– Народу мало, этот пожар пятничный тоже на меня повесили, – как бы извиняясь, сказал Курзяев. – Пойду послушаю, хоть я никого и не вызывал. Раз сами в управление пожаловали, то не иначе до чего-то важного додумались.
– Майор, а давай-ка мы со Станиславом тоже поприсутствуем, – обратился Лев к Курзяеву. – Очень меня этот пожар интересует. Кстати, я собираюсь сегодня с Барановым встретиться, пошли-ка вместе с нами. Глядишь, в совместной беседе и про пожар чего новое всплывет. Вот послушаем твоих визитеров и отправимся на Княжескую. Пойдет?
– Пойдет, – тут же согласился явно обрадованный перспективой такой поддержки майор.
Визитером в единственном числе оказался подполковник противопожарной службы Павел Максимович Белько. Ранним утром они с Ванюшиным сами проверили возникшую гипотезу, сравнили данные и спектральную картинку пирометрической записи с реперными таблицами. И вот он здесь. Готов познакомить господ офицеров с выводами.
Слушали его молча, не перебивая и не задавая вопросов: подполковник оказался талантливым лектором-популяризатором. Эх, где ты, блаженной памяти общество «Знание». Лишь минут через пятнадцать Гуров, приостановив вежливым жестом разошедшегося Павла Максимовича, спросил:
– Если я правильно понял, анализ фраунгофферовых линий вашей пирограммы четко указывает на то, что там, в очаге, было до черта натрия. Отсюда же ярко-оранжевый цвет пламени, особенно в начале пожара. Но почему металл? А не пачка поваренной соли? Помню, мы в детстве развлекались – сыпанешь в костер щепотку… Красиво получалось. Все, как вы сказали.
– А точно, – поддержал его Курзяев. – Или на кончике ножика кристаллик соли в горелку плиты газовой сунешь. А если медный купорос или проволочку медную – зеленый такой цвет. Тоже мальчишками были… Правда, красиво! Может, и впрямь шоферюга какой баночку с солью в бардачке оставил или огурец соленый?
– Есть некоторые отличия, – улыбнувшись, возразил Белько, – но не в них суть. Пачка поваренной соли ничего не подожжет. Хоть в воду ее сыпь, хоть в бензин, хоть еще куда. А вот небольшой, со спичечный коробок, кусочек металла…
– А металлический натрий у него в гараже откуда? – мгновенно отреагировал Станислав.
– Вам и карты в руки, выясняйте. И не просто в гараже, а в бензине, почти наверняка в том бензовозе, который всклень полный поставили в гараж около пяти вечера. Тут ведь что? – Павел Максимович сделал паузу и несколько смущенно продолжил: – Мы с Сергеичем никакие не детективы, но… Похоже, кто-то все точнехонько рассчитал. По времени. Что цистерну бензовоза в пятницу вечером никто в работу не возьмет, оставят до понедельника, тогда и начнут свою технику заправлять. Котяев давно левый бензин покупает по дешевке, вот такими цистернами, на нем и катается половина «Каравана». Да вы, майор, не хуже меня это знаете, просто за руку его ловить нет смысла, овчинка выделки не стоит, я же понимаю. – Он, помолчав, добавил: – И еще. Этот «кто-то» – то ли эрудит большой и знаком с деталями Оклахомской катастрофы тридцать девятого года, то ли сам велосипед изобрел. И если второе, так ловите его поскорее, нам такие кулибины…
– Подробнее можно? – Гуров явно заинтересовался.
– Натрий – металл мягкий, его обычными ножницами режут. И легкий, легче воды. Но тяжелее горючего, с которым, кстати, не реагирует, поэтому и хранят его под слоем безводного керосина. Безводного! А в реальном горючем, тем более в левом, вода всегда есть. На такую бандуру, какая в пятницу в гараже оставлена была, с ведро наберется.
– Так вода с бензином не смешивается! – Крячко просто не мог молчать, когда речь заходила об автомобилях и бензине.
– Вот именно, – кивнул Белько. – Пока бензовоз в дороге, пока цистерну трясет – вся вода распределена в толще бензина относительно равномерно, ну… – он некоторое время искал сравнение, – как жировые капельки в молоке, только наоборот. А когда машина постоит некоторое время, вся вода – она же тяжелее – скапливается на дне емкости, где ее поджидает кусочек натрия.
– Дальше ясно, – задумчиво произнес Гуров. – Про реакцию натрия с водой я со школы помню.
– Я тоже, – добавил майор, – эффектное такое зрелище!
– Куда уж эффектнее, – усмехнулся Белько. – Есть в Оклахоме такой городок – Талса. Когда в тридцать девятом насмерть сцепились «Экссон» и «Амоко ойл», недалеко от него рвануло громадное бензохранилище, восемь тысячекубовых емкостей с легкими фракциями. Таким же примерно макаром. Вот это, – Павел Максимович даже глаза мечтательно прищурил, – был, скажу я вам, пожар!
