Минуты полторы тишины.
– Хорошо, – пожала плечами Ева. – Все свободны. Кроме Юны. Останься.
Скрипач замешкался, Ева старалась приглушить пульсирующий в груди страх и отчаяние: она отчетливо чувствовала опасность. Некому прикрыть, и нет секунды на то, чтобы выдернуть оружие и выстрелить. Когда Юна закрыла дверь и повернулась к ней, Ева словно в первый раз пристально оглядела долговязую нескладную фигуру девушки. Немного горбится. Стыдится большой груди. Девятнадцать лет. Уже прогнала детство или носит с собой в кармане тайком? Дочь генерала, девушка, сумевшая поступить в ракетное училище. Хорошая физическая подготовка, то ли патриотизм, то ли отчаяние потерявшейся молодости и сытого детства – согласна даже на бухгалтерскую работу в секретном отделе. Лишь бы помогать Родине. Своим трудом. Еще не может справиться с волнением, еще пугается краски, заливающей лицо, хотя легко употребляет мат, хорошо стреляет, умеет много пить, знает три языка, красавицей не назовешь, но молодость ее неотразима.
– Говори, – Ева отвела глаза и дала Юне время скрыть удивление и испуг.
– Все в порядке… – пожимает плечами Юна.
– Не тяни время, говори.
Решилась. Достает из кармана джинсов конверт. Вот так сюрприз!
Ева, сжав зубы, читает напечатанное на машинке: кому – «Исполнителю бригады „С“ Кулагиной Юноне». Старательная Юна отрезала тонкий краешек конверта, Ева старается подцепить бумажку внутри ногтями: на конверте, конечно, места живого не осталось, а вот на самой записке могут быть отпечатки только Юны и того, кто послал. Посмотрим… Так, фамилия, имя, отчество Скрипача. Адрес, место работы: лаборатория информационно-аналитического центра. Свободное время – музыкант в службе ритуальных услуг. Это уже интересно. Тайна Скрипача – играет на похоронах. «Методы ликвидации на ваше усмотрение».
– Где деньги? – спрашивает Ева.
– В столе, – Юна отвечает внятно и спокойно. Взгляд открытый, слегка удивленный, но без опускания ресниц.
– Ты что так смотришь?
– Вы сами сказали про деньги, – Юна пожимает плечами и вздыхает с облегчением человека, избавившегося от сомнений.
– Сколько?
– Две тысячи.
Ева смотрит в окно, не замечая начавшегося снега. Она не знает, кому можно отдать на исследование этот конверт и записку. Не Мышке же! Черт знает что.
– Принеси деньги.
– Слушаюсь.
Юна приходит через пару минут, садится напротив Евы и некоторое время рассматривает, не таясь, ее лицо и руки, примерно сложенные на столе. Ева поднимает глаза.
– Ты серьезно могла подумать, что это мой приказ?
– Этот конверт лежал сегодня утром на моем столе. Никакого адреса, никакого штампа. Кто мог его положить? Вы сами сказали про деньги.
– Твои дальнейшие действия.
– Я дала себе сутки на обдумывание. Но вы же знаете, я исполнительная…
– Да, – кивает Ева, – я знаю. Ты исполнительная. И я исполнительная. Я знаю. Кому-нибудь говорила?
– Нет. Я дисциплинированная.
– Да, – кивает Ева, – я знаю. Ты дисциплинированная. Только, знаешь, нет у тебя суток.
– Вот как? – равнодушно интересуется Юна. – Он что, получил на меня конверт?
– Кто?! – кричит Ева.
– Скрипач. У него утром на столе лежал такой же.
– Оружие с собой? – Ева вскочила, выдвинула ящик стола и достала пистолет.
– Ну полный улет, – качает головой Юна. – Есть у меня оружие. А может, это такая ревизия скрытая на предмет, что победит: исполнительность или здравый смысл? Такие учения?
– Иди в кабинет Доктора. Сядь в уголке и подумай о жизни. Не заходи к себе.
– Слушаюсь.
Ева стояла в коридоре, пока Юна не скрылась за дверью владений Доктора. Потом пошла к Скрипачу, стараясь сдерживать шаг и дрожь в ногах. Скрипач сидел у микроскопа, попросил ее подождать минутку. Ева смотрела на волнистые седые волосы. Отставленная в сторону нога удивляла отменно начищенной туфлей бордового цвета и выступающим из-под брючины белым носком. Накинутый на плечи халат, два сантиметра чистейшей манжеты белой рубашки из рукава пиджака. Ева подумала, что он всегда одет с налетом торжественности, теперь этому есть объяснение, и от этого объяснения накатывает легкая тошнота. Биолог. Трижды разведен, сейчас в процессе обработки очередной москвички – иногородние категорически отвергались. Старый кадр из Комитета госбезопасности. Играет на нескольких инструментах, любитель джаза, но представить себе Скрипача, исполняющего на трубе или скрипке музыку свободных негров на фоне крестов и могил, Ева могла с трудом. Два высших образования, спецшкола КГБ, пять лет в Германии – повышение. Плохой стрелок, вообще оружие не любит, но после Германии два года преподавания в университете Далласа – орден. Диссертация, потом биологический космический центр. Редчайшее сочетание настоящего ученого и разведчика.
