– Чувствую, прессы побаиваетесь? – Турин улыбнулся.
– Остерегаюсь, – поправил Гуров. – И не прессы, а журналистов. Они лишь люди, следовательно – разные. Мы отвлеклись, вы хотели мне поведать некоторые секреты.
– Ваше здоровье! – Турин поднял рюмку, кивнул и пригубил коньяк. – Да, секреты! – Он сделал неопределенный жест рукой. – Четвертого июня выстрелом в затылок был убит депутат Думы Сивков, сегодня я думаю, что из того пистолета ранее стреляли. Делом занимается полковник Гуров, но его к материалам по убийству Сивкова не подпускают. Мне кажется, что нормальным, несекретным людям было бы интересно узнать, как такое возможно. По-моему, это и в ваших интересах, господин полковник!
Слава богу, телевизионный мэтр так увлекся своим монологом, что Гуров успел собраться после столь сокрушительного удара. Баллисты дали заключение лишь утром, Гуров еще не доложил генералу Орлову, решил вначале не говорить замминистра Бардину...
– Вы, как мне известно, старший оперативный уполномоченный по особо важным делам. Я кое-что слышал о вас, особенно не верю, но это к делу не относится. Убийство депутата Думы – особо важное дело? Безусловно! Так почему розыском убийцы занимается не профессионал Гуров?
– В Москве нераскрытых убийств в несколько раз больше, чем у меня пальцев на ногах и руках. – Гуров уже обрел спокойствие, просчитывал, откуда ушла информация, решил, что от экспертов, которые узнали новость первыми. Наверное, кто-то из них стучит в КГБ. В общем, я обладаю секретом полишинеля, понял сыщик и успокоился окончательно.
– Неужели, Лев Иванович, вас устраивает такой бардак? – спросил Турин.
– Вопрос не по адресу. Вам, Александр, следует вернуться на привычный уровень, спросить министров, советников президента. Сегодня особо криминальными делами занимаются и контрразведка, и специальное управление, и мы, грешные менты, розыскники.
В цивилизованных странах тоже существуют параллельные правоохранительные структуры, убежден, что имеется и соперничество, и охрана собственных секретов от конкурентов. А теперь вы мне скажите, кто вам сообщил секретную информацию?
– Никогда! – Турин от возмущения повысил хорошо поставленный голос.
– Меня не интересуют фамилия, имя и отчество, – Гуров подлил в свою чашку остывшего кофе. – В принципе меня ничего не интересует из того, что вы знаете. “Проболтался” вам офицер контрразведки, которого вы по недомыслию считаете большим демократом и поборником гласности. Разглашение совершенно секретных сведений – не гласность, а обыкновенное преступление. Именно так это расценивается в любой стране, преследуется по закону, сроки тюремного заключения разные. А вас, Александр, попросту используют, как одноразовый шприц, который, вам известно, потом уничтожают.
Турин явно испугался, но повел себя достойно, выпил рюмку, крякнул и сказал:
– Я этого человечка давно подозревал. Значит, некто желают скандала? Потому мне вас и подсунули?
– Мыслите правильно, однако неполно. Одни люди желают начать разборку, другие, не менее “симпатичные”, сделают все возможное, чтобы все было тихо, как в могиле, – произнеся последнее слово, Гуров поморщился, так по-мальчишески напыщенно оно прозвучало.
– Паршиво, полковник. Спрашивается, на хера козе баян? – Турин почесал в затылке. – Я, как любой журналист, заинтересован в сенсационном материале, однако встревать между жерновами не желаю.
– Велика сенсация – спецслужбы не делятся друг с другом секретами, – Гуров неловко положил на стол “больную” руку. – В данном деле существует нечто значительно большее, чем вам известно. Ваши девочки названивали мне целый день, затем мы с вами разговаривали, сейчас вы у меня в гостях...
– И все это прекрасно известно, кому следует, – продолжил Турин.
– Обязательно. Значит, завтра вы благодарите своего осведомителя и сообщаете ему правду, одну только правду. Мол, Гуров оказался мужиком компанейским, выпили мы, но от передачи мент категорически отказался, сказал, какой же я буду сыщик, коли по “ящику” начну выступать. От разговоров об убийствах Гуров уклонился, мол, чего говорить, когда нету ничего, в деле, одни бумаги. На сообщение о том, что вам известно, что из пистолета стреляли дважды, Гуров не реагировал, обмолвился: при такой пальбе, какая сейчас в Москве творится, из одного и того же пистолета могли и десять пуль выпустить.
– И мне поверят? – спросил Турин.
– Что Гуров так себя вел – поверят, а чего он на самом деле думает – никогда.
