Постояв некоторое время на лестничной площадке, мы с Васильковым приняли единственно возможное в такой ситуации решение — съездить в местный убойный отдел. Там мы сможем узнать обстоятельства смерти Наташи Хворостовской — конечно, при условии, что она убита на территории того района, где жила. В противном случае придется рыться в сводках.
В местном убойном нас встретили без особой теплоты и просветили, что труп Хворостовской был обнаружен в прошлом году на пустыре, на окраине района. Смерть наступила от ножевого ранения в спину; на руках были повреждения — полосовидные ссадины запястий. Были и следы сексуального насилия, по которым эксперты смогли высказаться о группе крови насильника.
— А версии какие? — поинтересовался Васильков у пожилого спокойного начальника убойного отдела, и тот пожал плечами.
— А какие версии? Случайный маньяк, выследил и напал.
— А были аналогичные случаи? — встряла я, и начальник убойного снова пожал плечами.
— Нет. У нас в районе аналогичных случаев не было. Нашу местную гопоту мы всю перетрясли, клянутся, что ни при чем.
— А ее знакомые? — этот вопрос мы с Васильковым задали почти одновременно.
— Глухо.
— Когда это было? — уточнила я, доставая из сумки распечатку телефонных звонков “Александра Петрова”. Начальник убойного полез в сейф за толстым журналом, сверившись с которым, назвал мне ту же дату, когда “Петров” звонил домой Наташе. В двенадцать он позвонил ей, а труп нашли около восьми вечера.
— Елки-палки, да что ж это такое? — возмутилась я. — Каждый Божий день узнаем про его новые деяния, а к нему самому не приблизились ни на шаг.
Вот тут начальник убойного оживился.
— А что, у вас что-то есть? — стал он заглядывать нам в глаза. Мы вкратце ввели его в курс дела, но то, что он услышал, его совсем не обнадежило. Он-то рассчитывал, что у нас в кармане готовый подозреваемый, которого надо всего лишь за уши подтащить к проверке группы крови, и дело в шляпе. А у нас была только масса разноречивых сведений, про то, что и Петров он, и не Петров, и с кольцом в губе, и без кольца, и что он студент медицинского института… А чем студент-медик может быть полезен коммерсантам из фирмы “Олимпия”? Бред какой-то. Чему верить? Наверное, только тому, что кроссовки у него сорок второго размера.
Ехать так же нахрапом ко второй девочке, чей телефон отметился в списке “Петрова”, мы не решились. Коленька попросил разрешения позвонить, местный начальник подвинул к нему телефонный аппарат, Коленька нажал кнопочку громкой связи, благодаря чему я могла слышать весь разговор, и набрал номер.
Там ответили сразу, усталый мужской голос сказал:
— Вас слушают.
— Добрый вечер, — заговорил Коленька в своей обаятельной манере, — а можно Настю?
На том конце провода воцарилось такое молчание, что нам всем стало не по себе.
— А… А кто ее спрашивает? — задохнувшись, наконец спросил мужской голос.
— Э-э… Это из милиции, — решился Коленька сказать правду, но привело это совсем не к тому эффекту, на который он рассчитывал.
— Это подлая шутка, молодой человек, — горько проговорил мужчина и разъединился. Коленька растерянно смотрел на телефонную трубку, издающую короткие гудки, потом осторожно положил ее на аппарат. Но справился с замешательством, взял у хозяина кабинета справочник и стал набирать номер отдела по раскрытию умышленных убийств того района, где проживала искомая Настя.
— Нет, у нас такого убийства нет, — сказал Василькову дежурный опер, и мы слегка воспряли духом, но оказалось, что рано. Дежурный оперативник посоветовал Василькову позвонить в отдел розыска, потому что вроде бы краем уха слышал про розыскное дело на несовершеннолетнюю Полевич Анастасию.
В розыскном отделе действительно имелись материалы по Насте Полевич. Пятнадцатого августа прошлого года отец Анастасии заявил в милицию об исчезновении дочери, которая не вернулась с занятий по музыке. Через неделю, поскольку девочка так и не нашлась, было заведено розыскное дело, которое так и валяется без движения. Слава Богу, — порадовался собеседник Василькова, — что прокуратура не возбудила убийства, они любят это делать ни на чем, по каждому пропавшему убийство возбуждать и портить статистику. А папа Насти оказался дядькой неконфликтным, максимум на что способным — так это заходить раз в месяц к ним в отдел и интересоваться, нет ли каких вестей. Может, все бы иначе повернулось, если бы была жива мама Насти. Но она умерла от рака несколько лет назад, Настя жила с отцом; в принципе, насколько это было известно, была девочкой домашней, из дома в школу, из школы домой. Правда, два раза в неделю ездила к учительнице музыки на станцию метро “Звездная”…
— Коленька, спроси про приметы девочки, — пихнула я в бок Василькова, увлеченного разговором, и Коленька послушно попросил розыскника посмотреть перечень примет. Что ж, рост сто пятьдесят три сантиметра, телосложение плотное, лицо круглое, волосы светло-русые, длинные, вьющиеся…
— Что ж, мне еще два дела к производству принимать? — обреченно задала я вопрос в пространство, после того как Васильков закончил разговор с коллегой.
