– Не разворачиваться, – сказал водителю Светлов. – Лучше мы лишнее пройдем.
Они вышли из машины, пересекли шоссе, до школы оставалось метров двести. Крячко увидел одинокую фигуру участкового, который махнул рукой в сторону лесопарковой зоны, что начиналась сразу за школой.
– Ты больной? – спросил Крячко, пробегая мимо участкового.
– В МУРе все такие умные? – сказал участковый, пристраиваясь рядом с быстро идущим Светловым. – И вас встреть, и его не упусти. Пятнадцать секунд, как он двинулся в парк. Опасности никакой. Тут же люди ходят. Потом вообще неизвестно, – он заглянул майору в лицо. – Может, зря всполошил вас? Может, мужик не тот, а совсем нормальный родственник.
– Лучше сто раз зазря смотаться, чем один раз опоздать, – Светлов не терял из виду широкую спину Крячко.
Он перестал бежать, перешел на шаг, поднял руку, и Светлов понял, что Станислав мужчину и девочку видит.
– Вы подтянитесь к нему, – сказал Светлов участковому, – проверьте, за теми он идет?
Участковый затрусил по аллее, придерживая левой рукой то ли нетренированное сердце, то ли болтающийся под мышкой пистолет.
Крячко повезло, он знал лесопарк досконально, облазил его год назад, брошенную преступником женскую кофту искал. Тогда он проклял бессмысленную работу, сейчас радовался.
Мужчина с девочкой шли, о чем-то оживленно разговаривая. Крячко сократил расстояние метров до пятидесяти, сошел с тропинки. И как раз вовремя, мужчина оглянулся. «Если сейчас свернет направо, в сторону оврагов, значит, я тяну не пустышку», – подумал Крячко. Сердце толкнуло, будто захлебывалось кровью.
«Ни секундой раньше, ни секундой позже». Какой ты простой, майор Гуров. Конечно, с оперативной точки зрения лучше на секунду позже, когда эта падаль проявит уже свою сущность. Только чем эти секунды обернутся для ребенка и кто мне их простит? Точно не подгадать, значит – раньше, только раньше. Вот почему Гуров не поехал, он знал! «Ни секунды раньше, ни секунды позже! Развалить и размазать!» Ах ты змей! И вроде он мне сделал одолжение! В этот момент он ненавидел Гурова. Того, что шел впереди, он тоже ненавидел, но тот являл зло абстрактное, а майор схватил за горло его, Станислава Крячко.
– Ах ты, сука! – прошептал Крячко, ненавидя всех и себя в том числе, рванулся через кустарник, умышленно ломая ветки и громко топая.
Мужчина отпрыгнул в сторону, будто кот, которого застали за воровством. Девчушка взглянула на Станислава недоуменно, затем обиженно и тут же испуганно.
А вот Светлов появился точнехонько, как актер выходит на сцену, по сигналу режиссера.
– Дочка, – голос у майора был спокойный, завораживающий. – Твоя классная Вера Петровна? – он заговорил с девочкой так, будто никого рядом не было.
– Анна Кузьминична, – девочка шагнула к Светлову, спросила обеспокоенно: – А разве физкультуру не отменили?
Крячко и мужчина ничего уже не слышали и не видели, завороженно смотрели друг на друга, в глаза. Станислав успокоился, нехорошо усмехнулся.
– Ну? Все? – жестом приказал подойти. – Тебя девятого в двенадцать сорок три человека видели.
Фраза была заготовлена и понятна только убийце. Мужчина не двигался, рыскнул взглядом в сторону скрывавшегося Светлова и девочки.
– Нам только доехать, свидетели тебя ждут. Остальное формальности, – сказал спокойно Крячко.
Необходимо заставить его побежать, создать иллюзию, что он может скрыться. Когда его задержат, он «развалится» и «размажется». Это и имел в виду Гуров. Ты молодец, майор!
Крячко уже нащупал ногой кочку, о которую должен споткнуться. Он шагнул и споткнулся, и упал, и вскрикнул. Получилось очень естественно: тонко и жалобно.
– Сам доедешь! – мужчина рванулся через кустарник.
Такого подарка Крячко уж никак не ожидал. Он поднялся, вытер руки. «Сам доедешь!» – уже признание.
Убийца, теперь можно с уверенностью сказать, что убийца, летел, как и положено лететь от возмездия. Станислав Крячко знал, что до шоссе или до железной дороги не менее трех километров. Эта падаль задохнется через несколько минут. И неправда, что страх подстегивает и прибавляет силы, страх парализует и ослепляет.