– Сколько денег было в конверте? – спрашивает Ева тихо в склоненный затылок, а рукой нащупывает холодную рукоятку.
– Две тысячи долларов, – спокойно, не поворачиваясь, отвечает Скрипач.
– Где конверт?
– В столе, – легкое указующее движение рукой в перчатке в сторону окна.
Ева отходит спиной, нащупывает ящик и открывает. Выдергивает из конверта записку, на пол высыпаются деньги. Она пробегает глазами текст, вздыхает и садится.
– Можно повернуться? – Скрипач поднял обе руки и показывает ей.
– Повернитесь. – Ева уже спокойно читает данные и приказ на ликвидацию Доктора. Имя, адрес, работа, пристрастия. «Метод ликвидации на ваше усмотрение».
– Какие будут соображения? – Усталость накатила удушающей волной оцепенения, Ева спрятала оружие.
– Я солдат. У солдата не может быть никаких соображений. Солдат выполняет приказ. – Скрипач снял перчатки и стал у раковины.
– Вы тридцать лет в органах. Часто вам приходили такие анонимные приказы?
Скрипач начинает загибать намыленные пальцы, Еве от этого его жеста стало холодно.
– Не пугайтесь. Я считал, сколько лет прошло и могу ли я разглашать некоторую информацию. Если считать по грифам внутриведомственных секретов, то сбросим двадцать, так? Что получается. В период счастливой застойной жизни я дважды выполнял анонимные приказы, и мои действия вполне можно было назвать убийствами, хотя в документах они проходили как научные эксперименты.
Через несколько минут тишины – льется вода, по экрану монитора ходит смешной человечек, проверяет на вирус файлы и иногда по-деловому бормочет «так-так» – Скрипач вытер руки, сел за стол, нажал клавишу – убрал человечка и принял позу ждущего: нога на ногу, руки сложены на груди, голова свесилась, глаза полузакрыты.
– Почему вы не спрашиваете, есть ли еще конверты? – не выдерживает Ева.
– А, это… Вот, пожалуйста, – он вытаскивает из кармана полоску бумаги. Ева видит, что эта полоска отрезана от конверта. – Нет смысла у вас что-то спрашивать, да и вид вы имеете испуганный и растерянный. Эта полоска как раз под размер моего конверта. Я человек не очень организованный, я просто надорвал. Вывод? Кто-то более дисциплинированный аккуратно вскрыл такой же конверт. И, смею заметить, это он сделал сегодня. Потому что с утра этой бумажки на полу в коридоре не было. Я могу сказать еще кое-что. Если захотите, вы сами найдете это в архивных материалах. В 1984 году… Постойте, да, в восемьдесят четвертом, осенью был полностью уничтожен отдел КГБ. Сотрудники перестреляли друг друга. Никаких объяснений. Списали на психологический срыв одного, а другие как бы защищались, ну и случайно попадали в коллег. Но и это не ново! В семьдесят восьмом был уничтожен отдел ЦРУ. Шесть человек бегали друг за другом по коридорам, пока все не перестрелялись. Это было похоже на воскресную игру в Гайд-парке с игрушечными автоматами, заправленными краской. Наши узнали случайно, а уже потом, лет десять спустя, этот случай был внесен американцами в учебник по психологии. Особенности неприязненных отношений в коллективе с повышенной опасностью.
– Как мне уговорить вас не выходить из кабинета хотя бы часа два? – Ева встает.
– Никак. Просто скажите, что будете делать вы.
– Я поеду искать Доктора.
– Плохая идея, – вздыхает Скрипач. – Если бы мне прислали конверт на вас, вы бы его не увидели. Вы бы даже не вошли в мой кабинет.
– Не будьте так самонадеянны. Я выходила и из ситуаций похуже. Сейчас главное вытащить вас. Если Доктор получил конверт на меня и после этого уехал, значит, он сделал свой выбор. Я должна успеть до того, как он сам себя приговорит.
– Хорошо. Два часа. Потом мне нужно будет уехать в биологический центр. Я вам уже записку приготовил.
– Скажите, – Ева задержалась у двери, – эти два анонимных приказа, которые вы выполнили тогда, в застойной жизни…
