— Вот здесь исправить надо, а вот тут переделать как-то, а то непонятно.
— Бумагу жалко тратить, отпечатано ведь уже, — попытался возразить Синегоров, зная, что бесполезно.
— Нет-нет, Дмитрий Матвеич, нас там не поймут.
— А что там понимать? На дурацкий вопрос дурацкий ответ.
— Ну так же нельзя, в общем переделайте, а я потом подпишу, — закончил разговор Дробот.
Скрепя сердце Синегоров забрал бумагу и вышел из кабинета.
Вернувшись к себе, отдал бумагу своему заместителю Фирсову.
— Что, не подписал? — спросил тот, уже зная ответ.
— Переделай там немного, и завтра подпишем.
— Срок-то уходит, и что там переделывать? — пробурчал Фирсов.
— Что ты меня спрашиваешь? Слова переставь и запятые не забудь, побольше. У нас ведь не УБОП, а ОББ — отдел борьбы с бумагой. Сколько уже бумаги извели. Знал бы народ, чем мы тут занимаемся.
Фирсов крутил бумажку в руках и хмурился;
— Вот делать больше нечего, нормально ведь написано.
— Знаешь, Никитич, ведь большинство людей, становясь какими-нибудь начальниками, считают, что они уже умнее всех, тем более подчиненных. Вот он совершенно искренне думает, что просто обязан что-то вставить свое, что-то исправить. Зачастую даже сам видит, что не надо, но положение обязывает. И вот вместо того, чтобы предоставить инициативу сотрудникам, доверять им, он начинает лезть во все дырки, вникать во все мелочи, контролировать каждый чих. В итоге страдает дело. Люди перестают проявлять инициативу, ждут, когда начальник им укажет, чем заниматься. Бумаги пишут уже кое-как; а зачем утруждать себя, начальник ведь все равно исправит и запятые проставит. Теперь начальнику действительно больше приходится исправлять, поправлять, и он вынужден внимательно изучать документы. А сотруднику бара-бер, все равно. В итоге получается замкнутый круг. Ты ведь, кстати, заметил, что я ваши бумаги почти не читаю, а сразу несу на подпись к начальнику, ему же все равно хочется что-то исправить, вот пусть долго и не мучается. Но все это ерунда, главное — работа. Что у тебя там нового?
II
Отложив бумагу в сторону, Фирсов как всегда неторопливо и очень подробно рассказал о своей поездке на рыборазводный завод, находившийся в 60 километрах от областного центра на побережье моря.
Как и следовало ожидать, завод пребывал в крайне плачевном состоянии и нуждался в срочном капитальном ремонте. А между тем на его ремонт ежегодно выделялись бюджетные деньги. Причем деньги немалые. Только в прошлом году почти полтора миллиона рублей, и так каждый год. А завод разваливался на глазах. Фирсов уже выяснил, что «ремонтом» занимается ООО «Мурена». А возглавляет его небезызвестная госпожа Горина Елена Михайловна.
Три года назад отдел Синегорова уже занимался очень плотно этой дамой. Был собран хороший материал по фактам хищения бюджетных денег при производстве ремонта объектов Охотоморской рыбинспекции. А ремонт как раз и производило ООО «Мурена» под руководством Гориной. Ремонта было произведено на копейку, а деньги получены большие. Дело почему-то забрала областная прокуратура.
Расследование долго и нудно вела следователь по особо важным делам Рашитова, уже лет 20 собирающаяся на пенсию. Дамы быстро подружились и чуть ли не целовались при встрече. На допросы Елена Михайловна иногда приходила с огромными пышными букетами, которые Софья Муслимовна благосклонно принимала. В конце концов дело было прекращено с формулировкой «за отсутствием состава преступления».
Оказывается, государство (надо же!) задолжало госпоже Гориной немалую сумму, но великодушная мадам простила долг бедному государству.
Оперативники долго возмущались, Синегоров даже письмо написал прокурору, но плетью обуха не перешибешь. Однако Синегоров и Фирсов про мадам Горину не забыли.
А Горина, получив таким образом индульгенцию от прокуратуры, расширила поле деятельности и уже третий год занималась капитальным ремонтом рыборазводных заводов, Охот-рыбинспекция исправно перечисляла государственные денежки на счет ООО «Мурена», весь штат которого состоял из одной Елены Михайловны.
А Елену Михайловну понесло. Она сама решала в Москве вопросы финансирования рыбинспекции, смещала и назначала руководителей этой самой инспекции. Обвешавшись золотом, ездила на новеньком джипе с личным шофером по всему побережью и командовала заводами. Еще умудрилась получить в аренду всю технику рыбинспекции, сдала ее в субаренду и только успевала стричь купоны. Рыбинспекция же терпела одни убытки, но государство с завидным постоянством покрывало их и перечисляло деньги на очередные ремонты.
