– А ему и не придется ничего рисовать! – вмешался в разговор еще какой-то мужчина, плотный и коренастый, с простоватым загорелым лицом. – Кино-то смотрите? Там частенько показывают эту процедуру. Ну, то есть составление словесного портрета… А сейчас, с появлением компьютера, это вообще плевое дело. Представляете себе компьютер?
Несмотря на простоватое выражение лица, посматривал этот человек на Давыдова хитрым, посмеивающимся взглядом, будто забавлялся. Был он в старой ковбойке, расстегнутой на груди, и в мятых джинсах – на милиционера совсем не похож. Может быть, поэтому Давыдов ответил довольно резко, что компьютер в общих чертах себе представляет лучше некоторых, потому что сам занимается компьютерными технологиями.
– Отбрили тебя, Стас? – с интересом спросил у крепыша полковник Гуров. – Ну и поделом! Не строй из себя знатока. А вы, значит, компьютерами занимаетесь? Любопытно! Чрезвычайно интересуюсь этой областью человеческого знания. Не откажетесь побеседовать?
Давыдов в отчаянии посмотрел на часы.
– Вы серьезно? – спросил он. – Или это означает, что вы и от меня ждете каких-то свидетельств?
– От вас? А вы что-нибудь видели? – удивился Гуров. – Нет? Я так и думал. Ведь вас здесь не было… Кстати, нельзя узнать, где вы до сих пор находились?
– Я был в кафе, – буркнул Давыдов. – Увидел из машины старинного друга, вышел… Ну, встретились, поговорили…
– Это чувствуется, – повел носом Гуров. – Впрочем, извините, это к делу не относится.
Давыдов нахмурился – ему было неприятно, что опьянение заметили.
– У меня большая просьба – нельзя ли отложить наш разговор? – сказал он. – Мне необходимо быть у себя в офисе… Вот моя визитная карточка. Звоните в любое время, мне скрывать нечего…
– Разумеется, вы можете ехать, – кивнул Гуров, с интересом рассматривая карточку, которую дал ему Давыдов. – Только уж, прошу вас, возьмите такси! С моей стороны было бы некрасиво позволить вам сесть сейчас за руль. Надеюсь, вас это не слишком затруднит? Ну и отлично. А мы тут позволили себе небольшое самоуправство – никого не впускаем и не выпускаем… Преступник ушел проходным двором. Но здесь уже, кажется, все осмотрели… А вам, Алексей Петрович, я обязательно позвоню как-нибудь на досуге, не обессудьте!
Давыдова выпустили со двора. Он прошел мимо напряженно глядящих на него милиционеров, впритирку с идиотским мусоровозом, чувствуя себя удивительно некомфортно и тревожно – будто экзамен в чужой стране сдавал. И юрист уже наверняка на стенку лезет, кроет его последними словами. А главное, перед глазами у Давыдова теперь стояла страшная, мгновенно врезавшаяся в память картинка – выходя, он уже совершенно точно увидел за раскрытой дверью «Фольксвагена» мертвое тело, лицом уткнувшееся в рулевое колесо. Вот только вместо правой щеки на этом лице зияла дыра, будто наполненная кровавым фаршем. Давыдову стоило больших усилий сдержать рвотный позыв. Он сунул в рот сигарету и испепелил ее в три затяжки.
– В Москву, в Москву, в Москву! – с выражением произнес Гуров, глядя из окна кабинета на залитую послеполуденным солнцем улицу.
Полковник Крячко, верный друг и напарник Гурова по оперативной работе, поднял голову от документов, которые он изучал прилежно, как студент перед экзаменом, и недоверчиво посмотрел на Гурова.
– Ты о чем это? – спросил он. – Мы вроде и так с тобой в Москве.
– Эх, серость! – усмехнулся Гуров. – Так заканчивается второе действие пьесы Антона Павловича Чехова «Три сестры». Этими самыми словами. А у нас половина дел этими самыми словами начинается.
– Ну откуда нам знать Чехова, господин полковник, мы люди маленькие! – ответил Крячко. – Это у вас супруга – известная всей стране актриса. А мы культурой не обременены. Но поспорить с вами тем не менее решимся. Где это вы про Москву увидели? Я вот наше новое дело читаю – тут первые слова совсем другие. Казенные, я бы сказал, слова. Если желаете, могу зачитать. Постановление…
– Уже читал, грамотный, – отмахнулся Гуров. – А про Чехова я вспомнил в переносном смысле. Потому что масса жизненных историй начинается именно с этого призыва. Возьми хоть последний случай. Правильно, теперь все это изложено сухими словесами протоколов, но изначально-то как все было? Жил себе человек тихо-мирно в своем Моршанске, никого не трогал, но вот грызла его эта предательская мысль – в Москву!..
