– Да пойми ты, мне нужно самому провести с ней беседу, и провести так тонко и грамотно, чтобы комар носа не подточил! От ее показаний сейчас зависит раскрытие всего дела. А при нас двоих она говорить не станет. Мне еще по дороге нужно тщательно продумать, как повести с ней разговор. И ты мне, пожалуйста, не мешай.
– Как же с! – склонился в дурашливом поклоне Крячко. – Понимаем-с, ваше высокоблагородие! Не извольте-с беспокоиться!
– Вот только не юродствуй, пожалуйста, – попросил Гуров, и они отправились обратно в Москву.
Лев всю дорогу был молчалив и сосредоточен. Крячко не доставал его, всем своим видом выражая, что ему интеллектуальных заморочек Гурова не понять, поэтому он, сиволапый, будет работать так, как привык. Лев прикрыл глаза и откинулся на спинку сиденья. В Москву они приехали в семь вечера. Официально их рабочий день уже закончился, но прекращать работу никто не собирался.
Разумеется, генерал-лейтенант Орлов тоже держал ухо востро. Он позвонил сначала Гурову, потом Крячко и спросил, чем занимается каждый из них. Услышав короткое «работаю!», Орлов приказал вечером явиться к нему в кабинет. Однако оба полковника отказались, сославшись на то, что работы по горло и у них просто не будет на это времени. Так как сыщики находились рядом, и каждый слышал разговор другого, то Крячко просто повторил то, что говорил Лев. Орлов, решив, что они сговорились, пообещал лишить обоих не только премии, но и зарплаты. Крячко от всей души пожелал ему доброго здоровья и убрал телефон в карман.
Возле управления Гуров и Крячко вышли из служебной машины и пересели каждый в свою, попрощавшись «до созвона». Станислав отправился по адресу Романенко, а Лев поехал к Марине Скворцовой, на улицу Уральскую.
В жизни Марина оказалась еще привлекательнее, чем на снимке. Очень симпатичная особа, с длинными, вьющимися спиральками волосами, спадающими на плечи и спину.
«Экая Златовласка! – подумал Гуров, невольно залюбовавшись ими. – А вот глаза глуповатые, хоть и красивые».
Марина смотрела на него вопросительно, стоя на пороге в коротком халатике, сильно оголявшем ее ноги. Ноги были гладкими и загорелыми.
– Вы ко мне? – наконец спросила она.
– Скворцова Марина Юрьевна? – уточнил Гуров, хотя сразу узнал ее.
– Да, – проговорила она высоким голоском. – Это я. А вы кто?
– Полковник Гуров, старший оперативный уполномоченный по особо важным делам Главного управления уголовного розыска Министерства внутренних дел России. – Гуров для вящего впечатления четко произнес свою должность и ведомство полностью, но не стал доставать удостоверение, будучи уверенным, что Скворцова даже не потребует его показать. Так и получилось.
– А… Что же полковнику понадобилось от меня? – Она удивленно заломила в высокую дугу изящные, чуть подкрашенные брови, запомнив из всей фразы только звание новоявленного гостя.
– Разговор есть, Марина Юрьевна.
– Долгий? – слегка насторожилась она.
– Зависит от вас. Он может быть и совсем коротким, если вы захотите разговаривать откровенно.
– Мне нечего скрывать от правоохранительных органов. – Марина улыбнулась, постаравшись, чтобы улыбка выглядела невинной и очаровательной.
– Отлично, значит, управимся быстро. Разрешите войти?
– Да, конечно! Извините меня, пожалуйста, я просто растерялась… – Она отступила на пару шагов, приглашая его в комнату. – Не нужно разуваться! – замахала руками, видя, что Гуров принялся расстегивать начищенные ботинки. – Ваша обувь чище, чем мои полы. К сожалению, я бываю такой лентяйкой! Но ведь от немытых полов еще никто не умер, правда?
Гуров понял, что Марина решила избрать такой стиль общения – очень любезный и доверительный, то есть приняла имидж этакой свойской девчонки. Видимо, она подумала, что, если станет вести себя именно так, то полковник и в самом деле поймет, что ей нечего скрывать, и очень скоро покинет квартиру, оставив ее в покое.
Квартирка была двухкомнатной, не очень большой. Откровенной грязи здесь не было, но легкий беспорядок все-таки наблюдался. Марина не кинулась судорожно собирать лежавшие где попало вещи из своего гардероба, не стала спешно заправлять постель, которая, видимо, простояла в таком виде целый день. Она спокойно опустилась прямо на эту постель, предложив Гурову устроиться в круглом кресле. Лев сел и сразу же утонул в его пухлых глубинах.
– Люблю мягкую мебель, – поймав его удивленный взгляд, прокомментировала Скворцова. – Вообще люблю все мягкое…
– А Костырева вы любили? – спросил Лев.