— Что? — очнулся от своих дум Васильков. — Слушай, надо “Звездную” обкладывать. Уж слишком часто это место у нас упоминается.
— Коленька… А где твои старьевщики шмотками торговали? — вдруг осенило меня.
— Где? У них была точка около метро “Пионерская”, еще возле метро “Выборгская” подвальчик… Ты думаешь?..
— Ага, — подтвердила я. — Проверь-ка. А меня отвези в прокуратуру. Мне надо подумать.
Мне действительно надо было подумать. Информации накопилось уже столько, что она не держалась в голове. Вся эта ситуация напоминала мне бесконечную ленту из платков, которую вытаскивает из своего кармана фокусник: сначала он робко, как бы сам удивляясь, извлекает один платочек, за ним тянется другой, потом третий, темп нарастает, в конце концов фокусник начинает двумя руками быстро-быстро выбрасывать фонтан из разноцветных лоскутков, а они все не кончаются, образуя пестрый спутанный клубок. Вот так и у нас фонтанируют все новые и новые случаи, и проверка одних фактов тянет за собой другие, а ситуация не проясняется, только еще больше запутывается.
Мне хотелось закрыться в кабинете, отключить телефон, сесть за стол, написать на листе бумаги все, что нам удалось узнать, и попытаться как-то систематизировать эти знания.
Пока я поднималась по лестнице в прокуратуру, этот лист бумаги уже стоял у меня перед глазами и заполнялся сведениями. Я и так представляла, что некоторые факты сами собой сбиваются в кучки. Например, все, что связано со станцией метро “Звездная”: скорее всего, именно там преступник купил себе кроссовки, и скорее всего, там пересеклись его пути с Настей Полевич. А может, и не там? А просто он привез Настю в знакомое ему место? И ее труп покоится где-то в районе “Звездной”? Что еще? Еще голос преступника, который услышала Люда Ханурина именно там, возле станции метро “Звездная”. Немало.
Дальше — “Александр Петров”. Его имя — в записной книжке погибшей Кати Кулиш. Его имя — в документах из офиса фирмы “Олимпия”. Это один и тот же человек, поскольку имя его и там, и там написано одним и тем же почерком. Этот же человек связан с погибшей от ножа преступника Наташей Хворостовской и пропавшей Настей Полевич — он звонил им. Причем звонил как раз накануне убийства одной и исчезновения второй. Тоже немало. (Что-то мне тут не нравится, именно в этом пункте, что-то беспокоит. Но что, я никак не могу понять; может быть, надо посидеть некоторое время над записями, просто посмотреть в них, и я пойму, что тут не так…)
Дальше — парень, пристающий к девушкам на пляже Курортного района. Его тоже зовут Сашей, и приметы его совпадают с приметами парня, забравшего из дома Вараксина. Он ведет разговор про колготки, и это совпадает с действиями преступника по отношению к Кате Кулиш и Зине Коровиной. В свою очередь, колготки, снятые с трупов, опознает сожительница убитого Вараксина — Люда Ханурина, опознает как колготки, которыми торговал Вараксин со товарищи. В машинах Вараксина и Шиманчика — кровь женщин; труп Шиманчика обнаружен на пляже Курортного района, как раз там, где летом неизвестный Саша приставал к девушкам. Круг замкнулся. Понять бы еще, какова во всем этом роль торговцев секонд-хендом…
Воспользовавшись тем, что в коридоре прокуратуры никого не было, я прошмыгнула к себе и заперлась изнутри. Отключить телефон я не успела, он тут же стал заливаться противным трезвоном, и заливался беспрестанно.
Я села за стол, разложила перед собой бумажки, накопленные с того момента, как к нам в прокуратуру привезли уголовные дела по факту смерти Кати Кулиш и бизнесмена Вараксина, заткнула уши и посидела так некоторое время. Было неудобно, потому что руки были заняты, переворачивать бумажки было нечем. Только я отняла руки от ушей, как телефон смолк, зато в дверь сначала задергались, потом забарабанили. Я затаилась, как партизан, но на пятой минуте не выдержала, подошла к двери и распахнула ее.
