Они посмотрели ему вслед. Служитель у двери поднялся и направился в следующий зал. Очевидно, он почувствовал, что наступает время закрытия выставки и посетителям пора уходить, но у него не было возможности выставить их вон. Том выждал, пока служитель пересек ему дорогу, и продолжил свой путь. При его приближении друзья разом повернулись к нему.
Один из них был приблизительно того же возраста, что и Том. Что-то около двадцати, но невысокий, с нездоровым цветом лица и хрупким телосложением. Его подбородок опоясывала жиденькая черная бородка, а голову украшала немногим более густая растительность.
— Довольно отталкивающая внешность, — пробормотала Джил.
— Второй, похоже, принадлежит совсем к другому кругу, — заметил Дэвид.
Этим человеком был мужчина старшего возраста, хорошо и аккуратно одетый, с тщательно расчесанными серо-стальными волосами. Через его левую руку был переброшен плащ, в другой он держал черную фетровую шляпу.
— В любом случае он не принадлежит к художественной богеме, — согласилась Джил.
Том с жаром принялся им что-то рассказывать. Они кивали ему в ответ и посматривали в сторону Уинтринхэмов. Те отвернулись и начали продвигаться к двери. У них не было никакого желания оказаться вовлеченными в дальнейшие представления и знакомства. Тем более что Дэвид уже начал сожалеть о своей инициативе.
Они покинули выставочный зал и через центральный холл направлялись к выходу. Но прежде чем им удалось добраться до дверей, их догнал Том Драммонд.
— Я считаю, что мог бы предоставить рисунки в ваше распоряжение, — сказал он, — но хотел бы еще подумать.
— Почему бы и нет?
— Как я мог бы связаться с вами, если все-таки соберусь продать их?
Дэвид стал рыться в карманах. Джил открыла свою сумочку и извлекла из ее недр визитную карточку.
— Вот, пожалуйста, — сопроводила она ее появление.
Том взял ее за угол и с любопытством принялся разглядывать.
— Несколько архаичная, не так ли? — со смехом прокомментировала Джил. — Но у меня еще остался значительный запас того же сорта, и подчас они оказываются полезными.
Джил подумала, что юноше осталось совершенно непонятно, о чем она только что вела речь. Исторически сложилось так, что в те далекие годы люди наносили редкие визиты и оставляли свои визитки. Теперь они были скорее в качестве забавной игрушки, чем данью традиции, если только это не был престарелый друг чьих-нибудь родителей, который действительно не мог представить знакомства без этой детали.
— Это твой адрес? — спросил Том, поворачивая карточку в руке. Деловые визитки были ему знакомы, но эти не были на них похожи.
— Это наш адрес. Мы всегда жили там. Ближайшая станция метро Белсайз Парк. Это неподалеку от Хита. Знаешь, где находится дом Хита?
— Нет.
— Жаль, ведь мы живем совсем рядом. Но его довольно легко найти.
— Чаще всего я возвращаюсь домой вечером между шестью и семью часами, — сказал Дэвид. — Если надумаете, то приходите в это время.
— Спасибо, сэр. — Это слово слетело с его языка скорее всего по ошибке. Том покраснел и стал кусать губы, затем махнул рукой и, не прощаясь, ушел.
Дэвид, привычный к этой форме обращения, когда он беседовал со студентами-медиками, направился к выходу. Внезапный уход Тома был несколько странным, но многие из его подопечных вели себя не лучше. Было даже непонятно, как впоследствии из них вырастали вполне благовоспитанные врачи.
Уже у дверей к нему присоединилась жена.
— Он на что-то обижен, — заметила Джил, когда они спускались по лестнице. На улице уже наступили сумерки, ветер утих, а река струилась внизу темной лентой, и в ней отражался свет фонарей по ее берегам.
— Довольно ершистый молодой человек, надо заметить, — сказал Дэвид. — В нем есть нечто первобытное. Хотел бы я знать, чем Берк мог вызвать такую неподдельную ярость по отношению к своей персоне.
— Не думаю, что он действительно его ненавидит. Это просто его артистический темперамент. Как бы то ни было, я все смогу выяснить, когда Том появится у нас.
— Если он придет.
— Юноша обязательно придет, — уверенно заявила Джил, пока они спускались к своей машине.
