Дождавшись паузы в содержательной беседе оперативника и свидетельницы, я решила сменить тактику и задала ей вопрос в лоб:
— Где вы с Зиной были восьмого марта?
— На вокзале, — не моргнув глазом ответила та, хотя еще секунду назад уверяла, будто никогда в жизни не слышала о Зине Коровиной.
А дальше рассказ ее потек гораздо более непринужденно. Я даже смогла записать его, указав, правда, девочке на то, что некоторые из наиболее часто употребляемых ею слов имеют цензурные аналоги. Она несказанно удивилась: — А как будет?
Мы с Васильковым деликатно подсказали ей, как будет, и она обещала в дальнейшем выражаться именно так, по крайней мере, в приличной компании.
В общем, Галя Зуева смогла рассказать про Зину Коровину гораздо больше, чем ее родная мать; да и видела-то Галя ее чаще, чем мамаша. У Гали родителей не было вообще, вернее — где они, Галя не знала; ее пригрели постоянные обитатели вокзала, она неплохо, по ее понятиям, зарабатывала чем могла, но, как порядочная девушка, себя блюла, дозволяя лишь оральный секс, и я не удивилась бы, узнав, что девственность ее не нарушена.
Зина же Коровина, по ее словам, была еще более нравственная, и даже орального секса себе не позволяла. Жить дома ей было невыносимо — отчим и мать избивали ее даже не за провинности, а просто за факт ее существования. Бедная Зинка ходила вся в синяках, но домой эту дурочку почему-то тянуло. Галя искренне не могла понять, почему, и неоднократно предлагала Зинке поселиться на вокзале и зарабатывать вместе, обслуживая клиентов на пару; Галя не без оснований полагала, что за групповое обслуживание они с подругой получали бы больше, чем каждая в отдельности, если учесть, что пока одна ублажает клиента, вторая может почистить его карманы — так безопаснее. Но подружка отказывалась подвизаться на ниве сексуальных услуг, деньги зарабатывала попрошайничеством, после чего с неизменным упрямством возвращалась домой.
А вот седьмого марта терпение Зинки все-таки лопнуло: она успешно наклянчила довольно приличную сумму, они с Галей выпили какой-то бормотухи за грядущий Женский день, и дурочка потащилась домой. А там мать лежала пьяной и не реагировала на любовные притязания супруга, чем последний был весьма раздосадован. Когда появилась Зинка, отчим, наверное, подумал, что так даже лучше — молоденькая падчерица вместо опостылевшей супруги. Не говоря уже о пленительной остроте ощущений: Зинка, хоть и была вокзальной швалью, как любя называли ее родители, но почему-то стала сопротивляться отчиму и кричать. За что и получила. А после того как неосмотрительно пожаловалась на отчима проснувшейся от криков и возни матери, получила, да еще и покрепче, и от нее тоже, вместе с назиданием — мол, взрослых надо уважать, и беспрекословно делать, чего они скажут.
Изнасилованная и избитая (парадокс — в родном доме с девочкой сделали то, чего она благополучно миновала на вокзале, предоставленная сама себе, среди гопников, воров и пьяниц), Зинка прибрела опять на вокзал, в одном платьишке, хорошо хоть колготки дали ей натянуть.
— Галя, а какие колготки, помнишь? — сразу уточнила я.
— Как какие? Обычные, — удивилась Галя.
— Я понимаю, что обычные — цвета какого?
— Обычного, — Галя искренне не понимала, чего от нее хотят.
— А какой обычный цвет? — не отставала я.
— Этот… Ну, вот как у меня, — Галя вытянула свою худую ногу в колготках, потерявших признаки цвета уже давно. Одно было понятно — черными колготки не были никогда.
— Но не в черных Зина была? — на всякий случай уточнила я.
— Вы что! — фыркнула Галя. — Черные же одни… эти… носят.
— Эти… кто? — заинтересовался Васильков.
— Ну, эти… Вы же сказали, нельзя так говорить… Ну, которые распущенные. Ну, слово на букву “Б”.
— Проститутки, что ли? — догадался Коленька.
Галя пошевелила мозгами, сопоставляя трудное слово “проститутки” с тем знакомым понятием на букву “Б”, которое она имела в виду, и наконец кивнула. Коленька фыркнул, а мне стало до слез жаль этих несчастных девчонок, обделенных всем, что положено детям. И особенно жалко их было из-за того, что они совсем не чувствовали себя ущербными. Может, оттого, что не знали, как должны жить их ровесники?
Но вот наконец мы добрались до кульминации. Галя поведала, что ее потерпевшая подруга две недели прожила на вокзале, наконец-то решив домой больше не возвращаться. Соответственно и школу забросила, поскольку была уж очень сильно избита и стыдилась показываться среди одноклассников с заплывшей синей физиономией. На вокзале она сидела безвылазно до тех пор, пока следы побоев не зажили; Галя безропотно кормила ее со своих заработков. Но вот наконец Зинкино лицо обрело прежний вид, и она решилась выбраться за пределы вокзала. И не куда-нибудь, а на вещевой рынок, где продавались дешевые колготки.
