— Нет, не загородил, — ответила Эбба. — Кстати, тебя искал Мартинсон.
— Где он?
— Скорее всего, у себя.
— Попроси Тирена подождать несколько минут, я перекинусь парой слов с Мартинсоном.
Когда Валландер вошел к Мартинсону, тот разговаривал по телефону. Но тут же закончил разговор. Валландер решил, что это, наверное, была жена. Она звонила Мартинсону по десять раз на дню. Неизвестно зачем.
— Я разговаривал с медэкспертами в Лунде, — сказал Мартинсон. — Уже есть кое-какие результаты. Жаль только, что самого главного они нам все равно сказать не могут.
— Когда он умер?
Мартинсон кивнул.
— Сердце остриями не повреждено. Артерии тоже целы. А значит, он мог довольно долго висеть на этих кольях, прежде чем умереть. Врачи говорят, что он вроде как утонул.
— Что значит «утонул»? — удивился Валландер. — Он висел на кольях в канаве. Как он мог утонуть?
— Врач сообщил мне уйму неприятных подробностей, — сказал Мартинсон. — Но суть в том, что в легкие попала кровь, и в какой-то момент ее стало так много, что Хольгер Эриксон захлебнулся. Как если бы он утонул. Я передам тебе их письменное заключение, как только получу его.
— Вот когда отдашь, тогда и будем разговаривать. У тебя тут уже и так целый склад.
Валландер не имел в виду ничего плохого. Он только в коридоре понял, что своей последней репликой, наверно, обидел Мартинсона. Но слово — не воробей, и Валландер направился в приемную, где его ждал Свен Тирен. Тирен сидел на диванчике, уставившись в пол. Он был небрит, глаза красные, воспаленные. От него сильно пахло мазутом и бензином. Валландер провел его в свой кабинет.
— Почему тот, кто убил Хольгера Эриксона, все еще не за решеткой? — спросил Тирен.
Тон его снова покоробил Валландера.
— Назовите мне его имя, и я лично прямо сейчас поеду и арестую его, — ответил он.
— Я не полицейский.
— А вот это я и без вас знаю. Были бы вы полицейским, не задавали бы таких глупых вопросов.
Свен Тирен хотел, было, возразить, но Валландер жестко остановил его.
— Сейчас вопросы задаю я, — сказал он.
— Вы меня в чем-то подозреваете?
— Нет. Но у меня есть вопросы. Вы должны на них отвечать. И больше ничего.
Свен Тирен пожал плечами. Вдруг Валландеру показалось, что Тирен нервничает. Его профессиональные инстинкты мгновенно обострились. Он задал Тирену свой единственный заранее подготовленный вопрос:
— Харальд Бергрен. Это имя вам о чем-нибудь говорит?
Тирен смотрел на него.
— Таких не знаю. А почему вы спрашиваете?
— Вы уверены?
— Да.
— Подумайте как следует!
— Нечего мне думать. Если я говорю: «не знаю», значит, не знаю.
Валландер пододвинул к нему фотографию. Тирен наклонился к столу.
— Посмотрите, нет ли на этой фотографии людей, знакомых вам. Смотрите внимательно, не торопясь.
Свен Тирен взял фотографию пальцами, испачканными в мазуте. Он рассматривал ее долго. Валландер уже начал было надеяться на успех, но тут Тирен положил фотографию на стол со словами:
— Я никогда никого из них не видел.
— Но вы долго смотрели на снимок. Вам показалось, что вы кого-то из них узнали?
— По-моему, вы сами сказали, чтобы я не торопился? А кто эти люди? И где они стоят?
— Вы уверены, что не знаете их?
— Я никогда никого из них не встречал.
Валландер понял, что Тирен говорит правду.
— Это наемники, — сказал он. — Фотография сделана в Африке больше тридцати лет назад.
— Иностранный легион?
— Не совсем. Но вроде того. Солдаты, которые воюют за того, кто больше заплатит.
— Жить-то ведь на что-то надо.
Валландер удивленно посмотрел на Тирена. Но не стал уточнять, на чьей он стороне.
— Вы когда-нибудь слышали о связях Хольгера Эриксона с наемниками?
— Хольгер Эриксон продавал машины. Сколько можно об этом говорить!
— Кроме того, он писал стихи и наблюдал за птицами, — возразил Валландер, не пытаясь скрыть раздражение. — Вы слышали или не слышали, чтобы Хольгер Эриксон когда-нибудь говорил о наемниках? Или о войне в Африке?
Свен Тирен, не отрываясь, смотрел на него.
— Почему среди полицейских так редко попадаются приятные люди? — спросил он.
— Потому что нам приходится заниматься неприятными вещами, — ответил Валландер. — Предупреждаю, что с этой минуты вы только отвечаете на мои вопросы. И ничего лишнего. Никаких комментариев, не относящихся к делу.
