— Что за кафе?
— «Ласточка», около Курского вокзала.
— Вот оно что! С кем же он вас там познакомил?
— Сначала с официанткой одной. Зоя зовут. Красивая такая. Зубков потом мне сказал… — Игорь внезапно умолк, пристально разглядывая носки своих ботинок.
— Что сказал?
— Что я ей понравился, — заливаясь краской, ответил Игорь.
— Она что же, вам свидание назначила?
— Виделись один раз. Больше не пошел. Примитивная девчонка. Все «хи-хи-хи», «ой, умираю». В общем дура. И потом… неприятно с ней.
— Так, понятно. А больше Зубков ни с кем вас там не знакомил?
— Знакомил, как же, — Игорь понизил голос: — С Папашей.
— Расскажите подробнее, — насторожился Костя. — Это очень важно.
— Понимаю. Только я здорово выпил в тот вечер.
— Не запомнили?
— Как так не запомнил? Запомнил. Такое, знаете, на всю жизнь запомнишь, — голос Игоря задрожал.
И он рассказал. Поздно вечером к их столику подсел какой-то старик. Он принялся участливо расспрашивать Игоря, сочувствовал и даже уговорил взять триста рублей. Игорь только настоял, чтобы старик принял расписку и, не задумываясь, обещал выполнить его просьбу — узнать, когда переезжают на дачу их соседи по дому Шубинские, остается ли кто-нибудь на лето в их квартире и когда уезжает в командировку сам Антон Захарович.
Через несколько дней Игорь выполнил поручение и, обрадовавшись легкости, с какой ему достались деньги, теперь уже сам предложил свои услуги: он решил больше не брать у отца ни копейки. Конечно, он подозревал что-то неладное, но трусливо гнал от себя эту мысль. Какое ему дело? Он не совершает никаких преступлений. Вскоре Игорь понадобился, чтобы спрятать чемодан. Он сам не знает, что в нем было, но за это он получил от Папаши двести рублей.
— Что было дальше?
— Я уехал с родителями на юг на все лето. Ну и думал, больше Папашу не встречу. Бояться я стал. Чувствовал, в грязное дело влип. Но не тут-то было. Он позвонил и на дачу меня повез.
— Зачем же поехали?
— Грозился. Это, знаете, страшный человек. Убить может. Не сам, конечно. Зубков рассказывал: одного они убили, отделаться от них хотел.
— Зачем ходили в цирк?
— С Папашей там встречался. Он велел сведения об одной семье собрать. Наши знакомые.
— Собрали?
— Нет, не успел, сегодня должен был передать.
— А, черт! Так вы не пошли на свидание? — резко переспросил Костя.
— Не пошел. Вы мне помешали, — растерялся Игорь.
— Скажите адрес, где вас ждал Папаша?
Игорь без запинки назвал адрес.
— Мы там раза три уже встречались, — добавил он.
Гаранин записал.
Игорь не сказал Гаранину, что с тех пор, как встретил Папашу, он потерял всякий покой. Часто просыпался он среди ночи, долго лежал с открытыми, полными ужаса глазами и думал, что же будет с ним. Тяжелые, мрачные мысли приходили ему на ум, и он с тоской мечтал о таком человеке, которому можно было бы все рассказать, который бы все понял и сказал, как жить дальше. И сейчас ему вдруг показалось, что он встретил, наконец, такого человека.
Допрос был окончен. Игорь нервно подписал листы протокола и умоляюще сказал Гаранину:
— Теперь моя судьба в ваших руках. Только не выдавайте меня — убьют.
— Можете быть спокойны, — ответил Костя и скупо улыбнулся. — Вас никто не убьет. И больше не думайте об этом. Становитесь артистом. Только настоящим. Точно говорю — получится.
— Спасибо, товарищ Гаранин. Я стану, — весело откликнулся Игорь. — За все спасибо.
— Но предупреждаю, — снова посуровел Костя, — будьте честны и в большом и в малом. Мы теперь с вас глаз не спустим. И больше ничего не простим.
Игорь чуть заметно побледнел…
В тот вечер сотрудники отдела собрались в кабинете Зотова. Гаранин подробно доложил о результатах допроса. Потом внимательно прочли протокол.
— Так, — с удовлетворением произнес Зотов, снимая очки и по привычке потирая голову. — Операция кончилась успешно. Думаю, и парня вытянем. А теперь пойдем дальше. Займемся явочной квартирой этого Папаши. Дело, друзья мои, становится горячим.
Саша Лобанов шел по улице Горького. Было начало декабря. В голубом, не по-зимнему ясном небе сияло солнце. Выпавший ночью снег растаял, дворники давно смели его с тротуара и мостовой. Было тепло и сыро.
