое нестерпимое желание спать. Пенсионер уже без медалей вместе с меланхоликом-сантехником дружно кричали, стоя под окнами Звонарева:

— Юрий Кононович! Юрий Кононович!

Голос у пенсионера оказался на редкость сильный и красивый, а водопроводчик простуженно хрипел. Выдохшись, крикуны скрылись в подъезде.

Майор включил радиотелефон:

— Василь, у «домоседа» в квартире что-то случилось. Я сейчас буду...

Затекшие ноги повиновались плохо. Бугаев не стал дожидаться лифта — размялся, прыгая по ступенькам. Через несколько минут он уже стоял на лестнице у сорок второй квартиры. Народу здесь собралось довольно много, так что на майора никто не обратил внимания. Решался вопрос, ломать ли дверь к Виктору Кононовичу. Оказывается, квартиру ветерана залило водой. Слесарь-сантехник, несмотря на свою меланхоличную внешность, проявил завидную твердость и взламывать дверь без милиционера или управляющего домами отказался.

Пока они спорили, появился участковый милиционер, молодой парень с пушистыми усами, вызванный Алабиным. Его появление было воспринято как само собою разумеющееся. Дверь взломали.

Наверное, Алабин успел предупредить участкового, потому что тот вошел в квартиру один, наказав сантехнику стоять на пороге и никого не пускать. В квартире было тихо. Не слышалось даже шума воды, льющейся из незакрытого крана. Почему-то притихли и все собравшиеся.

Через минуту участковый появился в дверях. Лицо у него было взволнованное. Он оглядел столпившихся у дверей жильцов и сказал, обращаясь к Алабину:

— Случилось несчастье...

Когда совещание закончилось, Кулешов задержался в кабинете прокурора.

— Что-нибудь срочное, Виктор Петрович? — спросил Новосельцев.

— Срочное, Виталий Владимирович. По делу об убийстве на Каменном острове.

— Есть новости?

— По-моему, нет. Но милиция считает, что есть. Вышли на одного пенсионера...

— Ну и дельце! — усмехнулся Новосельцев. — Одни пенсионеры.

— Этот пенсионер — бывший следователь прокуратуры. В блокаду вел дело о фальшивых продовольственных карточках. Корнилов просит санкции на обыск, а улик никаких.

— Но все же? — насторожился прокурор. В который уже раз Кулешов с некоторой ревностью отмечал, что имя полковника действует на Виталия Владимировича магически. «Учился у Корнилова, что ли?» — с раздражением подумал он. Игорь Васильевич уже долгие годы читал студентам юрфака криминалистику.

— На этот раз у нашего главного сыщика больше предчувствий, чем серьезных улик. Основная, с позволения сказать, улика: в деле о фальшивых карточках исчезли листы предварительного следствия и кое-какие другие материалы. А этот бывший следователь десять лет назад работал в архиве. Писал воспоминания. Но ведь после него там столько людей перебывало!

— Исчезли листы из одного дела?

— Отсутствует еще одно дело, которое вел Звонарев. Но со сдачей блокадных архивов было много трудностей. Гибли люди, не только документы...

— Звонарев — знакомая фамилия, — сказал прокурор, вспоминая.

— Он работает в нашем совете ветеранов, Виталий Владимирович. Ситуация очень деликатная. Если мы ошибемся, тень упадет не только на одного человека, но и на всех, кто работал в те годы.

— Ну и хватили вы, Виктор Петрович! — прокурор взглянул на Кулешова с иронией. — Это какую же надо иметь фигуру, чтобы тенью своей заслонить остальных!

Кулешов промолчал.

— А со Звонаревым, — уже серьезно сказал прокурор, — в деликатной, как вы говорите, ситуации нужно поступить деликатно. Но по закону. Какие же еще у Корнилова «предчувствия»?

— Журналист Лежнев собирал материал для очерка об истории с Бабушкиным и перед тем, как его тяжело ранили, выяснял, кто еще жив из прокурорских работников блокадных времен.

— И вышел на Звонарева?

— Так считает Корнилов.

— Предчувствия у Корнилова серьезные, — сказал прокурор. — Могут и оправдаться. Почему бы не задать вашему Звонареву несколько острых вопросов?

— Он не «мой», Виталий Владимирович, — обиделся Кулешов. — И я не против допроса. Но делать обыск?!

— Да! Делать обыск! — отрезал прокурор.

— Понял, Виталий Владимирович, — скучным голосом сказал Кулешов и поднялся. — Сейчас позвоню Корнилову. Пошлю с ним Медникова. Он ведет дело.

«Что молодым наше прошлое! — думал заместитель прокурора, идя по коридору в свой кабинет. — Они больше заботятся о сегодняшнем дне, о своем престиже. Не понимают — бросая тень на прошлое, ставят под сомнение настоящее. Настоящее-то из этого прошлого выросло».

Телефон Корнилова молчал. Дежурный по Управлению уголовного розыска доложил, что полковник уехал на Васильевский остров на происшествие. Вместе со следователем Медниковым.

— Самоубийство, — сказал врач, когда Корнилов, пройдя через крошечную прихожую, очутился в кабинете Звонарева.

На диване накрытый простыней лежал хозяин квартиры.

«Если ничего не найдем, ниточка прервется», — подумал Игорь Васильевич, наблюдая, как методично просматривает одну книгу за другой эксперт Коршунов.

— Судя по всему, проглотил пять-десять таблеток снотворного, — продолжал врач. Говорил он тихо, словно боялся помешать экспертам и следователю. — И запил коньяком. Молодой, может быть, и выдержал...

Початая бутылка коньяка стояла на журнальном столике, и Медников готовил коробку, чтобы упаковать ее. Рядом лежали бело-зеленые упаковки от таблеток.

— Можно увозить? — спросил врач у Корнилова, показав на покойника.

— Если у следователя нет возражений...

— Нет. Я уже спрашивал.