– Ты Вельяминова имеешь в виду? – перебил его Крячко.
– Ну а ты как думаешь? Кого у нас вчера убили? Или я что-то путаю?
– Ну что вы, господин полковник! Как возможно, чтобы вы у нас что-либо путали? – дурашливо воскликнул Крячко. – Просто откуда такой вывод, что в Моршанске этот человек сидел тихо-мирно? Ответа на наш запрос, насколько мне известно, из Моршанска еще не поступало.
– Просто предположение, – сказал Гуров. – Во всяком случае, в розыске гражданин Вельяминов не числился, значит, каких-то грубых нарушений законности за ним нет. И тем не менее мирная жизнь в провинции ему надоела, он уехал в Москву, непонятно чем здесь занимался и вскорости получил пулю в голову. Итог неутешительный.
– Ты считаешь, во всем Москва виновата? – осведомился Крячко. – Но ведь мы с тобой, насколько помнится, тоже перебрались сюда из провинции.
– Не по своей воле, не по своей воле, – улыбнулся Гуров. – Инициатива принадлежала начальству, а начальству, как известно, виднее.
В Москву Гурова и Крячко перетащил генерал Орлов, нынешний начальник главка. В ту пору он, конечно, не был еще ни начальником, ни генералом, но определенным влиянием уже и тогда пользовался. Впрочем, порой Гурову казалось, что живут они с Крячко в Москве с незапамятных времен. Сам он давно сроднился с этим городом и считал себя заправским москвичом.
Про человека, убийством которого они с Крячко теперь занимались, этого сказать, конечно, было нельзя. Гражданин Вельяминов Альберт Сергеевич, сорока двух лет, поселился в столице около года назад, снимал здесь квартиру и занимался, судя по всему, не слишком законными делами. На улице Полтавской у него имелась некая контора под названием «Перспектива», деятельность которой формально была направлена на то, чтобы помогать приезжим ориентироваться на рынке рабочей силы. Но у Гурова имелись подозрения, что Вельяминов обеспечивал желающим регистрацию или московскую прописку – в зависимости от финансовых возможностей клиента. Прямых доказательств этого не было, но в сейфе Вельяминова было найдено несколько папок с паспортами и анкетами иногородних граждан, а также упрятанный на самое дно новенький, видимо, совсем недавно оформленный паспорт на имя некоего Забелина Григория Ерофеевича. Паспорт подтверждал российское гражданство Забелина, а также его московскую прописку, хотя по некоторым справкам, завернутым в тот же пакет, Гуров понял, что Забелин совсем недавно являлся гражданином Казахстана. Такая оперативность в оформлении документов не показалась Гурову такой уж фантастической, когда он познакомился с биографиями сотрудников Вельяминова. Их было всего двое – мужчина и женщина. Женщина, Веселова Анна Викторовна, до встречи с Вельяминовым работала в паспортной службе, а мужчина, Храпов Борис Иванович, служил в МВД и тоже имел отношение к паспортной службе. По словам Храпова, он уволился из органов по собственному желанию, но говорил он на эту тему так скупо и неохотно, что заинтриговал Гурова, который в тот же день связался с отделом кадров и попросил найти в архиве личное дело Храпова. Правда, в личном деле ничего криминального не обнаружилось. Удивляла лишь внезапность, с которой Храпов решил вдруг оставить службу, и то, как охотно пошли ему навстречу. Этот момент требовал более детального подхода, и Гуров собирался им в ближайшее время заняться.
Не менее туманной, чем деятельность «Перспективы», выглядела и смерть Вельяминова. По словам его сотрудников, никаких особых врагов у их хозяина не имелось и никаких угроз в его адрес не поступало. Шестого июля, в день своей смерти, Вельяминов вел себя как обычно, разве что слегка нервничал. У него самого впереди маячила не самая приятная перспектива – вот-вот должна была подскочить цена аренды за помещение, и Вельяминов намеревался проконсультироваться со своим юристом, каким образом можно избежать повышения арендной платы или хотя бы снизить процент. Во всяком случае, так объясняли ситуацию Веселова и Храпов. Планировались ли Вельяминовым еще какие-нибудь дела на этот день, появлялись ли в его конторе клиенты – на эту тему Веселова и Храпов отвечали так невразумительно, что Гуров отчаялся что-либо понять и препоручил обоих следователю прокуратуры Кудасову. Тому недоговоренность в показаниях Веселовой и Храпова тоже не понравилась, и он счел нужным всю документацию из «Перспективы» изъять, а саму контору опечатать.
