Касимов, между тем, в упор рассматривал самого Алика. Вообще-то, его звали Алишер, но старший сын стремительно обрусевших узбеков любил, чтобы его называли именно так. На лице этого худощавого, довольно рослого подростка были вполне заметные следы побоев: небольшой синяк под левым глазом, чересчур опухшие губы, и ссадина на скуле.
— И за что вас так хорошо прессовали? — поинтересовался он.
— Говорят, что он якобы машину у милиционера угнал, майора. Тот сильно так у нас во дворе ругался, бил его, и ногой, и руками.
— Даже ногами! — восхитился Марат.
— Да! — Алия просто подпрыгнула со стула. — Алик, покажи живот.
Алик нехотя встал, задрал майку. На теле действительно виднелись синяки, в районе солнечного сплетения и на животе.
— А кто его бил то? — не очень заинтересованным тоном спросил следователь.
— Демин, Демин такой есть. Участковый, майор.
— Знаю такого, известный грубиян.
— Вот-вот! Он теперь с нас требует деньги.
Это как-то даже обрадовало Касимова.
— Много?
— Десять тысяч. Так он тридцать запросил за свою паршивую «копейку», по десять с каждой семьи.
— Что, у Алика еще и подельники были? — понял по этим косвенным приметам Касимов.
— А как же, Вадик и Витя.
Касимов засмеялся. Два года он отвечал в прокуратуре за работу с подростками, так что все эти персонажи ему были известны.
— Вадик и Витя. Зяблов и Кулич. Троица первых в районе воришек и хулиганов в полном составе. Хорошо, пишите заявление. Только сразу тебе скажу, что дело это глухое, вряд ли наш самый справедливый советский суд даст ход этому делу.
В кабинет заглянул секретарь прокурора.
— Марат, там комиссия собирает всех наших. Через пятнадцать минут приходи.
За пятнадцать минут Алия успела надиктовать ему заявление, и Касимов пошел на собрание, не пообещав узбекам ничего хорошего. Но, через час он чуть не бегом вернулся в кабинет и, первым делом нашел заявление Турсуновой. Перечитав его, он довольно засмеялся. Быстро набросав несколько строчек в углу бумаги, он вернулся к секретарю, и попросил зарегистрировать заявление. После этого он прорвался к Малиновской, что было совсем непросто. Проверяющие, обложив ее с двух сторон, методично листали дела, и время от времени задавали соответствующие вопросы. Именно в паузу между ними Касимов и подсунул Ольге Леонидовне направление в суд. Она не успела толком разобраться в тексте постановления, когда один из проверяющих задал ей очередной вопрос: — А почему у вас так много отказов в возбуждении уголовного дела за прошедший месяц?
— Разве? — спросила Ольга, машинально ставя свою подпись на бумаге Касимова.
— Да, в мае было десять отказов, в июне уже пятнадцать.
Через полчаса синяя «десятка» следователя остановилась рядом с домом Турсуновых.
— Вы побои с вашего мальчика снимали? — спросил Марат удивленную таким визитом Алию.
— Нет еще.
— А что вы ждете?! Скоро эти синяки совсем пройдут. Садитесь, я вас доброшу до поликлиники.
Пока доктора осматривали Алика, Касимов быстро записал показания младшего брата Хакима, или, как его звали на улице, Коли. После больницы Марат помчался к Зябловым, потом в семейство Кулич. Еще через два часа Касимов был в суде. Виктория Александровна Сычугина, мослистая женщина лет сорока пяти, с истеричным лицом вечно одинокой женщины, быстро прочитала все что, было написано в предоставленных им бумагах, выслушала объяснение следователя, и подмахнула его заявление.
— Ну, Маратик, если ты сумеешь дожать это дело, то ты подсидишь не только Малиновскую, но и Кудимова, — на прощание сказала она.
Подследственный Николай Тараскин измучил своих следователей и замучился сам. Ему уже не удавалось на ходу придумывать какие-то новые версии своих отношений с Александром Заблудным, он просто талдычил одно и тоже: — Я отдал ему машину, а что было позже — меня не колышет.
К вечеру в кабинете появился Колодников. Андрею все же удалось вырваться домой, отоспаться, помыться и побриться. К этому времени оставшийся за него Шаврин, а так же Зудов и Гусев перетряхнули квартиру Тараскина, но ничего похожего на улики они не нашли. Больше всего Алексей мечтал найти у Тараскина автомат, но в квартире подозреваемого было одно ружье, двустволка, старая, и явно давно не применяемая в дело. Шаврин надеялся, что обнаружит что-то в гараже Тараскина, но там так не было ничего.