Надо ли говорить, что Галя вела речь о вещевом рынке возле станции метро “Звездная”? Мы с Коленькой встрепенулись и сделали охотничью стойку.
Галя рассказала, что Зина вернулась из похода довольная и счастливая, с пятью парами колготок, а главное — с деньгами, которые на покупку этих колготок были выделены. Галя удивилась: откуда Зинка наскребла на пять пар, у нее были деньги только на две пары — ей самой и Гале, которая спонсировала это мероприятие. Зинка рассказала, что на рынке познакомилась с обалденным мужиком, который так ею пленился, что подарил пять пар колготок и пригласил на свидание. Надо отметить, что сама Галя рассказывала об этом вполне обыденно, не видя ничего удивительного в том, что нормальный мужчина может всерьез заинтересоваться таким вот немытым созданием в рваном платье и спущенных колготках. Галя выразила удивление по другому поводу:
— Я ей говорю — дура, кому ты со своими тумбами нужна? Ну, с ногами такими.
— А что у нее с ногами было? — уточнил Васильков.
— Некрасивые, — с непередаваемым апломбом заявила наша малолетняя дива. — Толстые. Во-от такие, — показала она обхват Зининых ножек. — Да она вообще как тумба была.
— А чего ж ты ей предлагала вместе клиентов ловить? — удивился неискушенный Васильков, и Галя снисходительно пояснила:
— Так это ж две большие разницы. Клиентам один… этот… Ну, в общем, один хрен. А так просто, за бесплатно, кто ж позарится. Надо ж выглядеть…
Ясно было, что себя Галя полагала эталоном женской привлекательности. И в доказательство задрала свою худосочную ножку в спущенном чулке:
— Я ей говорю: вот у меня ноги, так ноги. А она наврала, что парню ноги понравились.
— А как вообще Зина выглядела? — догадалась я задать важный вопрос.
— Ну… Она такая была… Мясистая, ножки-тумбочки. Волосья, правда, ничего, такие светлые… Она их как распустит… В общем. Ничего.
Мы с Коленькой обменялись быстрыми взглядами: Зина вполне вписывалась в излюбленный тип нашего маньяка — светлые длинные волосы, плотная фигура, полные ножки. И еще становилось ясно, что для него не имеет значения степень ухоженности девушки, он одинаково клюет на домашних девочек и на грязных шалав. Кто же он такой, этот извращенец?
— Галя, Зина его описывала? — вернулись мы к теме допроса.
— А? Ну да. Говорила. Высокий, говорила, клевый, обалденный.
Мы с Коленькой опять переглянулись. Понятное дело, даже если бы он был горбатым уродом с одним стеклянным глазом, Зинка все равно расписала бы его подруге, как принца Дезире.
Мы побились со свидетельницей еще полчаса, но никаких примет, кроме пресловутого “высокий, клевый, обалденный”, так и не получили. Ни возраста, ни комплекции, ни цвета глаз, ни одежды. Ни даже того, где именно и при каких обстоятельствах он подцепил Зинку. Галя только сказала, что на следующий день ее бедная подруга, надев дареные колготки (между прочим, телесного цвета), отправилась туда же, на вещевой рынок, якобы на свидание с кавалером. И больше не возвращалась.
— А чего, правда, кто-то был? — удивлялась она, поняв из наших с Васильковым недомолвок, что ее подруга не случайно попала в лапы собственной смерти. — А я-то думала, Зинка брешет. Колготки на рынке сперла, и сочинила про мужика…
Спросив для порядка, не была ли Зина Коровина завсегдатаем лесопарка на васильковской территории, и получив отрицательный ответ, мы отпустили свидетельницу, которая, впрочем, не хотела уходить, всеми силами старалась задержаться у меня в кабинете, поскольку, во-первых, не все еще рассмотрела, а во-вторых, явно надеялась на угощение. Пришлось напоить ее чаем-с печеньем из одноразового стаканчика. После ее ухода выяснилось, что у Коленьки пропала зажигалка, неосторожно положенная им на край стола, а у меня — помада с полочки перед зеркалом. Ну да ладно.
Подсчитав потери, мы тем не менее решили, что баланс в нашу пользу. Снова выскочила станция метро “Звездная”, и из безнадежного на первый взгляд случая, без каких-либо доказательств, начала вырисовываться перспективная история с указанием на мужчину, подарившего колготки из уже знакомой нам партии. Итак, маньяк шьется на вещевом рынке и имеет доступ к товару, которым торгует фирма “Олимпия”.