…Получасом позже, когда они втроем дружно шагали по направлению к барановскому «Рассвету» на Княжеской, Крячко, тронув Курзяева за плечо, сказал с изрядным ехидством:
– Печаль в душе и слезы на глазах… Это я в том смысле, что в столице такие свидетели, как этот пожарный подполковник, перевелись. Поделились бы, что ли, провинциалы! Он же тебе, считай, точную картину преступления нарисовал. Сам, без наводящих вопросов и мутоты обычной.
– Да, кстати, – подхватил Лев, – ты что, майор, дальше предпринять по пиротехнике на Воскресенской собираешься? Не секрет?
– Какие секреты – возьму за известное место котяевских левых поставщиков, Шурик с перепугу как бы на него тухлятину не навесил, мне их с потрохами сдаст, прижму водилу, прослежу поминутно маршрут этой непроливашки. Рутина!
– Вот увидишь, – убежденно сказал Гуров, – прокол будет на водиле. Или купили, или запугали, а вернее всего – отвлекли чем-то по дороге в родной гараж минут на пять-десять. Теперь вот что. С ягненочком говорить буду я, а вы, дорогие коллеги, при сем присутствовать. Молча. Что бы фигурант не блеял. И, майор, не в обиду, ты же опер не первый год! Когда я сделаю вот такой знак, – Гуров изобразил двумя пальцами левой руки что-то вроде колечка, – ты незаметно и вежливо исчезаешь. Когда операция завершится, все объясню.
– Гм-м… – несколько смущенно произнес при этих неожиданных словах Крячко. Ему стало неловко перед симпатичным майором за Льва.
– Ты, Станислав, не терзайся. Майор все правильно понял, так? Ну вот видишь! Тем более самому тебе и знаков особых не понадобится, не первый год со мной в одной упряжке. Я по-нашему подмигну, и тогда уже ты тихонько последуешь за майором, оставив меня ягненку на растерзание. А то иногда своей принципиальностью ты мне песню портишь.
– Обидеть подчиненного – дело нехитрое, – улыбнувшись, с явным облегчением откликнулся «друг и соратник».
– Но перед тем как оставлять меня на съедение нашему травоядному приятелю, подчеркиваю: совсем перед уходом, ты этак невзначай упомянешь фамилию Марджиани. Дескать, работал вот в Москве по убийству вашего земляка, Виктор Владимирович, а теперь некоторые ниточки сюда потянулись… Дескать, не знали, случаем, такого? И уходи, можешь даже ответа не дожидаться. А дожидайся меня, и я, прямо по Симонову, вернусь. Минут через несколько.
– Лев, – вступил в разговор было приумолкший Курзяев, – мы тут со Станиславом, пока тебя из инфоцентра ждали, пообщались малость. Просвети, что за НЛП такая на наши сыщицкие головы? Это как, из любого психа можно сделать? Я тогда из розыска уйду: обычных бандитов ловил, как хороший капкан, нариков тоже, но с такой публикой…
– Нет, майор. Из любого не получится. Из тебя, меня, Стаса – нет. А вот из налитого по уши дурью юнца с неустойчивой психикой – Переверзева вашего, к примеру, который Дусеньку ухлопал, а потом и сам ну очень странно скончался – сколько угодно. И хорошо, что напомнил: возьми Дорошенко под «наружку». Плотненько. Знаю, что людей нет, но ты уж извернись! Как бы в этой неприглядной больничной истории не был его хвостик! Озаботься словесным портретом Нефедова, свой рисуночек я тебе дам, но этого мало. Достань его фотографии. Попытайся объявить в розыск. Проверь все серые «Шевроле» города. Знаю, что трудно в розыск на таких-то основаниях, но это твой хлеб! Будет возможность – мы тоже подключимся.
– Во-он даже как! – Курзяев был явно ошарашен, но поверить до конца в эту, отдающую дурным триллером, страшилку, скрывающуюся за малопонятной аббревиатурой НЛП, все же не спешил.
– Эх, сыскари мы, сыскари, – чуть наигранно, однако с совершенно подлинной грустью обратился к друзьям Гуров, – серая рабочая скотинка, скорохваты… «Соседи» вот, не к ночи будь их контора помянута, нейролингвистикой еще со времен Карибского кризиса занимаются. Конечно, втихую, без рекламы. Уверен, и сами программировали, только вот нам и широкой общественности доложить забыли. А в наши бурные времена докатились сверхсекретные разработки до господ жуликов и бандитов. Грустно, однако, нам с этим жить!
– Но, Лев, – прервал его Курзяев, – я же точно уверен, объясняли нам: ни под каким гипнозом нельзя человека заставить себя убить! Да и другого тоже, если никаких реальных мотивов нет.