– А чего он на самом деле думает?
– Он полагает, что пора у Саши Турина, на весь мир знаменитого, очень умного, магнитофон отобрать и запись разговора стереть.
Турин повел себя несерьезно, изобразив недоумение, спросил:
– Какой магнитофон, Лев Иванович?
– Портативный, японского или немецкого производства, находится в левом внутреннем кармане вашей изящной курточки.
Турин понял, что отпираться бессмысленно, выдержал паузу и решительно сказал:
– Я ничего вам не отдам!
– Это вряд ли. – Гуров улыбнулся, глаза у него стали холодные, недобрые. – Вы поставите и себя, и меня в дурацкое положение. Магнитофон я у вас все равно отберу, причиню вам боль – в общем, не стоит. Я же просил не брать с собой магнитофон.
Александр Турин был парнем умным, еще раз взглянул на хозяина, понял, что все будет, как он сказал, вынул из кармана магнитофон, вытряхнул из него кассету.
– Возьмите на память. Как вы узнали?
– У меня есть щуп, который определил, что у вас в кармане электроника. Теперь попробуем договориться. Вы молодой, современный, образованный человек и должны понимать, что в моей профессии вы профан. Как и я в вашей, тут ничего обидного нет, нормально. Согласны?
– Конечно. – Турин взял бутылку, налил себе немного коньяку, пригубил.
– Я занимаюсь делом, в котором изрядно запутался, но знаю абсолютно точно: убить человека моему противнику ничего не стоит. Вас хотели использовать в неизвестных мне целях, считаю, узнав, что дело сорвалось, они интерес к вам не потеряют, поэтому вы пока находитесь в безопасности. Пока. Если вы расскажете о нашем разговоре любимой девушке или лучшему, верному другу, ситуация может измениться и вас убьют.
– Просто убьют? – Турин грустно улыбнулся. Держался он просто, без бравады.
Гурову знаменитый телевизионный ведущий нравился все больше.
– Совсем просто. Вы обладаете секретной информацией, каждую неделю появляетесь на экране телевизора, популярны, пользуетесь авторитетом. Вы очень привлекательная фигура для заговорщика и... – Гуров подличал. – И снайпера.
– Хорошо, я понял, – сказал Турин, почти не выдавая волнения, но сыщик видел, что парень нервничает. – Обещайте, когда у вас будет годный для публикации материал, вы мне передадите его первому.
– Я подумаю.
– Вы мне не верите?
– Я хочу вам верить. Вы мне не звоните, не пытайтесь связаться иным способом, самое лучшее, если вы на время забудете полковника Гурова. А теперь выпьем, и вы мне расскажете о раскладе в Думе, правительстве и окружении президента.
Гуров наполнил рюмки, закурил, вытянул ноги и прикрыл глаза, приготовился слушать.
– А почему, собственно, я должен... – Турин запнулся, выпил, посмотрел в спокойное, бесстрастное лицо Гурова, тяжело вздохнул, словно предстояло не говорить, а копать землю либо таскать тяжести. – Ответа на ваш вопрос, думаю, нет ни у наших контрразведчиков, ни в ЦРУ. Союзы, банки, даже дружеские связи – в политической жизни величины постоянно меняющиеся. Я могу дать свои сугубо личные характеристики, но через неделю я сам от них откажусь, потому как пасьянс уже лежит иначе.
* * *
Братья Галеи закончили ремонт своей квартиры. Сашка ходил на костылях из одной комнаты в другую, заглядывал в кухню, ванную, осторожно присаживался на уголок кожаного кресла или диванчик с резной спинкой, осуждающе качал головой.
Хотя капитальный ремонт проходил на глазах Александра, мебель привозили и расставляли под его надзором, он не мог представить, что получится из их берлоги в конце концов. Берлога, заставленная старой, громоздкой, облезлой и развалившейся мебелью, превращалась в просторную шикарную квартиру, в каких Сашке бывать не приходилось, такие хоромы он видел по телевизору в заграничных фильмах.
Началось с того, что братан привел троих мужичков, не пьяных, одетых в чистые спецовки. Мужики вынесли из дома все, оставив лишь умывальник и плиту в кухне да толчок в сортире, еще оставили стол и стулья в одной комнате, чтобы можно было присесть и пожрать. Для ночлега Борис притащил две раскладушки.
Ремонт и обустройство продолжались около двух месяцев. Сегодня бригадир пожелал счастливой жизни, шагнул через порог и закрыл за собой тяжелую стальную дверь. Теперь Александр ходил по серебристому ковролину и чувствовал себя так, словно забрался в музей, где вот-вот появится мент и Сашку Галея арестуют и поволокут в участок.