III
Собрав эту информацию, Фирсов решил сам объехать все рыборазводные заводы и под каким-нибудь благовидным предлогом осмотреть их и выяснить осторожно, когда кто проводил ремонты. Осторожно надо было действовать из-за опасения пропажи или уничтожения всех документов. Нет документов — нет и дела. Оперативники еще даже не представляли, с чем им придется столкнуться. А впереди ждало такое, что даже Синегоров с его двадцатилетним опытом работы в ОБХСС-ОБЭП имел дело всего один раз и что послужило тогда одной из причин его перевода на Крайний Север из родного Казахстана.
На первом же ближайшем заводе Фирсов убедился, что фактически никакого ремонта уже несколько лет не было и не планировалось. Завод разваливался, бассейны покрылись трещинами, вода замерзала, крыши худые, стены гнилые. В общем, мерзость запущения.
Обсудив результаты поездки, Синегоров и Фирсов решили пока собирать дополнительную информацию, а уже с 1 июня, как только растает снег, начать официальную проверку. Сейчас же, пока лежит снег, бессмысленно что-либо предпринимать, так как предполагался большой объем контрольных обмеров выполненных работ на всех четырех заводах. А проверку надо было провести быстро, одновременно и решительно, чтобы никто не успел ничего понять и вмешаться.
— Лишь бы политику нам не пришили, — усмехнулся Синегоров.
— Откуда здесь политика? — изумился Фирсов.
— Да все оттуда. Сам знаешь — демократия, все дозволено, воруй сколько хочешь. Но не дай бог обидеть кого даже подозрением. А эта «Мурена» всех накормила, денег-то немерено, — ответил Матвеич.
— Да-а, крепко придется пободаться, — протянул Фирсов.
— Ничего, бог не выдаст, свинья не съест, — приободрил его Синегоров.
IV
И вдруг непредвиденные обстоятельства резко ускорили ход событий. Видимо, в это время ангел-хранитель Елены Михайловны где-то крепко дреманул. На должность начальника рыбинспекции был назначен бывший сотрудник УВД Игнатенко Валерий Иванович. Очень принципиальный и честный человек, едва приступив к своим обязанностям, он сразу столкнулся с непонятным: все его указания, распоряжения упирались в какую-то стену: а как на это посмотрит Елена Михайловна? а что скажет Горина?
Игнатенко задал естественный вопрос:
— А кто такая эта Горина? Кем она у нас числится? Где находится?
Ответы были расплывчатые:
— Ну, это же Горина!
— Она в Москве все вопросы решает.
— Кстати, она и сейчас там находится.
Горина действительно в это время решала вопрос о снятии с должности Игнатенко и продвигала своего кандидата на это место. И это ей вполне удалось. Одним из первых приказов вновь назначенного председателя Госкомитета по рыболовству Наздратенко был приказ об освобождении от обязанностей начальника Охотоморской инспекции Игнатенко. И на эту должность предполагалось назначить протеже Гориной некоего Шубарина, работавшего здесь же заместителем и, как впоследствии выяснилось, утверждавшего все акты на списание денег, которые в большом количестве стряпала Горина.
Но вот тут-то и нашла коса на камень. Игнатенко сдаваться не собирался. Началось перетягивание каната Москва — Охотоморск. К этому увлекательному делу вскоре подключились «тяжеловесы». К величайшему изумлению публики, победил Охотоморск! Игнатенко был восстановлен в должности начальника инспекции и сразу же решительной рукой начал наводить порядок. Первым делом следовало разобраться с «Муреной»! И тут Синегоров со своим отделом получил карт-бланш. Мгновенно были изъяты все документы, проведена ревизия и возбуждено уголовное дело, которое взял под личный контроль новый областной прокурор.
— Вот так бы всегда, — мечтательно говорил Синегоров оперативникам, — а то работаем, как во вражеском тылу, хрен где бумажку лишнюю изымешь, везде коммерческая тайна. А вообще, мужики, знаете, как мне представляется наша работа? — продолжал он и, не ожидая ответа, закончил свою мысль: — Представьте себе, что горит огромный дом, пылает ярким пламенем, а мы, то есть наша служба, в образе ма-аленького человечка где-то сбоку, где меньше пламени, из ма-аленькой леечки или чайника пытаемся что-то залить-потушить, а со всех сторон злые собаки гавкают и еще норовят цапнуть за ногу, а то и за горло. Ну и как вы думаете? Затушим? Вот и я так думаю, что вряд ли. Ладно, это лирика, а работать кому-то надо.
