— И с чего ты такой уверенный? — удивился Николай.
— Не я уверенный, а ты не дурак, да и Мефодий у тебя в законе, потому не сам по себе, а под сходкой живет. Она пожестче моих генералов будет. Рассуди, нас сейчас двое, мы живем, водку пьем, никого не трогаем. Допустим, ты взвел курок, выстрелил. Дело, как ты знаешь, на контроле у Самого. Он человек больной и гонористый. Так завтра тут тысячи две омоновцев высадятся. Да не из-за меня. На какого-то полкаша им и опереться-то лень. Ведь Сам велел, на него весь мир смотрит, ждет — то ли расстегнуть кошель, бросить целковый нищей России? Или отвернуться, мол, да перестреляйте все друг друга к чертовой матери, сколько можно вам денег давать, надоело? Так что ты, Николай, не грозиться, а беречь нас должен. ОМОН народ простой, суровый, кого не перестреляет, в околоток запрет. Братва, что спрятаться сумеет, скажет: мол, Акула во всем виноват. Конечно, Россия большая, да свято место пусто не бывает, приедешь в чужой город, там свои рыси да тигры шастают, никто не подвинется, кусок не отдаст. А с Мефодием твоим совсем просто, он же от авторитетов смотрящим в городе поставлен. Ему маляву пришлют, приезжай, база имеется. А какой базар? Город жил плохо, да тихо, а тут омоновцы налетели, кого постреляли, других посадили, даже улицы подмели.
— Господин полковник, вы зачем меня пригласили? — спросил Николай.
— Честно? Мирно перекусить, рюмку выпить, да просьба у меня к тебе имеется, — ответил Гуров. — Ты жену обидел, крутой разговор начал, теперь сердишься.
— Забыли. Позовите Настю, будем сидеть как люди.
— А извинишься перед девушкой, ручку поцелуешь? — улыбнулся Гуров.
— Да я в жизни никому...
— А ты попробуй, ничего страшного, приятно даже. Вот такой я великодушный, — перебил Гуров.
— Слышал я, что вы оперативник классный, но что такой змей хитрый, никто и не обмолвился.
Николай поднялся, постучал в дверь, за которой спряталась Настя, открыл. Стас декламировал:
Цветок засохший, бездыханный,
Забытый в книге вижу я;
И вот уже мечтою странной
Душа наполнилась моя.
— Я тебе наполнюсь, ментяра, — зарычал Николай.
— Да не я это, богом клянусь. Александр Сергеевич Пушкин.
— Николай, это точно не Стас, — рассмеялся Гуров. — А ты вроде извиняться собрался.
— Настя, скрутили меня, как мальца. Извини ты меня за ради бога. Я к слову сказал, не со зла. — Николай взял Настю за руку, глянул на Гурова и руку поцеловал. Девушка вспыхнула, руку отдернула, словно обожглась.
— Никола, ты чего?
— Молчи, так положено. Пойдем, выпьем мировую.
Все расселись, налили по новой, и Гуров сказал:
— За наших друзей! — Когда выпили, сыщик продолжил: — Я воспользуюсь, что Николай в хорошем настроении, и обращусь с просьбой. Понимаешь, парень, в городе цирк был, чуть ли не лучший во всей округе. Так его под склад сдали, артисты с голоду пухнут, директор запил вмертвую, уже ноги не ходят. Ты скажи братве, чтобы они помогли арендатору товар под крышу мэрии перенести. Только без крови. И еще. Цирк реставрировать время и деньги нужны, директор уже не встает, а ему дело необходимо. Он знатный кондитер был, пекарню свою имел, да ребята с юга подъехали, выгнали, наверняка администрацию подмазали. Алешка такие торты изготовлял, вся область лопала и облизывалась. Ты верни пекарню Колесникову, справедливо будет, люди тебе “спасибо” скажут.
— Брось, господин сыщик, я за “спасибо” в жизни ничего не сделал. — Николай нахмурился.
— Так ты в жизни и руку девушке не целовал, — усмехнулся Гуров. — Ты, Николай, в жизни еще массу хороших дел не сделал. Так что у тебя все впереди. А ребятам своим скажи, чтоб портреты твои в городе сняли. Враг твой велел повесить, деньги заплатил. Признаться, придумано недурственно и очень для тебя опасно.
— Почему враг? И чем для меня опасно?
— В мэры тебе никак не пройти. Тебе необходимо срочно заняться лесопилкой, взять кредит, начать строительство, нанять людей. Парни твои быстро поймут, что легче и выгоднее работать, чем нищих прохожих грабить да “крыши” над пустыми ларьками держать. А кто не поймет, того посадим.
Стас с Настей убрали со стола, подали кофе. Николай окончательно протрезвел, взглянул на Гурова с прищуром, спросил:
— А кто мы с тобой теперь друг другу?