С глазами Марины произошла резкая метаморфоза. Они настолько увеличились в размерах, что ему это даже показалось нереальным.
– Костырева? – переспросила она. – А почему вы спрашиваете?
– Ну, вы сначала все-таки ответьте, – сказал Гуров.
– Это очень личный вопрос, – отводя взгляд, тихо проговорила Марина. – Наверное, я имею право не отвечать на него?
– Имеете, – согласился Гуров. – А он был мягким?
– Нет, – усмехнулась Марина, – скорее, наоборот.
– Марина Юрьевна, а давно вы его видели? – продолжал Гуров очень вежливым тоном.
– Костырева-то? – Марина заговорила нарочито небрежно. – Да уж года два, как не видела. С тех пор как он из части уволился. Э-эх… – с сожалением вздохнула она. – А ведь у нас и в самом деле любовь была! Не каждому посчастливится такую встретить.
– А почему же так долго не виделись, Марина Юрьевна? Если любовь-то?
Глаза Марины погрустнели.
– Так ведь он спился, говорят, совсем, – произнесла она. – Вот ведь несправедливость-то, а? В России и так нормальных мужиков почти не осталось, а тут еще и эти спиваются…
– Спиваются многие, – сочувственно кивнул Гуров. – А он, что же, даже не предложил вам с ним поехать?
Скворцова задумалась. Потом решила, что лучше сказать правду. Ну, или полуправду…
– Предлагал, только я отказалась. Он же пить начал сильно. Я ему говорила: завяжешь – поеду. Да где там! – махнула она рукой.
– То есть после его увольнения из части вы не виделись? – Гуров стал делать какие-то записи в блокноте.
Марина стрельнула в него глазами, но подтвердила, что нет.
– Угу, – пробормотал Гуров. – А вместе вы долго работали?
– Несколько лет… Сейчас… Значит, пришла я туда семь лет назад – вот и считайте. Пять лет работали рядом.
– Семь лет назад? – Лев сделал вид, что сильно удивлен и заинтересован этим фактом. – Значит, вы должны были знать такого офицера, Сергея Романенко?
– Помню такого, – нахмурившись, медленно произнесла Скворцова. – Только близко мы не общались. Он практически не болел, в аптеку ко мне не заходил… – Она кокетливо развела руками.
– Его убили, – констатировал Гуров, словно уточняя, известно ли это Марине.
– Да, кажется… Я как раз тогда в отпуске была, а когда вернулась, мне всё и рассказали.
– Марина Юрьевна, – отложив блокнот, улыбнулся Гуров. Он решил принять тон и манеры самой хозяйки. – Вот вы столько лет проработали в части, там к вам хорошо относились, любили… Наверняка же с вами многие откровенничали насчет той истории. Ну, про Романенко. Что вы можете сказать об этом, так сказать, неофициально?
Скворцова покосилась на блокнот Гурова, лежавший на журнальном столике, чуть подумала и произнесла:
– Да ничего. Правда, ничего. Я же говорю, меня не было. Я и не слишком интересовалась этим делом. Когда после отпуска возвращаешься, столько дел наваливается! Новые лекарства поступили; нужно было все рассортировать, записать, разобраться. Тут и бойцы косяками пошли – у кого голова болит, у кого геморрой вылез, у кого еще что… Разве мне до этого было?
Теперь Гуров ей верил. Он внимательно следил за интонациями, жестами, речью Марины. Она была не бог весть какой умной женщиной и посредственной актрисой, и он легко мог отличить правду от лжи. Вопрос с Костыревым Лев оставил на потом, чтобы выложить свой козырь в самый подходящий момент. Сейчас же, делая вид, что поверил ей с самого начала, он старательно кивал и внимательно, даже проникновенно, слушал болтовню Марины.
– Слухи разные ходили, конечно, – покачивая ножкой в изящной тапочке, рассказывала она, уже успокоенная, потому что решила, что полковник явился к ней по давнему делу о Романенко, к которому она не имела отношения. – Говорили даже, что у него какие-то драгоценности хранились, якобы из Чечни вывезенные. Брехня, конечно! Мне Валера еще тогда сказал, что никаких драгоценностей они с войны не привезли, одни ранения. Да и жил Романенко бедновато. Если бы у него и в самом деле сокровища хранились, зачем бы он продолжал в армии служить? Да бросил бы ее сразу и зажил в свое удовольствие!
– Да уж, наш народ таков, что без драгоценностей ему никак не обойтись! – улыбнулся Гуров с видом единомышленника. – Обязательно клады какие-нибудь приплетут, богатства…
– Вот-вот! – подхватила Марина. – А на самом деле, я думаю, он просто поругался с кем-нибудь по пьяному делу. Его же, кажется, задушили?
