— Он летит этим самолетом — и точка.
Райм прищурился:
— Далеко ли мы продвинулись по цепочке доказательств, Закс?
— Есть еще С-4.
— Вот именно. Судно было взорвано гексогеном. ФБР отследило взрывчатку до северокорейского торговца оружием, который регулярно поставляет его... угадайте, куда? На базы Народно-освободительной армии, расположенные в Фуцзяни. Дух получил С-4 от тамошнего правительства. Далее — телефон. Закс нашла его на берегу. Не простой — правительственный, спутниковой связи.
— Фургоны, Райм, — напомнила Закс.
Райм кивнул.
— Посмотрел я на нашу доску с уликами и понял — чего-то там не хватает. Где фургоны для иммигрантов? Мой знакомый из СИН объяснил, что наземный транспорт предусмотрен условиями сделки. Фургонов, однако же, не было. Почему? А потому, что Дух знал — иммигранты не доберутся до берега живыми.
Очередь на посадку таяла на глазах.
Уэбли из Госдепа наклонился к Райму и злобно прошипел:
— Вот здесь вы, мистер, зарвались. Сами не понимаете, куда влезли.
Райм посмотрел на него с напускным испугом:
— Ага, ничегошеньки я не понимаю. Я всего-то обычный криминалист. Мои знания страшно ограничены. Скажем, такими материями, как фальшивый динамит.
— Теперь моя очередь, — угрожающе произнес Деллрей.
Пибоди прочистил горло:
— О чем вы?
— О бомбе, которую подложили в машину Фреда. В ней был не динамит, а смесь смолы и опилок. Мой знакомый из СИН сообщил, что у них в конторе есть учебная взрывчатка, чтобы натаскивать новичков. Палочки в машине Фреда соответствуют образцам из учебного центра СИН на Манхэттене. А цифровой код детонатора совпадает с кодами тех, что СИН изъяла в прошлом году у русских нелегалов. — Райм с радостью заметил ужас в глазах Пибоди. — Я склонен считать, что вы захотели на время отстранить Фреда от дела.
— Но зачем?
Тут заговорил Деллрей:
— Затем, что я гнал волну. Сколотил спецотряд, а уж он зацапал бы Духа без всяких глупостей. Черт, я как думаю — для того меня и включили в команду. О нелегалах и аспидах я ни фига не знаю. А когда я договорился, что меня заменит наш спец, Дан Вон, — глядь, его сунули в самолет и отправили куда-то на запад.
— Фреда надлежало отстранить, чтобы он не мешал вам взять Духа живым и благополучно выпроводить в Китай, как предусмотрено соглашением между Государственным департаментом и Лином из Фуцзяни, — подытожил Райм.
— Я не знал об убийствах диссидентов, — выпалил Пибоди, — мне про это не говорили. Честное слово.
— Хэролд, — тихо, но угрожающе сказал Уэбли из Госдепа и, обратившись к Райму, заговорил, вкладывая в свои слова всю силу убеждения, на какую был способен: — Послушайте, даже если, подчеркиваю — если, тут что-то и правда, вы должны понять, что за всем этим кроется много больше, чем судьба одного человека. Дух разоблачен, теперь никто не станет нанимать его как аспида. Но если мы отправим его назад, китайцы будут довольны. А чем в Китае сильнее влияние Америки, тем лучше там обстоят дела с правами человека. Нам порой приходится делать трудный выбор.
Райм понимающе кивнул:
— Значит, вы хотите сказать, что это, в сущности, вопрос политики и дипломатии.
Уэбли из Госдепа улыбнулся, радуясь тому, что до Райма наконец-то дошло.
— Видите ли, — разъяснил криминалист, — политика, как и дипломатия, — дело сложное. А преступление — простое. Значит, так: либо вы передаете Духа нам, чтобы его судили в Америке, либо мы обнародуем информацию о том, что по политическим и экономическим соображениям вы отпустили на свободу серийного убийцу. А по ходу дела еще и совершили нападение на агента ФБР. Решайте сами.
— Не надо нам угрожать, — ответил Уэбли из Госдепа. — Вы всего лишь полицейские.
В аэропорту объявили, что посадка заканчивается. Теперь Дух по-настоящему испугался, на лбу у него выступил пот.
— А ты, Хэролд? — спросил Райм.
— Прости, — ответил Пибоди жалким голосом. — От меня ничего не зависит.
Райм едва заметно улыбнулся:
— Это я и хотел знать. — Он сделал паузу. — Том, будь добр, покажи ему наше рукоделие.
Помощник Райма вытащил из кармана конверт и передал Уэбли из Госдепа. Тот открыл. В конверте было письмо Райма Питеру Ходдинсу, журналисту-международнику из «Нью-Йорк таймс», с подробным изложением того, что Райм только что рассказал Пибоди и Уэбли.