— Если и был у него автомат, то он от него избавился, — подвел итог перемазанный сажей Шаврин. — Единственное что нашел, это остаток сгоревшей не до конца запаски, той самой, что прострелил Голод. Только это не «Мишлем», а, судя по остаткам надписи, это «Бриджстоун».
— Хреново, — согласился Колодников. От его подчиненного так знакомо пахло гарью, что Андрей смилостивился, и разрешил майору поехать домой. После этого он появился в кабинете, где допрашивали Тараскина. Сейчас там были трое: Шалимов, тот самый комитетчик Миша, по кличке «Бульдог», и сам Тараскин.
— Так куда ты девал автомат, Николай? — бархатным голосом спрашивал комитетчик.
— Нет у меня никакого автомата! И не было! — Надрывался Тараскин. Глаза у него были уже как у кролика, красные, с проявившимися по белку кровотоками.
— Ну, как это, не было? — вступил в разговор Шалимов. — Вы в среду на четверг с Заблудным ездили на рыбалку в район деревни Вознесенки. Вот показания Валентины Заблудной, — Шалимов поднял один из густо исписанных листков. — Это было?
Тараскин чуть подумал, потом согласился.
— Да, мы ездили с ним на рыбалку, и что в этом плохого?
— Во сколько вы вернулись в город?
Тараскин снова притормозил.
— В час.
Шалимов глянул в показания Валентины, и кивнул головой.
— Вы въехали в город через Силикатную площадку?
— Да.
— Тогда вы не могли не видеть милицейский патруль во главе с Голодом.
— Не было там никого.
Шалимов развел руками.
— Вот тут вот у вас алиби никак не получается. Наряд выставили в одиннадцать, после расстрела милиционеров следственная группа находилась там до шести вечера. В час вы бы просто наткнулись на массу машин, милиционеров. Там в это время даже три генерала были. Ну, никак вы не могли нас объехать. Не видел вас никто в это время! Врете вы все, дорогой мой!
Тараскин тут же выдвинул свою версию.
— Мы в городе были раньше, а так мы уехали с озер в десять.
— И где вы были все это время? До часу дня.
— В «Тройке».
— Это кабак на выезде из города? — переспросил для Бульдога Шалимов. Сам то он это место знал прекрасно. — И что вы там делами?
— Что там можно делать?! — окрысился Тараскин. — Не книжки читали, само собой.
— А без вот этих, — Бульдог изобразил руками нечто округлое, — кульбитов вы можете сказать что-то конкретное? А то дело-то у вас совсем плохо, Тараскин. Лучше бы вам не кочевряжиться.
— Пили мы там. Так хорошо пили, что до сих пор не знаю, как до дома доехали.
— По какому поводу была пьянка? — поинтересовался Колодников.
— По поводу состояния души. Рыбалка не удалась, вот мы и оторвались.
— Значит, вы отрицаете, что видели на перекрестке у сорок шестого километра майора Леонида Голода и двух его коллег?
— Да, не видели мы там никого.
— И вы не стреляли в них из автомата Калашникова? — настаивал Бульдог.
— Нет.
— А зачем вы тогда сожгли свою машину и убили своего друга Заблудного? — спросил Шалимов.
Тараскин вскочил на ноги.
— Я никого не убивал! — прокричал он.
— Ну-ну! Потише.
— Я никого не убивал!
Шалимов взглянул на часы.
— Пора, наверное, передохнуть. Да и подследственного покормить надо.
Как обычно, все это пришлось делать на деньги самих милиционеров. Пока Тараскина кормили обедом на заказ из дешевенького ресторана, следователи в соседнем кабинете ели пирожки и пили горячий чай.
— Что-то тут не сходится, — сказал Шалимов.
— Что именно? — не понял Колодников.
— Ну, в этом деле с расстрелом наших парней.
Бульдог с ним не согласился.
— Наоборот все сходится. Они были на озерах в этот день, это раз. Возвращались этой дорогой в это время — два. Машина у них внедорожник — это три. От автомата они избавились, а потом Тараскин решил избавиться и от своего подельника. Понял, что они вляпались в слишком крупное дело. Не зря же он сжег свою машину. Телку какую-то даже не пожалел, придушил, лишь бы себе алиби сделать.
— Мне тоже кажется, что это он замочил своего дружка, — согласился Колодников. — Только почему?
У Бульдога Миши был ответ и на этот вопрос.
— Потому, что тот был готов его сдать. Если за рулем машины сидел Заблудный, то стрелял Тараскин. Или наоборот: Голод остановил их машину, за рулем уже лишенный прав Тараскин, майор высказывает ему свои претензии, происходит сцена у фонтана. Тараскин со злости вытаскивает автомат и всех их кладет. Потом они срываются с места. Заблудный уговаривает его пойти и сдаться, но ему то светит только несколько лет, и может даже условно. А Тараскина греет пожизненное. Вот он его и придушил.