Дом Уинтринхэмов в Хемпстеде вместе со своим ближайшим окружением счастливо пережил не только войну, но и нашествие последующих перепланировок и реконструкций. В то время как на Ховерсток Хилл и ее продолжении Рослин Хилл произошли значительные изменения, многие особняки викторианской эпохи на западной стороне были снесены и перестроены в многоквартирные здания, небольшие и очень милые домики с балконами, выстроившиеся по направлению к Хиту, остались в своем первоначальном виде, а в дальнейшем даже похорошели после покраски, ремонта и других проявлений хорошего ухода. Трехэтажный дом Уинтринхэмов возвышался над своим окружением и был выкрашен в светло-серые тона с голубыми оконными рамами и дверями. Ремонт производился всего год назад, и теперь он сиял свежестью и чистотой.
На следующее утро после посещения Вестминстерской галереи Джил, как обычно, стояла на ступеньках дома и выслушивала последние наставления мужа перед уходом в госпиталь.
— Если позвонит доктор Ферлоу, то пусть свяжется со мной около двух часов в медицинской школе. Я хотел бы поговорить с ним лично.
— Ферлоу, — повторила Джил, стараясь запомнить это имя.
— Кто-нибудь еще может сюда позвонить?
— Надеюсь, что нет. Если только молодой человек, с которым мы познакомились вчера, не захочет договориться о встрече. Но с этим ты и сама сможешь управиться.
— Ты имеешь в виду Тома Драммонда?
— Его так зовут?
— Да. Хотя не думаю, что мы его снова увидим. Похоже, что для него эта встреча ничего не значит. Очевидно, двенадцать гиней от голода его не спасут.
— Даже при теперешних ценах эти деньги для любого окажутся неплохим подспорьем, хотя бы и временным.
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. Непохоже, чтобы он очень нуждался в деньгах.
— Если принять во внимание расходы на кисти и краски, то и двенадцать гиней могут кое-что значить.
— Ну, об этом нам пока ничего не известно. Мы только знаем, что он может рисовать.
— Тогда на карандаши и бумагу, если тебе так нравится.
— Не думаю, что он придет.
— Вчера это было не так. Ставлю шиллинг, что он появится у нас уже сегодня вечером.
— Договорились.
Дэвид поцеловал жену, спустился по ступенькам и направился к конюшне, где он держал свою машину, а Джил вернулась в дом. Ей хотелось бы иметь побольше уверенности в том, что она сможет выиграть пари у мужа. Ему бы это пошло только на пользу, а молодой человек был очень рассержен, когда они вчера расставались в холле галереи. Правда, именно тогда она была уверена, что еще увидит его в следующий раз. В глубине души она не изменила своего мнения. Вероятно, Дэвид догадывался об этом, и как это было похоже на него, хотел поймать ее на неискренности.
Утро прошло спокойно. Джил посчастливилось сохранить у себя служанку еще с тех счастливых довоенных лет, полных домашнего уюта и комфорта. С ними осталась няня, ухаживавшая за ее детьми. Она была ей опорой и поддержкой в трудные военные годы и так и осталась верна им, хотя обещанная служанка так и не появилась. Дети выросли и разъехались по учебным заведениям, даже маленький Пит уже заканчивал подготовительную школу. Няня официально уже отошла от дел, но все еще активно помогала ей по хозяйству и опекала приходящую по утрам служанку. Каникулы проходили более оживленно. Сюзанна, работавшая в Кембридже над диссертацией по истории, оказывала положительное влияние на младшего брата и сестру, и ей удавалось предотвратить в доме полный хаос, а старший сын Николас, студент медицинского института, разумно избегал появляться в госпитале своего отца и жил в общежитии больницы Южного Лондона.
Доктор Ферлоу, о котором Дэвид предупреждал перед своим уходом, наконец позвонил и был переадресован в госпиталь Святого Эдмунда. После этого Джил отправилась за покупками и к обеду уже вернулась домой. Няня сказала ей, что в ее отсутствие больше никто не звонил, и она почти почувствовала себя победительницей. После полудня она направилась поработать в саду, который представлял собой узкую, но довольно длинную полоску позади дома. Во время войны половину его они заняли под выращивание овощей, но этот патриотический порыв оказался довольно неблагодарным занятием, и при первой же возможности кусты роз снова заняли свое место, появился газон, а в дальней части сада появились цветущие кустарники, которые почти не требовали ухода.
В половине пятого с раскрасневшимся от холодного мартовского ветра лицом Джил вернулась домой выпить чаю. Несмотря на одетые перчатки, после обрезки кустов роз ее руки были исцарапаны, но проделанная работа принесла ей удовлетворение.