— Не женись на красивой актрисе, и никаких проблем. Спасибо, что пришел. Звонок организовал убийца, выстрел под объявление по радио. Соберешь группу, обговорим детали. Ты мне надоел, у меня работа.
* * *
Станислав, Нестеренко и Котов приехали в Шереметьево за час до назначенного срока. Прохаживаясь по залу прилетов, оперативники пытались вычислить убийцу заранее, но зал был велик, людей слишком много, огромное количество встречающих, то есть людей, праздно шатающихся.
— Гриша, определи наилучшую позицию для стрельбы, — сказал Станислав.
Котов долго ходил, поглядывая на Станислава, который изображал Гурова. Никакой позиции Котову найти не удалось, о чем он и доложил:
— Люди перед щитом двигаются непрестанно. Выход у преступника один: он должен пройти мимо Льва Ивановича в метре.
— И прокатить тележку с багажом, — добавил Станислав.
* * *
Робер вошел в зал прилета минут за сорок, сел в кресло, начал приглядываться к окружающим. Гуров явится, сомнений нет, а вот один или с опергруппой, большой вопрос. Постепенно убийца стал успокаиваться, так как пришел к выводу, что у него имеется прекрасная возможность выстрелить и сразу же спрятать пистолет среди сумок, которые непрестанно провозят мимо.
Вся операция могла запросто сорваться, ведь Робер видел Нестеренко и Котова выходящими из дверей жэка. Он и в зале мазнул взглядом по Котову, как и по тысяче других людей. Сидя на скамейке, Робер видел лишь фигуры, а лица лишь мельком, в профиль. Расстояние было значительное, да еще чертовы очки, пусть и с простыми стеклами, а мешают. В общем, убийца оперативника не узнал, тем более что Гриша при своей внешности походил на мента, как вождь на плакате на вождя в жизни.
Робер сидел в первом ряду кресел, которые были поставлены вдоль зала непосредственно напротив доски объявлений, и ждал появления жертвы.
* * *
Гуров вошел в зал без пяти минут двенадцать с роскошной розой в руке и неподдельным напряжением на лице. Как он ни заставлял себя расслабиться, ничего не получалось. Когда он увидел толпы людей, которые бросались от одного выхода к другому, он понял всю беспомощность своих товарищей, и его напряжение неожиданно спало. Он понюхал розу, даже улыбнулся. Пистолет сыщик умышленно с собой не взял, стрелять на расстоянии было безумием, а если киллер обрисуется рядом, так никаких захватов, элементарный бросок в ноги. Ребята рядом, они не подведут. Гуров встал не под щитом, а чуть в стороне, оперативникам так будет проще.
Станислав увидел друга сразу и матюгнулся по поводу розы, которую они не оговаривали. Роза была яркая и шикарная, обращала на державшего ее мужчину внимание. Он не может, как люди, взять в руку букет, быть похожим на других. Станислав помог женщине с детьми перетащить баул к эскалатору — дама спутала зал прилета и отлета, — а затем нахально встал в трех метрах от Гурова, хоть и понимал, что пулю все равно не обогнать.
Нестеренко увидел начальника, опустил руку в боковой карман, сжал рукоятку пистолета, но вскоре был вынужден оружие отпустить, а мокрую от пота ладонь вытереть о штаны. В глазах рябило, начинала болеть голова.
Котов не стоял на месте, а ходил взад-вперед, останавливал мужчин, заглядывал в лицо, извинялся.
Два носильщика катили перегруженные тележки от одного выхода к другому, а семенящая рядом дама натужно кричала:
— А я говорю, через другие двери нельзя. Меня встречает шофер, мы договаривались!
Робер понял, что лучше момента не представится: объявления следовали одно за другим, баба орала зычным голосом. Убийца поднялся, пошел рядом с тележкой прямо на Гурова, который, беспечно улыбаясь, смотрел на происходящее вокруг и нюхал свою розу.
На Робере была свободная куртка с большими карманами, в правом лежал пистолет.
Левой рукой он придерживал верхнюю сумку, лежавшую на тележке, правую опустил в карман, сдвинул предохранитель.
Между Робером и Гуровым оставалось шагов пять, не более.
“Стрелять только в живот, — думал убийца, — разрывная пуля не оставит ему ни одного шанса, оружие из кармана не вынимать”. Глушитель, шум зала, вопли женщины, радио — никто не услышит, ничего не поймет. Упал мужик, ну и что, может, он пьяный. Пистолет сразу же сунуть между сумками и от тележки отстать. Робера охватило знакомое чувство удачи. Ему непреодолимо захотелось посмотреть в лицо жертве. Он поднял голову, увидел голубые прозрачные глаза и не успел даже поднять в кармане ствол.
Все произошло мгновенно. Гуров нырнул Роберу в ноги, как пловец ныряет с тумбочки в воду.