Уэбли из Госдепа и Пибоди переглянулись, отошли в угол опустевшей посадочной зоны и принялись названивать по сотовым. Наконец разговоры по телефонам закончились, и Райм сразу получил ответ: Уэбли из Госдепа молча повернулся и зашагал по коридору в главный зал.
— Подождите! — крикнул Дух ему вслед. — Мы же договорились! У нас сделка!
Тот не обернулся, на ходу разорвал письмо Райма и бросил обрывки в урну.
Селлитто велел служащему закрыть выход на посадку. Мистер Куань не летит этим рейсом. Облаченные в форму полицейские взяли аспида под арест.
— Честное слово, я ничего про это не знал, — сказал Хэролд Пибоди. — Мне объяснили, что...
Но Райм устал. Не сказав ни слова, он легко коснулся пальцем подушечки управления и развернул свое кресло.
Спустя несколько дней Духу предъявили обвинение и отказали в освобождении под залог. Был оглашен внушительный список преступлений: ему инкриминировали убийство, нелегальный ввоз иммигрантов в страну и нападение с применением огнестрельного оружия. Капитану Сэню предоставили иммунитет от уголовного преследования по обвинению в нелегальной доставке иммигрантов. Ему предстояло выступить свидетелем на процессе Духа, а затем отправиться в Китай.
В спальне Райма Закс разглядывала себя в зеркале. Через час она должна была явиться в суд.
— Прекрасно выглядишь, — заметил криминалист.
На ней были свежевыглаженный синий костюм, белая блузка и удобные темно-синие туфли на каблуке, которые прибавляли ей роста до ста восьмидесяти пяти сантиметров. Рыжие волосы были красиво уложены на макушке.
Зазвонил телефон.
— Линкольн? — раздался в динамике женский голос.
— Слушаю, доктор Уивер, — ответил Райм нейрохирургу.
Закс присела на край инвалидной кровати.
— Я получила ваше сообщение на автоответчик, — продолжала врач. — У вас все в порядке?
— Все хорошо.
— Не смогли бы вы завтра подъехать ко мне для предоперационного осмотра?
Глядя Закс в глаза, Райм ответил:
— Я решил не оперироваться.
— Вы...
— Я отказываюсь от операции. Теряю взнос за палату, — пошутил он.
Короткое молчание, затем:
— Вы стремились к этому сильнее, чем любой из моих пациентов.
— Верно, стремился, но теперь передумал.
— Из-за того, что я не уставала вам повторять о серьезном риске?
Он посмотрел на Закс и сказал:
— Я вроде бы под конец решил, что операция мне не очень-то и поможет.
— По-моему, вы приняли правильное решение, Линкольн. Мудрое решение. Методика лечения травм позвоночника совершенствуется не по дням, а по часам. Мы вместе подумаем над альтернативами. Или как-нибудь просто мне позвоните.
— Хорошо, мне это будет приятно.
— Мне тоже, Линкольн. До свидания.
— До свидания, доктор.
В комнате повисло молчание. Наконец Закс спросила:
— Ты твердо решил, Райм?
Судьба делать вас такой, лоабан. Может, вы стал лучший детектив после этого. Теперь в ваша жизнь лад.
— Твердо, — ответил он.
Она сжала ему руку. Помолчав, Райм спросил:
— А ты, Закс, твердо решила, что хочешь именно этого?
Он кивнул на папку, которая лежала на столике, — досье с фотографией По И, записями показаний под присягой и какими-то казенными бумагами. На верхнем листе стояло: «Ходатайство об удочерении».
Она взглянула на Райма, и по ее глазам он понял — она тоже твердо решила.
В кабинете судьи Закс улыбнулась По И. Дитя-Сокровище сидела с ней рядом и играла с тряпичным котиком.
— Надеюсь, мисс Закс, вы понимаете, что слушается весьма необычное дело об удочерении, — заметила судья Маргарет Бенсон-Уайлз, плотная женщина, восседавшая за письменным столом манхэттенского семейного суда.
— Да, ваша честь.
— Объясните мне, как вам, простой девушке, удалось заручиться такой поддержкой городских властей?
Видимо, у Закс оказались хорошие гуаньси. Она похлопотала через Лона Селлитто, Фреда Деллрея и Алана Коу (которого не только не уволили, но продвинули на место досрочно подавшего в отставку Хэролда Пибоди) и всего за несколько дней обошла рогатки и подводные камни, какими чреваты большинство подобных дел.
— Вы знаете, что благополучие этого ребенка стоит на первом месте, — продолжала судья. — Если меня не убедят в том, что удочерение отвечает ее самым насущным интересам, я не стану подписывать документы.