Саша миновал площадь Маяковского и, не доходя немного до Белорусского вокзала, свернул в один из переулков. Вскоре он остановился перед большим угрюмым зданием, которое было построено, вероятно, еще в начале века и принадлежало к так называемым доходным домам.
Саша толкнул тяжелую темную дверь и вошел в полумрак просторного вестибюля с потускневшими от времени зеркалами на стенах и пустой решеткой лифтовой шахты рядом с широкой темноватой лестницей, ступени которой, неровные, выщербленные, указывали на почтенный возраст постройки. По другую сторону лифта узкая лесенка вела вниз, к двери с надписью «Домоуправление». Саша пошел туда. Он очутился в узком длинном коридоре, по концам которого виднелись две двери. Саша в нерешительности остановился, не зная, куда идти дальше. В этот момент одна из дверей открылась, и оттуда выбежали двое мальчуганов. Пальто и шапки их были в земле, лица довольно сияли. Это были первые люди, которых встретил Саша в этом большом угрюмом доме.
— Ребята, где здесь домоуправление?
— Вот оно, — указал один из них на противоположную дверь.
— А вы откуда появились такие красивые? — полюбопытствовал Саша.
— Из чуланов, — охотно ответил один из мальчиков.
— Мы туда экспедицию снарядили с фонарями, веревками и запасом пищи, — подхватил второй.
— Что же такое эти чуланы?
— У, это целый подземный лабиринт. Один ход ведет чуть не на два километра. А по бокам угольные ямы и еще что-то. Даже довольно страшно для неопытных людей.
— Ну, вы-то, по-моему, люди опытные.
— Еще бы, все лето изучали, даже план составили, — важно объявил один из мальчиков. — Один раз вот он, Володька, в яму сорвался, мы его на веревке вытаскивали.
— А тебя как зовут?
— Меня? Шурик. Мы с ним соседи, из двадцать седьмой квартиры.
— Ох, попадет вам от матерей за такой вид, товарищи исследователи, — покачал головой Саша. — Ну, желаю успеха!
Контора домоуправления помещалась в небольшой комнате. За одним из столов склонилась узколицая, бледная девушка в темном платье, быстро пересчитывая какие-то квитанции. На обтрепанном диване сидели, покуривая, двое мужчин в ватниках. Остальные три стола были свободны.
— Здравствуйте, — сказал Саша и, подойдя к девушке, спросил: — Вы делопроизводитель?
— Да. А вам что угодно?
— Из собеса я к вам, — равнодушным тоном ответил Саша и полез за удостоверением. — Хочу тут кое-кого из наших подопечных проверить. Попрошу домовую книгу.
Девушка проверила удостоверение и кивнула головой на соседний стол, где лежали большие, обернутые в голубую бумагу с белыми этикетками книги.
— Пожалуйста. Вам по какому дому?
— Ну, хотя бы с этого начнем. — Саша указал пальцем на потолок.
Он расположился за одним из свободных столов и, вынув из кармана помятую тетрадку, раскрыл первую страницу книги.
Саша старательно выписывал фамилии пенсионеров, пока, наконец, не дошел до интересовавшей его квартиры. Ха! И тут пенсионеры. Очень интересно. В квартире живут всего четыре человека. Валевская Полина Григорьевна, год рождения 1887, пенсионерка, в этом доме проживает с 1925 года. Она на свою площадь временно прописала Светлову Екатерину Васильевну, год рождения 1932, студентка, учится в Московском авиационном институте. Так. А вот и он, субчик. Фамилия Купцевич, Яков Федорович, год рождения 1914, тоже, оказывается, пенсионер, нигде не работает, проживает в этой квартире с 1949 года. Наконец его жена Сычева Антонина Павловна, год рождения 1912, парикмахерша. Вот и все население квартиры.
Саша кончил писать, возвратил книгу и, простившись, вышел. В подъезде он остановился, закурил и задумчиво поглядел на свое отражение в одном из потемневших зеркал. Подъезд, как и раньше, был пуст. Высоко, у самого потолка, тускло горела единственная лампочка.
Квартира, где жил Купцевич, оказалась на первом этаже. Дверь открыла высокая полная старуха. Правильные, сейчас оплывшие черты лица ее, черные брови и большие выразительные глаза говорили о былой красоте. На плечи ее был накинут старый, красивого рисунка пуховый платок.
— Вы будете Полина Григорьевна? — спросил Саша.
— Я самая и буду, — ответила старуха неожиданно низким голосом. — А вас ко мне кто ж прислал?
— Я из собеса, Полина Григорьевна. Хочу побеседовать с вами, как живете, в чем нуждаетесь?
— Очень тронута, — обрадовалась та. — Проходите, проходите, детка, прямо ко мне. Милости просим.