— А если они будут?
Валландер почувствовал, что, того и гляди, нарушит должностную инструкцию. Но ему было уже все равно. Человек, сидевший по другую сторону стола, вызывал у него безотчетную антипатию.
— Тогда я буду вызывать вас сюда для допроса каждый день. И кроме того обращусь к прокурору за разрешением на обыск в вашей квартире.
— Что вы там хотите найти?
— Это мое дело. Я вас просто предупреждаю.
Валландер понимал, что рискует. Свен Тирен мог разгадать его игру. Но, видимо, тот предпочел выполнить условия Валландера.
— Хольгер был мирным человеком. Правда, в делах не миндальничал, свою выгоду знал. Но про наемников никогда не говорил. Хотя ему наверняка было что сказать.
— Что вы имеете в виду? Что значит «было что сказать»?
— Насколько я понимаю, наемники воюют против революционеров и коммунистов? А Хольгер был по меньшей мере консерватором.
— Как это «консерватором»?
— Он считал, что наше общество катится ко всем чертям. И что, пока не поздно, нужно вернуть телесные наказания и смертную казнь. Если бы он сейчас был с нами, сказал бы, что его убийцу следует вздернуть на первом же суку.
— Он с вами об этом говорил?
— Он со всеми об этом говорил. Это были его убеждения.
— Он сотрудничал с какими-нибудь консервативными организациями?
— Откуда мне знать?
— Если вам известны его взгляды, почему бы вам не знать и этого? Отвечайте на вопрос!
— Не знаю.
— С неонацистами?
— Не знаю.
— Он сам был нацистом?
— Про это я ничего не знаю. Он говорил, что общество катится к чертям. Терпеть не мог социалистов и коммунистов. Народную партию, и ту признавал со скрипом.
Валландер взвешивал слова Тирена. В чем-то они дополняли, а в чем-то меняли образ Хольгера Эриксона, сложившийся у полиции. Похоже, он действительно был очень сложным и противоречивым человеком. Поэт и ультраконсерватор, любитель птиц и сторонник смертной казни. Валландеру вспомнилось стихотворение на письменном столе. В нем Хольгер Эриксон грустит об исчезнувшей птице. И он же считает, что убийц нужно вешать.
— Он когда-нибудь упоминал, что у него есть враги?
— Вы уже спрашивали об этом.
— Я знаю. Но спрашиваю еще раз.
— Напрямую он этого не говорил. Однако дверь на ночь запирал.
— Почему?
— От врагов.
— Вы их не знаете?
— Нет.
— Он не говорил, откуда у него враги?
— Он никогда не говорил, что они у него есть. Это говорю я. Сколько раз можно повторять одно и то же!
Валландер предостерегающе поднял руку.
— Если мне потребуется, я буду задавать вам один и тот же вопрос каждый день пять раз подряд. Итак, врагов нет. Но он запирался по ночам, так?
— Да.
— Откуда вам это известно?
— Он сам говорил. Иначе откуда же мне, черт побери, знать об этом? Я к нему домой не ездил замки проверять. Сегодня в Швеции ни на кого нельзя положиться. Это его слова.
Валландер решил, что продолжать разговор не стоит. Придет время, он снова пригласит к себе Свена Тирена. Этот человек, несомненно, знает больше, чем говорит. Но Валландер не хотел идти напролом. Однажды спугнув Тирена, будет сложно снова вызвать его на откровенность.
— Думаю, на сегодня достаточно, — сказал Валландер.
— На сегодня? Мне что — опять сюда приезжать? А работать за меня кто будет?
— Я вам позвоню. Спасибо, что приехали, — сказал Валландер и, поднявшись из-за стола, протянул Тирену руку.
Не ожидавший такой любезности Тирен опешил. Потом крепко пожал Валландеру руку.
— Найдете сами, где выход? — спросил Валландер.
Тирен ушел, а Валландер позвонил Хансону. Ему повезло: тот сразу снял трубку.
— Свен Тирен, водитель бензовоза. Ты еще говорил, что он был замешан в каких-то драках. Помнишь?
— Помню.
— Посмотри, что у нас на него есть.
— Это срочно?
— Так же как и все остальное. Не больше и не меньше.
Хансон обещал посмотреть.
Валландер взглянул на часы — уже десять. Сходил за кофе. Потом записал для памяти весь разговор с Тиреном. На следующем совещании им предстоит обсудить факты, которые выяснились в ходе беседы. Валландер не сомневался, что это важно для следствия.
Когда он закончил писать и захлопнул блокнот, ему снова попался на глаза исписанный карандашом листок, который он уже столько раз хотел вернуть Сведбергу. Надо наконец сделать это. Валландер взял листок и вышел из комнаты. Уже в коридоре он услышал телефонный звонок. Поколебавшись, Валландер вернулся и снял трубку. Это была Гертруда. Она плакала.