Станислав бежал ровно, размашисто, устанавливая дыхание. И только подумал, что сейчас убийца споткнется, как впереди раздался треск и удар падающего тела. Оперативник хотел рассмеяться, но получилась лишь злая гримаса. Он нагонял убийцу равномерно, неумолимо, внимательно глядя под ноги, ему споткнуться уж никак нельзя.
– Боря, ты когда после университета в милицию работать пришел, знал, чем следователь отличается от оперативного уполномоченного? – спросил Гуров, пытаясь хоть как-то отвлечься от мрачных мыслей.
– Нет, я просто хотел работать в МУРе, – признался Вакуров.
«И тебя просто взяли в МУР, – подумал Гуров. – Без какой-либо подготовки, без работы в отделении либо в районе. Парень неплохой, только это не профессия. Интересно у меня получается: Боря не профессионал, Светлов устал, Крячко слишком торопится. Может, я сам от работы слегка свихнулся, все мне не нравится. А что так долго нет от Крячко вестей, признак хороший. Пустой номер сразу видно, его разглядывать не требуется».
Когда телефон зазвонил, Гуров посмотрел на него недоверчиво, чуть выждал, снял трубку.
– Гуров.
– Светлов, – голос у Василия Ивановича звучал натужно, глуховато. – Ну что, Лев Иванович, кажется… Да нет, перестраховываюсь, взяли как надо. Все! Едем!
Гуров осторожно положил трубку, так ставят переполненный стакан, боясь расплескать, кивнул приподнявшемуся на стуле Вакурову.
– Позвони следователю прокуратуры, спроси, где она будет допрашивать, – сказал Гуров.
– Может, вы сами, Лев Иванович?
– Александра Петровна возглавляет следствие, но ты деликатно постарайся объяснить, что целесообразнее работать у нас. Мы ей предоставим кабинет, вышлем за ней машину. В зависимости от решения следователя вызывай свидетелей, – Гуров убрал документы в сейф, пошел из кабинета.
– В старину матери, чтобы вовремя ребенка отучить от груди, сосцы мазали горчицей. Желаю, – Гуров шагнул в коридор, закрыл за собой дверь.
Гуров зашел в кабинет полковника, сказал, мол, Крячко и Светлов, кажется, зацепились. Петр Николаевич что-то писал, выслушал рассеянно, кивнул:
– Действуйте, Лев Иванович, удачи, сейчас, извини, занят.
– Я домой на два-три часа, к вечеру вернусь, – сказал Гуров. Орлов перестал писать, поднял голову:
– Неприятности?
Гуров сказал, мол, все наоборот, одни приятности, полковник махнул на него рукой.
Лева уходил из управления потому, что не хотел видеть задержанного, тем более разговаривать с ним. Сашенька, он имел в виду следователя прокуратуры, все рвалась в бой, вот пусть и командует. Станислав, оперативник настоящий, Светлов опытный, Боря на подхвате, а Гуров отдохнет малость. А то от этих редко встречающихся аномалий совсем больной стал.
В коридоре Лева остановился поговорить с одним товарищем, потом с другим, а когда выходил из здания, столкнулся с Крячко и Светловым, которые вели задержанного.
Гуров посмотрел на его измазанные землей туфли, поднял взгляд на уровень груди, протянул руку и сунул пальцы в верхний карман рубашки. Там ничего не было. Гуров потер пальцы, заметил слабые следы мела и скривился в улыбке.
– Веди, Василий Иванович, – он посторонился. – Значит, мы бы его все равно нашли. Рубашку на экспертизу.
– Так задержали, иначе ли… – Крячко поднял перевязанную носовым платком руку и почему-то радостно сообщил: – Укусил меня!
– Будешь колоться от бешенства, – ответил Лева. – Сто уколов в живот. Кошмар!
– Чем недоволен?
– Еще одну кучу дерьма убрали, – Лева поднял голову, посмотрел товарищу в глаза.
– А ты знаешь?
– Я знаю, Станислав! Я тебя поздравляю! – перебил Лева. – Иди, зачищай до блеска!
Крячко смотрел растерянно. Лева постарался улыбнуться как можно мягче и открыл тяжелую дверь.
Идти Гурову было совершенно некуда. Рита вернется домой лишь вечером. Ольга в школе. Он словно спортсмен, бежавший бесконечные километры, пересек линию финиша и понял: на круг почета сил уже нет, и кончились они вчера или позавчера, возможно, раньше. И на глазах у начальства и своих товарищей он находиться не желал.
Он завоевал право на своеволие, каприз, слабость, имеет право поступать сегодня не так, как надо, а как хочется.
Лев Гуров желал побыть один. И он шел бездумно, не зная куда, не отдавая отчета, что это очень короткая прогулка и ему не выдержать даже часа. Так же, не думая, не глядя по сторонам и не обращая внимания на окружающий мир, он вернется обратно. Иначе жить он уже не может.