— А что бутылка водки изменить может? Ты авторитет по кличке Акула, я опер-важняк. Я тебе уже сказал, напрочь завязывай, занимайся лесопилкой. По моему мнению, за тобой дел на червонец, как минимум. Но, думаю, ничего не доказывается, хотя уточню.
— И вы можете меня в острог посадить, в суд направить и пустить по этапу? — спросил с легким придыханием Акула.
— Обязательно. Сумею доказать, обязательно направлю. — Гуров вздохнул, взглянул на Настю.
Глаза у девушки были сухими, лихорадочно блестели, чувствовалось, она верит каждому слову Гурова.
— Я не хочу, но то иное дело. Между “хочу” и “должен” дьявол огромный ров выкопал. Пойдем, я тебе кое-что покажу.
Николай, словно загипнотизированный, прошел следом за Гуровым в кабинет, где стоял телевизор. Сыщик подвинул Акуле кресло, сел сам, нажал кнопку дистанционного управления. Съемка была любительская, но вполне качественная.
На экране копали землю. Кучка женщин в черных платках стояла поодаль от свежевырытых могил. Звука не было, но немые темные лица женщин, испуганные мордашки жмущихся к матерям детей от полного безмолвия казались еще страшнее. Камера наехала на одиноко стоявшего мужчину.
Раздался голос диктора, бесстрастный, мертвый, как лица женщин:
— В городе Котунь в двенадцать часов дня на Первомайской улице из проезжавшей мимо машины джип автоматными очередями были расстреляны люди, стоявшие за материальным пособием. По непроверенным оперативным данным, в машине находились пьяные молодчики из группировки некоего Николая Тишина по кличке Акула. Ведется расследование.
Экран вспыхнул яркими огнями, слышались голоса, мелькали женщины в вечерних платьях, мужчины в парадных костюмах. У шикарно накрытого стола толпились люди.
Зазвучал тот же голос:
— А это банкет, устроенный одной из думских партий в честь своего очередного юбилея. Слуги народа тоже люди, им хочется иногда отдохнуть. Среди слуг и крупные чиновники.
Камера наехала на лицо мужчины, тот жевал и что-то говорил своей даме.
— Это член правительства, не рядовой гражданин, сам вице-премьер Семен Николаевич Тишин. По проверенным оперативным данным, он брат, по матери, Николая Тишина... Уголовника. Но в настоящее время он чист. Тоже отдыхает. Оба брата находятся под защитой закона. Да и что случилось? Здесь же пока никто не стреляет.
Материал секретный, к показу запрещен.
Гуров нажал кнопку, экран погас.
— Его я тоже хочу арестовать. Но ров, дьявол вырыл ров. — Гуров закурил, посмотрел на пистолет в руке Акулы, пожал плечами, сказал равнодушно:
— Хочешь застрелиться? За ради бога! Только не в этом доме. И потом Настя. Девочка ни в чем не виновата.
— Почему себя? — прошептал Акула, бледнея. — Я пришью тебя, господин полковник!
— А я тут при чем? Нашел крайнего. И я тебе толково объяснил, что этого делать не следует. Спрячь пушку, а то отниму, привлеку за незаконное хранение оружия.
— Как собаку!
— Мальчик. — Гуров вздохнул, уперся пистолетом Акуле в живот. — У тебя и предохранитель не снят, а у меня необходимая самооборона. — Он вынул пистолет из вялых пальцев Николая, положил в карман. — Хозяину лесопилки оружие носить не положено. Пойдем, будем жить дальше и думать, как закопать тот дьявольский ров.
Они вышли в гостиную. Настя взглянула на жениха, выпрямилась и застыла. Стас наметанным глазом определил ситуацию, налил стакан водки, поднес Николаю.
— По русскому обычаю, на посошок.
— Да-да. — Николай выпил водку машинально, не ощущая вкуса.
Стас подал Насте норковую шубку, Гуров пошел провожать гостей к машине, подсадил Настю, почувствовал, как дрожит ее тонкая рука, обошел машину, оперся на открытое окно водителя.
— Ты в отношении цирка и пекарни не забудь. Помнишь мужика в кадре, отдельно стоял? Мой друг, его семью твои парни по пьяни расстреляли, он сейчас умирает. Мефодий тебе пару слов скажет. Ты сейчас ни о чем не думай, занимайся лесопилкой. Если у тебя дела пойдут, я Буничу подскажу, он тебе западного инвестора подкинет.
— А вы пока копать будете? — глухо спросил Николай, заводя мотор.
— А чего копать, у тебя все на поверхности, пока неподсуден... Если больше ничего нет, — ответил Гуров.
— А если есть?
— Найду обязательно, — заверил Гуров. Гуров прошел за машиной до ворот, помог сторожу опустить шлагбаум.
— Это ведь для его ребят глупость одна, — буркнул сторож.
— Ясное дело, — согласился Гуров. — А ты кому названиваешь? Если Сапсану, то сегодня отдыхай, я ему сейчас сам звонить буду.