Какой-то парень — это был Котов — мертво вцепился в локоть правой руки Робера. Сзади его ударили по голове, и киллер потерял сознание.
Лишь несколько человек, находившихся рядом, обратили на происходящее внимание, лишь один заметил блеснувшие наручники.
Жизнь в зале прилетов аэропорта Шереметьево бурлила и шумела как обычно.
— Нормально, Лева, — равнодушно произнес Орлов, не выдержал и улыбнулся. — Пустая трата времени, но наверняка ты захочешь с ним поговорить. На разговоры, пьянку и сон даю сутки. Надо работать, братец! Рад, что ты снова в форме, вечером загляну. — Он глянул на стоявшего рядом Станислава, улыбнулся, даже подмигнул ему.
— Раньше давали медали, часы или оклады, — рассуждал Станислав, входя следом за Гуровым в кабинет. — Сегодня подарили улыбку. Девальвация.
Котов и Нестеренко сидели на своих местах.
— Ребята, нам дали сутки, — весело сказал Гуров. — Значит, завтра, в двенадцать. Валентин, у тебя не кулак, а паровой молот.
Внешние проявления чувств в группе были не приняты, но оперативники двинулись на выход. Каждый молча и коротко обнял Гурова. Они на всю жизнь запомнили свое состояние в последние минуты ожидания и не могли даже представить, как чувствовал себя старшой, нюхая свою розу.
* * *
Задержанному “откатали” пальцы, установили, что это не кто иной, как Носик Сергей Сергеевич, год его рождения и биографию до первого и единственного ареста. Ему предъявили обвинение за хранение огнестрельного оружия, арестовали.
Кабинет для проведения допросов в любом изоляторе незатейлив. Маленькая комната, на окне решетка, стальная дверь с “глазком”, стол и два стула, привинченных к полу.
Гуров рассматривал преступника с нескрываемым интересом. Арестованный тоже поглядывал на мента с любопытством. Как ни странно, первые слова произнес арестант.
— С виду ничего в тебе особенного не вижу, разве только на мента ты совсем не похож.
— Вы тоже обычно выглядите, биография к вашей внешности не прикладывается, — ответил Гуров. — Искали мы встречи друг с другом, искали, а нашли, так сплошное разочарование. Жизнь нас часто обманывает. Просьбы, жалобы?
— Нормалек. В камере я разобрался. Видно, стар стал, “наседку” вашу не распознаю. — Преступник вздохнул. — Полагаю, зря вы его кормить не станете, значит, днями он нарисуется. Как обычно, удавим.
— Не знаю, как вы жили обычно, но убежден, что теперь станете жить иначе, — сказал Гуров и тоже вздохнул. — Обидно мне, вроде сам я, заслуженный-перезаслуженный, киллеров в своей жизни видел. А такого неумеху встретил впервые. По вашему раскладу, так в Шереметьеве, будь я там даже и один, вы бы меня не “взяли”. Полтинник? Былая слава? А на сегодня лишь дерьмецо. Ни ума, ни физики, одно слово — пенсионер.
Преступник покраснел, даже привстал, но потом сел и ухмыльнулся.
— Провоцируете? Статья слабенькая. Хотите изувечить? За дверью три амбала в кирзачах и с дубинками.
— Могу позвонить, показать коридор, да много чести. — Гуров отодвинул лежавший перед ним протокол допроса. — Неосмотрительно и наплевательски по отношению к семье. Графиню вашу проверили, за ней чисто. Надеюсь, вы ей оставили на хлеб, сын ведь расти будет. К гостиницам и иностранцам ей идти поздно, а вокзал есть вокзал. Два года, которые вы себе прикидываете, детская глупость. Но это другой разговор, и следователь прокуратуры вам объяснит.
— Вы, господин полковник, забываетесь. С вами я промазал, верно, но мозги у меня в порядке.
— Предлагаю прямую сделку. Устно, никто ничего не пишет.
— Ну-ну, интересно, у меня таких разговоров не случалось. — Робер даже сел поудобнее.
— Вы в зону надолго, а супруге с сыном жить. Так что прежде, чем отказываться, подумайте.
— Давай, мент, не тяни!
— Сергей Сергеевич, мы вроде уже выработали уважительный стиль разговора.
— Виноват, Лев Иванович. Виноват. Слушаю.
— Нормальная сделка. Вы мне отдаете Бориса Вагина, я устраиваю вашу супругу, Туполеву, на приличную работу, где ей будут платить деньги и не тащить на диван.
— Кого отдаю, фамилию не запомнил? — киллер приложил ладонь к уху.
— Взрослый человек, а кривляетесь. Стыдно. — Гуров демонстративно убрал протокол допроса в стол. — Я же сказал: устно. Если вы подозреваете, что разговор записывается, должны знать, что прокуратура у меня пленку не примет. Да и сказать-то вам следует лишь два слова: да, Вагин.
